Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством

Кстати сказать, это хорошо прописано у Плеханова в тексте о Белинском [36] . Человек, который в силу совпадения ряда качеств и свойств в редчайших случаях, какие бывают в истории, оказал духовное действие на людей еще при жизни — а не постфактум, как духу более свойственно. Центральные люди влияют не только мыслями и поведением, они воздействуют сочетанием своих качеств. Отвержение всего, что образует духовное рабство людей, их самих пригибает к земле, при том что других они распрямляют.

36

Г. В. Плеханов написал целый ряд работ, посвященных оценке идейного наследства В. Г. Белинского: «Белинский и разумная действительность» (1897), «Литературные взгляды Белинского» (1897) и др.

Для меня важно, что приобщали к свободе нас люди, которые сами избрали для себя добровольную несвободу. И еще отношение центральных фигур эпохи к своим «Пилатам», Хрущеву и Горбачеву. Если развивать эту тему, напрашиваются параллели: Твардовский — Хрущев и Сахаров — Горбачев. Тут, конечно, надо бы и Солженицына ввести — смог он или не смог? Почему он, с моей точки зрения, так и не стал центральной фигурой — ни в эмиграции, ни здесь?

153. «Большевики открывают космос». Хрущевские поколения вступают во внутреннюю войну

— Когда поколения погибают, как наше, факт их гибели обращает к началу. Возникает пространство для некоторого произвола или свободы, потому что воображаешь, кем они были к моменту гибели. Гибель соединяет несоединимых.

— Смерть работает как заместитель преемственности поколений.

— Моему поколению пришлось во взрослом состоянии еще раз начинать жизнь с азов. Когда мы уже с вами соприкоснулись, многое я ощущал через вас. Не мы вас повели, а мы включились в вас, хотя не полностью растворившись в вашем поколении.

— Но и наше поколение возникло не на пустом месте.

— Да, ваше поколение не на пустом. Но если брать индивидуальные биографии, все-таки мы как поколение начинались и кончались в 1941-м. Для каждого из нас стоял вопрос, как войти в следующие поколения, которые начали совершенно другую страницу жизни. Чтобы, войдя, не потеряться и что-то привнести. Получалось так, что мы принесли свой жизненный опыт, но начинали — вы. Тогда легко было потерять надежду, и для меня было важно, что есть вы, а для вас было важно то, что существую я. Потому что остальные были как живые мертвецы.

Дело в том, что мы были уже особыми советскими людьми к тому времени, когда к действию выступил новый советский слой — жизнерадостный, непокалеченный, из людей, которым открыли возможность действовать свободно, а когда там спохватились, было поздно. Спохватились почти сразу, но все равно уже было поздно. Вам, конечно, тоже было что переступить индивидуально, через страх и что-то еще. Но нам нужно было переступать через себя. Вот наш задерживающий момент, который стал скрытым плюсом. Допускаю, что этим мы и были вам интересны.

Для нас нравственное начало всегда ставилось в зависимость от общих соображений. Для вас этическое выступало как таковое. Это очень важный момент. А далее пойдет уже включение поколений друг в друга, поколенческое перемешивание. Хотя удары следовали один за другим, на самом деле шло счастливое перемешивание. Возникали личные отношения на совсем другой почве, чем личные отношения в мое время.

Началась десакрализация сталинизма. При десакрализации уже трудно что-то вколотить. Когда нет сакральности, все видишь иначе. Помню, как повел сына на «Интервенцию» [37] Славина, когда-то один из любимых спектаклей. Он был поставлен в Вахтангова до войны, очень красиво поставлен. Какой-то воздух, остроумие, и еще этот одесский колорит. Люди подполья, французы там замечательные. Но сын смотрел на меня с удивлением — куда ты меня привел? Я посмотрел его глазами и вижу — бездарность.

37

«Интервенция»(1932), пьеса Льва Славина об оккупации Одессы войсками Антанты в 1919 году, классика советской драматургии.

Валька, мой сын, устроил первый в Москве вечер памяти Мандельштама, в университете на мехмате. На вечер приехал Эренбург, у всех после были неприятности. Помню еще знаменитую выставку в Москве при Хрущеве, где Никита ругал модернистов. Мой сын сцепился с военным, при обоюдной ненависти. Военный моего возраста кричал — мы вас всех истребим! А сын — вы попробуйте-ка нас истребить! Все мешалось, поколения надвинулись друг на дружку. Но теперь для демократов Эренбург — «прихлебатель большевиков». Конечно, Эренбургу надо было показать, что он сам из тех, о ком пишет. Но он просто недотягивал, был неглубоким человеком.

Оборвалось все очень быстро, особенно в кино. Помню, как в Доме ученых смотрели «Чистое небо» [38] Чухрая. Я очень любил его ранние вещи, но посмотрел «Чистое небо» и, выйдя, сказал спутнику — все, Чухрай кончился. Пустая лживая вещь. Потерян язык искусства, который что-то открывает. С этим впечатлением вышел из Дома ученых, перешел на другую сторону Кропоткинской. А там огромный плакат — Никита Хрущев, обнявший Гагарина одной рукой, а другой — Титова [39] . И подпись: «Большевики открывают космос». Я истерически расхохотался и, стоя на улице, не мог остановить смех. В кино наступила пауза, обрыв. А потом пришли новые люди. «Иваново детство» [40] — другой язык, который уже никого не разоблачает. Я с опозданием смотрел «Обыкновенный фашизм» [41] . Он у меня вызвал чисто отрицательное впечатление. Умозрительно понимал, что он сыграет свою роль и кому-то что-то докажет. Но как человек своего поколения я считал смешной двойную задачу Ромма — показать, что фашизм похож на сталинизм, и одновременно — что фашисты просто дурачили людей.

38

«Чистое небо» (1961), фильм режиссера Григория Чухрая.

39

Известная фотография, на которой Никита Хрущев запечатлен вместе с Юрием Гагариным и Германом Титовым на ступенях Мавзолея (9 августа 1961 года, во время демонстрации в честь возвращения Г. Титова из 25-часового космического полета на корабле «Восток-2»).

40

«Иваново детство» (1962), фильм Андрея Тарковского по мотивам повести Владимира Богомолова «Иван».

41

«Обыкновенный фашизм» (1965), документальный фильм Михаила Ромма.

154. У советского коммунизма не нашлось подлинного судьи

— Возьми эту пару — социализм и коммунизм. Коммунизм с социализмом бродили, никак с ними Мир не мог расстаться. Вся жизнь, в общем, строилась вокруг них. Ну что в них в конце концов было такого? Социализм — равенство возможностей? Но равенство возможностей нереализуемо. А чем станут люди, когда они перестанут добиваться нереализуемого? Просто оглянись сегодня вокруг…

Чем идеальней модель, тем она дальше от человека. Человек должен допускать капитальные ошибки, которые обладают непредсказуемыми эвристическими возможностями. Дело не в коммунизме как таковом. Коммунизм, если исчерпан, то он исчерпался в роли самокритики притязаний европейского человечества.

В конце концов все обернулось парадоксально тем, что выбор важней выбираемого. Речь о суверенности самого выбора, суверенности человека, способного осуществить тот или иной выбор.

Недаром мы живем в стране Россия, которая сперва повредилась умом, а потом и во всех прочих элементах существования. Вот на этом самом она повредилась — на поклонении делу. На его святости. На нравственных максималистах.

Убогость эпохи Хрущева не дала нам не только ответить на эту проблему, но заметить ее существование. Тем не менее от проблемы нельзя уйти. Передвижка затронула все идеологии и веры. И наша капитуляция пред «иного не дано» связана с тем, что у коммунизма не нашлось своего подлинного судьи.

Разговор в СССР в августе 1991-го

— Так что там с Украиной, какие разъяснения?

— Олег Румянцев выступает с речами о предателях, которые отделением ударили в спину демократии.

— Заявка «кто не с нами, тот против нас» на полном ходу — кто 19 августа не присоединился к Белому дому, тот сам соучастник путча. Почти шекспировский театр, потрясающе. Чем больше люди могут, тем они глупей. Не знаю, может быть, люди уже обречены? Наше гигантское пространство сгибает человека, и этот человек либо встанет еще раз, либо окажется между властью и смертью, в которой он опять вынужден будет погибать или убивать сам.