Третья жена шейха

— Как я могу тебя уважать? Я не собираюсь делить своего мужчину с кем-либо еще! — незаметно смахиваю слезу и сажусь прямо.

— Мужчина не принадлежит женщине, Латифа. Мужчина принадлежит Аллаху. Ты не имеешь никаких прав на меня. Это ты моя собственность. Я несу за тебя ответственность. Ты должна уважать меня только за то, что я мужчина. А я еще и твой муж. Бог создал Хаву из ребра Адама, чтобы тому не было скучно. Главное назначение женщины — ублажать мужчину. Знай свое место и заканчивай истерику.

— Ты переплюнул средневековых схоластов, Мансур. В дискуссии человек ли женщина или сосуд зла мусульманские мужчины не сказали своего веского слова. Вы, несомненно, спелись бы с христианскими богословами. Я не понимаю одно, за что мне это все? Если я тебе не безразлична, отпусти меня, Мансур!

Поворачиваюсь и ловлю его взгляд. Мужчина хладнокровно выдерживает мою немую мольбу и твердо повторяет:

— Нет! Забудь об этом. Лучше подумай о своих детях. Твои сыновья ни в чем не будут нуждаться и получат лучшее образование в мире.

— А дочери будут проданы как скот кому-нибудь в третьи жены?

— Нет. Я тебе обещаю, ты сама выберешь мужей своим дочерям.

— Спасибо! — выплевываю с сарказмом. — Кстати, сколько у тебя детей?

— Пятеро.

— Зашибись!

Закрываю глаза и тру переносицу. Осознаю новую реальность. Я сижу в автомобиле посреди песков рядом с чужим человеком. Одна в чуждой стране с варварскими обычаями. Кондиционер не работает, и в машине становится душно.

Мне душно. Не могу дышать. Задыхаюсь.

— Спокойно, девочка моя! — Мансур рывком тянет меня на колени. Открывает бутылочку и заливает мне в рот воду. Захлебываюсь. Кашляю. Становится легче.

— У тебя все хорошо, Латифа! Тебе просто надо привыкнуть. Я буду любить тебя и холить. Хранить как драгоценную вазу. Поверь мне, моя луна, у тебя будет все!

Мансур лихорадочно целует мое лицо. Отстраняю его ладонью и снова пересаживаюсь на свое кресло. Душно и тошно. Я не могу находиться здесь. Лучше уйти в бурю. Может, все быстро закончится. Пробую открыть дверь, но ручка не работает.

Мужчина наклоняется ко мне, пытаюсь его отпихнуть. Что-то нажимает, и мое кресло опускается вниз.

— Попробуй поспать, Латифа! Неизвестно, сколько это продлится.

Закрываю глаза. Защитные функции организма повинуются приказу Мансура, и я проваливаюсь в тревожный сон.

Глава 34. Пустыня

Просыпаюсь от натужного рева мотора. Машина дергается в отчаянных судорогах, но не может освободиться из плена песка. Небо прояснилось и солнце шпарит. В салоне прохладно, работает кондиционер.

Поворачиваю голову и сквозь сонную дымку смотрю на напряженный профиль Мансура. Целеустремленный взгляд, сжатые губы. Самый близкий и такой чужой. Как я могла не почувствовать обмана? Мне часто казалось, что мы одно целое. И даже не возникало мысли, что он делит свое сердце между разными женщинами. Я слепая и наивная. Или просто дура.

Ясно только одно, мне противопоказано сладкое. От чужих тортов несварение желудка и немного подташнивает.

И что теперь? Как жить дальше? Господи, все вокруг были правы. И Никита, и генерал. И от этого еще противнее. Какая же я была дура. Действовала под каким-то гипнозом. Видела только Мансура и слышала только его.

— Прости, Латифа! Кажется, нам нужно будет пройтись пешком, — выплываю из своих мыслей и ловлю задумчивый взгляд.

— Ты серьезно? — растерянно оглядываю пустынную равнину за стеклом. Воздух расползается от жаркого марева.

— К сожалению, да. Можем остаться в машине, пока не сдохнет аккумулятор, но выбираться все-равно придется. Ночью в пустыне опаснее, чем днем.

— И куда мы пойдем? — заглядываю в боковые стекла. За одним барханы, за другим песок, уходящий в горизонт.

— Два варианта. Вернуться к трассе или дойти до оазиса. Трасса чуть ближе, но неизвестно, сколько будем ждать попутку. Я за оазис. Ты голодна?

После вопроса внезапно понимаю, что да. Обида требует отказаться от предложения, но взгляд в окно пробуждает тревогу и активизирует инстинкт самосохранения.

— Есть немного, — соглашаюсь я.

— Залезай назад.

Рука Мансура скользит мне под абайю, когда я протискиваюсь в щель между передними креслами. Пальцы проходятся по голени и бедру.

— Не трогай меня, — зло шиплю я.

— Латифа, тебе все-равно придется исполнять свои супружеские обязанности. Лучше сразу смирись с этим и не питай себя иллюзиями.

— У тебя две жены. Спи с ними, — плюхаюсь на заднее сиденье и злобно смотрю на Мансура.

— Ладно, пока закроем эту тему, — мужчина выставляет руки в миролюбивом жесте, — нам долго идти, не время тратить силы.

Перебирается ко мне и достает сзади корзинку с продуктами. Отказываюсь от манакиша с бараньим фаршем и беру лепешки с фалафелью. Мансур лезет в холодильный отсек и предлагает мне охлажденную собию. Отказываюсь и прошу воды.

Едим молча. Экономим силы.

Мансур вытаскивает из багажного отсека походный рюкзак. Любопытство зашкаливает. Хочется спросить, что там лежит. Но гордость не позволяет быть инициатором разговора.

Мужчина открывает передний карман и извлекает оттуда небольшой пистолет. С ужасом смотрю, как он проверяет магазин.

— Зачем это? — глухо интересуюсь.

— На всякий случай, — звучит лаконичный ответ, от которого волосы поднимаются дыбом. Даже не хочу представлять, что это может быть за случай.

Надевает мне на нос большие солнечные очки. Сверху натягивает никаб. В руку вручает бутылку с водой.

— Пей постоянно. Не экономь. Воды много.

Мансур наклоняется вперед, выдергивает ключи из замка зажигания и выходит из машины. Обходит ее и открывает мне дверь. Жар резко обжигает кожу. Не верю, что мы сейчас пойдем куда-то в пески. Это похоже на самоубийство.

— Иди за мной, Латифа, и никуда не отклоняйся, — слышу короткий приказ. Мужчина достает из машины рюкзак, обматывает куфией лицо и уверенно направляется в желто-красные пустынные недра.

— Ты уверен, что мы не заблудимся? — догоняю я Мансура.

— Я знаю этот район, — отвечает мужчина, сверяясь с компасом на часах, — иди следом, Латифа.

Как можно знать этот район? Какой-то бред. Везде песок. Какие здесь могут быть ориентиры.

Уже через пять минут чувствую жуткую жажду. В глазах начинает рябить. Поднимаю никаб и жадно припадаю к бутылке.