Третий лишний

Он сильно ревновал и не позволял ей отлучаться из дома. Если они выходили куда-нибудь вместе, то каждый выход заканчивался скандалом и руганью.

– Хочешь уйти к другому?
– кричал он, обвиняя ее в намеренном кокетстве. Чтобы Ханна не сделала, куда бы не посмотрела, Айзеку виделось, что она ищет мужского внимания. Однако когда он сам пропадал ночами, ей не отчитывался. Кто отчитывается любовнице?

Взамен Айзек баловал ее чудесными нарядами, украшениями, посещал вместе с ней кофейни или кондитерские. Если они были вне Аллентауна, посещали вместе театр, выставки и другие интересные места.

Айзек замечал сальные усмешки и похотливые глаза, которыми смотрели на его любовницу окружающие мужчины. Подобное положение льстило его самолюбию, но и раздражало, потому что надумай Ханна уйти к другому, он не смог бы ее остановить, поэтому от души радовался ее скромному пуританскому воспитанию, которое не позволяло ей думать о подобных вещах.

Ханну же охватывали отчаяние и злость, когда замечала, как на Айзека смотрят дамы его круга.

"Нужно стать сильной и покончить со всем этим. Нужно решиться и уйти..." - твердила себе Ханна, но оставить его не хватало сил. Она любила Айзека, его тело, знала пристрастия и вкусы, видела, как он смотрит на нее, и боялась потерять его. Она чувствовала себя собакой на привязи, которая без любимого хозяина сдохнет, но и жить так дальше было не выносимо. Ханна металась, чувствуя себя слабой падшей женщиной, живущей во грехе.

Сентябрьским солнечным днем, когда Айзека не было в городе, Ханна неспешно прогуливалась по городской оранжерее, расположенной в городском парке. Вокруг порхали нарядные дамы, изысканными бабочками, играли няни с детьми, бродили влюбленные пары, тайком крадя поцелуи, а она чувствовала себя старой, одинокой, несчастной. Возвращаться в пустынный дом не хотелось, потому что в тишине ей становилось ужасно тоскливо и хотелось плакать.

Минуя статую Афродиты, утопающей в больших зеленых листах пальмы уже пятый раз, она устала и решила присесть на скамейку, чтобы отдохнуть и насладиться ярким видом цветов. Любуясь солнечным светом, пригревавшим сквозь стеклянную крышу, и экзотическими кустами, Ханна задумалась и не сразу услышала, как кто-то ее окликнул. Возможно, она так бы и не заметила оклика, если бы зовущая ее не оказалась такой настойчивой.

– Ханна, ты ли это?!
– удивленный голос был юным, звонким и таким беззаботным, но услышав его, бывшая служанка вздрогнула. Голос принадлежал Лидии Марвел. Отпираться и убегать было глупо, поэтому собравшись духом, Ханна изобразила приветливую улыбку и обернулась. Перед ней стояла мисс Марвел собственной персоной.

Поездка в Филадельфию была удачной. Единственное, что ее немного омрачало, так это то, что Ханна осталась в Аллентауне. Бродить по Мейн-стрит, на которой расположились известные магазины, галереи искусства и пивные, вместе было бы приятнее.

"Посетили бы Филадельфийский театр или балет Пенсильвании, или Филадельфийскую оперу, отведали местных деликатесов... Наверняка ей пришлись бы по нраву сырные бифштексы, большие сэндвичи и горячие брецели с солью".
– рассуждал Айзек, выбирая медальон в подарок. Так уж сложилось, что каждый раз, возвращаясь домой, он всегда дарил Ханне что-нибудь с морским совершенством - жемчугом, даже когда еще жил в Блумсберге.

"Тебе понравится...
– улыбнулся мужчина, представляя, как Ханна обрадуется его приезду и кинется на шею.
– Кэтрин такой не была..."

Вспоминания о прошлом, заставили хмуриться, и чтобы перебороть раздражение, мистер Гриндл закурил. Тяготило, что приходилось оставлять любовницу одну, без присмотра. Ревность не давала покоя и засыпая, ему представлялось, что кто-то из знакомых, пользуясь его отсутствием, попытается подступиться к Ханне... Подобные мысли доводили до бешенства.

 "В следующую поездку найму детектива!" - решил он и успокоился.

Айзек взлелеивал ее для себя, научил всему, что ему нравится, и отдавать Ханну никому не собирался. Особенно было по душе сочетание в ней скромности и чувственности, отсутствие вульгарности и пошлости. Ханна сама не знала, какой была соблазнительной и привлекательной, а он всячески старался утаить это от нее, намеренно скрывая любовницу ото всех.

С Ханной было хорошо, он по своему привязался к ней, однако никаких серьезных намерений по отношению к бывшей служанке быть не могло. Любые чувства к любовнице Айзек считал пошлостью и дурном тоном. Если бы она хотя бы была из обнищавшей приличной семьи, тогда он, возможно, еще подумал... Но, увы.

Кроме того, если бы мистер Гриндл собирался жениться снова, выбрал дочь одного из компаньонов, но пока Айзек не спешил вновь связать себя узами брака. Прошлых лет семейной жизни было вполне достаточно, чтобы перестать испытывать иллюзии по поводу возможной счастливой жизни.

Расплатившись, вышел из кабриолета и постучал. Удивительно, но глухая миссис Садингтон услышала стук сразу и незамедлительно открыла дверь.

– Добрый день, мистер Гриндл.
– произнесла она, и он сразу почувствовал не ладное.

– Где Ханна?
– спросил хозяин, не услышав привычных шагов. Экономка побледнела.
– Где?!
– занервничал он и, не раздеваясь, кинулся наверх.

– Мисс Норт нет.
– дрожащим голосом отвечала женщина.
– Вчера пришла, в спешке собрала вещи и...

– Что? Какие вещи!
– Айзек от ярости стал красным. Его затрясло от гнева.

– Не знаю, мистер Гриндл! Мисс Норт ничего не говорила, но она заходила в ваш кабинет и долго там сидела, а когда вышла, была вся заплаканная, а потом...
– экономка не успела договорить, потому что дверь громко захлопнулась перед ее носом.

Айзек взволновался, что, уходя, Ханна заглянула в его тайник. Там не было много денег, потому как он привык хранить сбережения в банке, но сам факт того, что она могла сделать это, доводило до отчаяния! Он не мог поверить, что ошибся в ней.

Айзек метнулся к тайнику, но тот оказался не тронут. Выдохнув с облегчением, он заметил, как его руки трясутся.

"Неужели ушла? К кому?!" - чернильница ударилась об стену, отскочила и с ужасным грохотом упала на пол.
– Дрянь, неблагодарная дрянь!

Айзек чувствовал себя преданным, раненным в самое сердце. Он думал, что силен, выдержан, крепок, как монолит, всегда уравновешен, но оказалось, что это не так. Сердце билось, пытаясь выскочить из груди, в висках стучало. Стало невыносимо жарко. Желая выпить воды, протянул руку к графину и только сейчас заметил, лежащее на рабочем столе письмо.

Непослушные пальцы не могли подхватить листок, поэтому влажными руками он сдвинул его к краю и только потом смог поднести ближе. Буквы и слова растекались, а дрожь сбивала со строки.

Милый, Айзек.

 Знаю, после некоторых событий ты это слово не переносишь, но все же.

 Хотя нет, не просто милый, для меня ты - любимый.

Не знаю, поймешь ли меня, потому что сейчас я не могу сама себя понять. Этот шаг дается настолько тяжело, что не могу писать: слова расплываются, а руки дрожат.