Три года счастья

Я заглядывал в карты — у Дьявола нет козырей

Они входят в наш дом но что они сделают нам?

Мы с тобою бессмертны — не так ли, матерь Богов?

Nautilus Pompilius - Матерь Богов.

Элайджа все еще верит.

Верит в то, что-то…

Верит, что его семья придет за ним, только вот этот яд распространяется по телу и убивает его. Медленная и мучительная смерть достойная такого монстра, как он.

А она стрит и сверкает своими голубыми глазами.

« Чтобы не случилось, не смотри на голубой свет…»

А она всегда побеждает, подберет ключ к его разуму и закрытым дверям.

А она сделает его смерть еще мучительнее.

А он уже видит кинжал в своих окровавленных руках.

А он уже слышит голос Винсента Грифенна.

— Ты еще помнишь каково это, Элайджа? Каково быть человеком? — голос Винсента эхом проносится над кладбищем, ударяя словно острое лезвие клинок в спину.

— Не совсем, если честно, — отвечает Майклсон сухо, даже не оборачиваясь.

Майклсоны не сгибают спину, мучают, калечат, лишают жизней и тонут в крови уже столько столетий, что это во имя семьи или не совсем так, скорее, во имя удовлетворения темных желаний этой бессмертной семьи. Они так жили тысячу лет и не стоит скрывать, что убийства стали частью их существования, некой дурной славой этой семьи, как и нажитые враги.

Понимает, что Хейли в сущности монстра несколько лет и не понять его, как это делала Катерина. Теперь понятно, почему, когда ему было плохо он открывал эту черную дверь и утешался.

Любовь то черная, вперемешку с алой кровь.

Этого Элайджа и не замечал.

Теперь осознал, что было в Катерине и не было а Хейли.

Хейли мечтала видеть в нем только рыцаря, героя, который всегда будет защищать ее. Катерина принимала его настоящего, ведь сама была монстром. Монстр может простить и понять другого монстра. Монстр может полюбить другого монстра.

Мучительно терять кого-то из тех, кто был дорог тебе, но мучительно терять и себя.

Яд медленно убивает.

— Тогда у тебя нет души, — Гриффит уходит быстро, спеша на помощь ведьмам, которых убил Элайжда для ритуала « Жатвы» ведь нужно было восстановить связь с предками, чтобы узнать информацию и победить Пустою.

Снова по кругу : кровь и боль.

Винсент так и не слышит, помогает подняться одной из девушек. Винсент все еще человечный. Элайджа надеется, что ведьмак не слышит :

— Ошибаешься, моя душа погребена где-то в глубине моего разума и у нее есть имя. А может, я и вовсе продал свою душу.

Между небом и землей.

Яд убивает медленно.

Этот смертельный яд медленно распространяется по венам.

У него явно нет души.

Нет.

Инаду могущественна. Она проникает в голову, находя все самое скрытое и сокровенное, и развращает по кусочку — так, чтобы казалось, что чудовище внутри невозможно укротить. Пустота поглощает. А Элайджа чувствует ее присутствие в себе, как вирус, заразу, яд как инородное тело, ломящееся за красную дверь его разума.

Но, черная дверь гораздо интереснее.

Интереснее заглянуть за запретную дверь.

Интересно ведь узнать, что скрыто в голове другого. Интересно с какими демонами борется сам Элайджа Майклсон. Мысли, мечты, все самое сокровенное, то, что утешает или выводит из себя. Все скрыто в черепной коробке одного человека, все что его тревожит и дарует покой.

Инаду открывает черную дверь.

Инаду действительно проходит в эту черную дверь.

Она, дверь, действительно приоткрывается ненадолго — Майклсону и так Пирс снилась, сколько бы он не пытался забыть и отпустить, найти утешение в любви и защите Хейли. Не вышло и она снится энную ночь подряд. А Хейли спрашивает каждое утро, как он спал, целует в губы, а у Элайджи слабость клеймом горит в карих глазах. Он точно не в порядке, только Хейли наплевать, если он не будет соответствовать ее стандартам.

Один.

Инаду видит кареглазую брюнетку, которая забрасывает нога за ногу, сидит на постели и поправляет свои кудри. Она ждет его. Только вот Пустота теперь знает и ей понятен его самый главный кошмар : Если Катерина вернется и столкнётся лицом к лицу с Хейли, то в живых останется только одна и простить он не сможет.

Инаду видеть все его страхи.

Просто не зря ее называют « Пустой.»

Видит желания и страхи.

Знает.

Зря он скрывал свои страхи : страх не защитить семью, остаться одному или то, что ему придется оплакивать одно.

Элайджа умирает и еще не до конца понимает, что происходит.

Кетрин сидит сзади его, на ней короткая, шелковая комбинация из шелка и кружева, скользит руками по его оголенному торсу, целует в ухо и шепчет :

— Мы созданы друг для друга, дорогой…

Она говорит медленно, шепча, крепко прижимаясь к нему, но почему он молчит?

Ей интересно почему он молчит, даже когда она запускает руки в его волосы, целует в шею.

Но Элайджа встает с постели, застегивает ремень брюк и пуговицы синей рубашки, поднимает с пола черный галстук.

Все же он решил нарушить свое молчание, садится рядом и смотрит в глаза. Лучше уж сказать глядя в глаза, чем пережить очередную ложь. Да и что тогда останется от его благородства.

— Понимаешь, Катерина, нам нужно расстаться, на время…

Эти слова убивают ее и он видит как ненависть затягивает ее зрачки. Не милая и покладистая кошка, что была прежде и вилась у его ног в этом придуманном Раю, только вот могла возражать, потому что это часть ее души связана с его душой.

Лучше не будет, как и худшее.

Уже ведь давно нет моды на любовь, только похоть и секс.

— Ты бредешь, Элайджа… Я тебе не верю…

Она тянет к нему свои руки, желает ухватиться за лицо, но Майклсон останавливает ее, сдерживает ее ладони своими.

— Это временная необходимость, Катерина…

— Чтобы ты мог быть с ней…

— Если за это время ты встретишь достойного мужчину, то я порадуюсь за твое счастье.

— Да, что ты такое говоришь?

— Мне пока, Катерина…

— Стой! Ты бросить меня решил?

Ухватилась за его шею, желала повалить на постель и возможно даже задушить, на глазах кривая ухмылка. Но Элайджа сильнее и сдерживает ее за запястья, подминает под себя, оказывает сверху.

— Я убью тебя и ее! Убью! Слышишь? Отпусти! Отпусти!

Она все еще пытается бороться, вырваться или сбросить его с себя, но Элайджа кричит. Впервые, что ее гнев сменяется страхом и слезами.

— Тихо! Тихо я сказал!

Найти в себе силы и посмотреть ему в глазах, коснуться губ и попытаться остановить.