Три года счастья

Откуда они взялись. Но Ребекка здесь, чтобы обнять брата и утешить. Кол здесь, чтобы сражаться.

— Звучит весело. Кровь и разрушения мне будут кстати.

— Может, тебе стоило остаться там, где ты была.

— Мне не стоило уходить. Возможно, Элайджа был бы жив…

— Или ты оказалась бы рядом с ним.

Или он прав и Ребекка с Коулом могли лежать в гробах, рядом с Элайджей.

Фрея тоже не остановится, все подготовила для заклинания и готова отправиться в разум Элайджи.

— Он мой брат. Я не остановлюсь, пока он не будет в безопасности.

Только вот Фрея не нашла брата и не может поддерживать заклинание.

Ей нужно успокоится, а Хейли предлагает себя отправить в расколотый разум Элайджи.

Хейли Маршалл его возлюбленная и знает его так хорошо, что это может только присниться.

Она хотела его узнать и узнала. Узнала того, кто был был благороден и носил костюмы.

Сейчас узнает и монстра испачканного кровью.

— Отправь меня туда, Фрея. Я могу найти его. Никто не знает Элайджу так как я.

Только вот знает ли Хейли Элайджу так, как знает другая женщина?

Нет, не знает. Знает и любит только образ, а что станет с ней, когда она увидит его внутреннего зверя?

Элайджу спасает другая женщина.

С Элайдже всегда была другая.

Кетрин знает этого зверя.

Кетрин спасает его от самого себя.

Голубой свет.

Такой яркий, странный, сводящий с ума контраст голубого света и голос.

— Зря ты остановила меня!

— Ну, я и так мертва, а ты можешь выйти сюда и столкнуться со мной, стерва…

У нее его лицо, только глаза сверкнули голубым, из одежды только брюки, лицо испачканы кровью и капли падают вниз, пачкают оголенный торс.

— А с чего ты взяла, что я это не он?

— Я знаю Элайджу…

— Нет, ты узнаешь его… Узнаешь монстра… Ты останешься здесь… Вот и наказание.

Бежать. Бежать в этом коридоре, осматривается. Бежать к красной двери, стучать в закрытую дверь. Нет, Кетрин Пирс не боится шагов за ее спиной. Не боится, когда он хватает ее и вгрызается в шею. Крики, когда смерть неизбежна. Без него все равно не сможет существовать.

Кожа и наряд белые. Ее белое платье в пол белое, с открытой спиной. Ночное небо, усыпанное звездами.

Бежать из этого коридора.

Бежать по лесу сжимая подол платья.

Босые ноги и она видит только тьму.

Здесь, в его разуме она не больше чем еда.

За этой красной дверью она ничего не значит.

За этой дверью она даже не может быть самой собой.

За этой дверью она потеряла надежду.

За этой дверью трупы невинных людей, которые стали не больше, чем едой для зверя, что рыскает здесь.

Элайджа Майклсон здесь тот самый зверь, который скрывался за красной дверью.

Сейчас Элайджа верил, что познал безумие каждой клеточкой своего тела, но эта новая грань. Тонкая, изящная, тонет в океане тёмной ткани его одеяния, поглощаемая мраком.

Тут вечная ночь и звезды.

Здесь темная реальность.

Здесь пахнет кровью и кругом трупы невинных жертв.

Его жертв.

Жертв монстра, которого он прятал глубоко в своем разуме, за красной дверью.

Этому зверю плевать, кого убить расчленить и насытиться.

Плевать, кого убить: ребенка, женщину, мужчину, пожилого человека.

Здесь орудует зверь. Зверь здесь чует кровь и запах крови ведет его.

Бежать и спрятаться от зверя.

Он, напротив, а она не моргает и затаила дыхание. Элайджа не может оторвать взгляд от женщины в белом. Белое одеяние испачкано алой кровью, у нее перегрызена глотка и видимо ему знаком подчерк. Его подчерк.

Но даже такая: бледная, с застывшем взглядом, испачканная кровью и землей прекрасна.

И как он мог погубить такую красоту?

Как?

Она ведь не заслужила такой участи.

Он ведь не спрашивал, когда губил эту красоту.

Здесь нет облегчения и Элайджа вправду думал, что здесь, в этой тьме он сможет спрятаться от всего мира и осуждений.

Она дышит.

Дышит, как только зверь скрывается среди деревьев.

Она ведь не она и жаль, что нет зеркало иначе бы она увидела бы, как выглядела Татия. Не похожа на себя, но похожа на нее с этими волосами, ведь это она смогла рассмотреть в лунном свете.

Дышать.

Спокойно и глубоко, а потом вдруг — часто и порывисто. Ей любопытно, о чём Элайджа думает в эти мгновения, когда отнимает очередную жизнь, ведь Кетрин в такие моменты предпочитала не думать вовсе.

Вот и Элайджа сейчас в бессознательном сознании и ему нужно идти в поисках новой жертвы.

На её теле — мириады отметин. И странно, что их она сама и оставила, царапаясь о крону деревьев или кусая себя, чтобы не закричать, не заплакать и не выдать себя. Он чуял кровь и пришел. Она почти дрожит от злости, осознавая, что через несколько часов Элайджа может и не оставит от нее и следа. И мысль крутится в голове — совершенно сумасшедшая, такая, что сводит лопатки.

Она из тех, кто выживает.

Нужно успокоится.

Она столько раз обманывала смерть, что этот раз все оказалось просто. Дьявольская женщина придумала идеально Дьявольский план: измазать себя кровью одной из жертв, а ее шея и так искусана, разорвана, легла рядом с трупом, не дышать и не моргать. Наверное не впервые Кетрин Пирс играть роль трупа.

Не позволит погубить себя.

— Ещё одна порция боли, — она с лёгкой улыбкой присаживается на землю. Наклоняется желает протянуть руки к горящему костру, согреться. Здесь лунный свет, тепло костра и трупы. Романтика. Не сдержавшись, сжимается, слыша крик жертвы.

Здесь темно и холодно, только лунный свет и пламя костра.

Она вздёргивает подбородок, прислушивается с затаённым испугом, когда слышит крики.

— Фрея! Фрея! Фрея!

Вскрик, взмах ресниц, и она снова зажмуривается. Хейли бежит по лесу и так отчаянно пытается призвать на помощь.

Она посмотрела в глаза, не любимому мужчине, а зверю. Элайджа не ответил и издал что-то больше похож на рык, и когда её веки поднимаются медленно — он только ударяет ее о дерево. Элайджа ударил ее, что у нее выступила кровь. Она всхлипывает, тянет воздух сквозь зубы, и слёзы, кажется, текут по щекам, но ещё она держится.