Третий муж

— Там же много дней, и мы проведем их вместе, — оправдывалась я на возмущение Ники, — а сейчас мне надо побыть с отцом. Пойми меня.

Она и понимала и сердилась, досадовала и соглашалась.

— Снова переделаю ваши билеты, но учти, в последний раз. А то обижусь, — сводила она брови, а я улыбалась и уверяла, что обязательно, но после встречи нового года в кругу семьи. Ника понимала и одобряла такой вариант, так как сама знала, что уж этот-то праздник надо отмечать всей семьей.

Сергей писал мне эсэмэски каждый день постоянно утром и вечером и иногда между этими двумя пожеланиями. Звонил редко, а тем более, больше не искал со мной встреч, чему я была удивлена, особенно после его последнего разговора. Думала, что он будет настаивать на свиданиях, но он молчал и не приглашал увидеться и поговорить. Только доброе утро или вечер и как дела. А на мои вопросы как его дела, отвечал коротко и лаконично — все нормально.

— Вот такие мои личные заморочки, — усмехалась я в ответ на Никин вопрос об отношениях с Сергеем, — держит расстояние.

— Ждет, — улыбалась она, — когда ты сама к нему придешь?

— Да нет, что ты, — хмыкала я, — скорее когда дам знак приблизиться.

— А ты?

— А я боюсь новой любви, и новой боли. Надо бы передохнуть малость.

— Смотри, не забурись в одиночество. Затягивает.

— Почему? — удивилась я.

— Потому что там тихо и спокойно, но это омут, а не солнечная полянка, дорогая. Знай это. Уйдешь и заблудишься. А потом привыкнешь и не захочешь выходить, а годы идут. Глянешь, а ты уже и к пенсии близко-близко. Старость хоть еще далеко, но уже показалась на горизонте. Лови момент, пока молода, и живи на всю катушку.

Я вспомнила ее слова под новый год, когда прогремели последние куранты, и мы соединили свои бокалы с поздравлениями. Включила телефон и увидела много звонков и писем. Один и самый первый и самый настойчивый был от Сергея.

— Хочу увидеться, — сказал он, когда я перезвонила ему и поздравила всех его родных вместе с ним.

— Давай, — развеселилась я.

— Позвоню, как подойду, — ответил он с радостью в голосе.

— Хорошо, жду, — и дала отбой, — Наступил новый год, — подумала я, глядя на темный экран, — и новая жизнь. Так не буду ей сопротивляться. Будь что будет.

В ту ночь мы долго гуляли по заснеженному празднично освещенному городу, и пили из бутылки шампанское, катались с ледяных горок, сделанных специально в парках, смеялись и пели вместе с толпами наших земляков, вышедших из своих домов и оторвавшихся от обильных по новогоднему столов, окунувшись в праздничную суету на улицах. А потом был салют и разноцветные росчерки на небе, которые радовали глаза и сердца. Все кричали и поздравляли друг друга с новым годом.

Сергей тоже был возбужден и взволнован. Он не говорил мне о своей любви и даже не настаивал на поцелуях. Мы, как когда-то в юности, были на «пионерском» расстоянии друг от друга и в то же время очень близко. Он держал мою руку, и я чувствовала его тепло даже через варежку.

— Всё-таки первая любовь не забывается, — мелькала мысль, когда я смотрела в радостное лицо своего товарища.

Мне было легко и безмятежно на сердце.

— Спасибо тебе за сказку, — сказала я, когда мы прощались у моего дома, — Я рада, что провела эту ночь с тобой.

— Я тоже, — поцеловал он руку, — С новым годом, Лиза.

— С новым годом, Сережа, с новым счастьем.

— Я очень на это надеюсь, — сказал он тихо и заглянул ко мне в глаза.

Потом повернулся и ушел, не оглядываясь. Я глубоко вздохнула и толкнула калитку.

Глава 29

Новогодние каникулы, как и обещала, мы с Катюшей проводили в Москве у родных. Встретили нас радостно, и мы даже всплакнули с Никой, когда потом вспоминали прежние годы. Катюшка со своим «дядей» чуть старше ее, веселились у него в комнате и развлекались по своему, а мы сидели с подругой в ее большой гостиной и пили терпкое вино за здоровье, за всех нас и, конечно, за любовь. Новый год вызывал в нас чувство праздника и сказочность его мы все принимали с удовольствием, поэтому ничто не могло испортить нам настроения. Даже воспоминания о моем первом муже Игоре, были светлы и спокойны. Степан Петрович оставил нас поболтать тайно по-женски, и, поцеловав, ушел в свою комнату.

— Вы так и спите порознь? — удивилась я ее признанию о раздельных комнатах.

— Да, — пожала она плечами, — Как-то так вышло, что мы согласились обоюдно. Его сложные дела бывают мне тягостны, особенно по ночам, когда он или не спит, работает, или его будят телефонными звонками. Вот тогда и решили, чтобы я могла спокойно высыпаться.

— А как же супружеский долг? — я подняла брови, усмехаясь, — Или кто есть помоложе?

— Ой, да ну, тебя, — засмеялась она, махнув на меня рукой, — Скажешь, тоже. Какой молодой! Тут бы со своим справиться. Ты не смотри, что он старый, еще какой в постели. Мне хватает, да и ему уже тоже. А у тебя как с этим? Не холодит одинокая кровать?

Я усмехнулась и пригубила вино.

— Холодит. А что делать? Не пускать же кого попало под одеяло.

— А Сергей?

— Что Сергей?

— Чем не любовник. Не хорош?

— Может и хорош, да только не могу перейти черту.

— Какую-такую черту, Лиза. О чем ты?

— Знаешь, Ника, — начала я, отставляя свой бокал, — когда он меня вдруг поцеловал, я сразу и не сообразила. А потом, поразмыслив, всё взвесив, поняла, что у меня к нему только чувства как к своему однокласснику. Не могу принимать его, как мужчину, он для меня просто брат, что ли. Не вызывает трепета и интереса, а с ним и страсти и желания. И что делать, не знаю.

Она смотрела на меня с интересом.

— Никогда не испытывала такого, но может ты и права. Всякое бывает.

Мы замолчали и прекратили наш странный разговор. Потом, в кровати, под мирное сопение Катюшки, спавшей со мной рядом, я думала о нашем разговоре и вздыхала, жалея и себя и Сергея.

— Мы по жизни одинокими были и будем.

За время пребывания в Москве я посетила не только свою московскую квартиру, но и «мамин дом», где мы были так счастливы с Игорем, а потом решилась и его могилу. Туда нас с Катюшкой привез свекор. Там она впервые увидела место упокоения своего отца. По ее задумчивой мордашке, я поняла, как она взволнована. Потом, дома, она поведала мне, что «папина могила» не вызвала в ней чувство потери, и она даже расстроилась по этому поводу.

— Значит, что я не люблю папу? — и слезы показались у нее в глазах.

— Ну, что ты, что ты, — прижала я ее к себе, — Конечно, ты его любишь и никогда не забудешь. Просто ты еще так мала, чтобы воспринимать его отсутствие таким образом. Вокруг столько любящих тебя мужчин, что скрадывается нехватка отцовского внимания. Подрастешь и поймешь. А память останется.

Я понимала, что дочке трудно всё это принять. Сейчас в ее возрасте, жизнь кажется бесконечной и смерть не вписывается в ее рамки.

— Это и хорошо, — увещевала меня Ника, когда я с грустью поведала ей о состоянии Катюшки, после посещения кладбища, — по крайней мере, она не помнит отца таким, каким был он в последнее время. А потом и вовсе забудется, и зарубцуются раны в сердце. Тогда уже будут другие, — усмехнулась она, а я вздохнула:

— Да уж. Не дай Бог ей познать предательство или смерть любимого человека. Тьфу-тьфу-тьфу, — поплевала я.

— И как тебе квартира? — перевела она разговор, — Всё в порядке? Мы приглашали из клининговой компании на уборку. Да и в дом тоже.