Три года счастья

На войне и в любви нет справедливости.

Нет.

А Хейли впервые так низко упала, запуталась. Она эгоистка. Если ее чувство вины куда важнее, чем Элайджа, и все, что он ей дал и чем жертвовал. Получается она желает сделать выбор в пользу Джексона.

Получается Элайджа для нее стал врагом.

А может он всегда будет кем-то одним из ролей, которые играл в ее жизни: любовник, охотник, друг и враг.

Но…

— Джек… Я не говорила тебе этого раньше, поэтому нужно сказать сейчас. Нужно было хотеть быть с тобой. Ты был прав. Но я никогда не смогу бросить Элайджу. Я не могу уйти… Я познакомилась с ним тогда, когда была напугана и одинока. Я знаю, что облажалась. Наверное, я просто никогда не видела, как должна выглядеть любовь. Но я не хочу этого для Хоуп. Я бы хотела, чтобы она тебя знала. Я хотела бы многого. Правда, я монстр тоже. Мы все делали ужасные вещи, Джек. Кроме Хоуп, она невинна, чиста. Я хочу убедиться, что она остается такой. Я знаю, что я должна делать. Я должна быть достаточно храброй, чтобы сделать это.

Фрея Майклсон даже умирая будет волноваться о своей семьи и не станет ждать, чтобы вернуть своего брата использовав силы Пустоты она ведь принесла ее брата в жертву, а теперь Фрея использует ее силы для жертвоприношения и вернет Элайджу. Она устала, отложила встречу с Киллин, но все это неважно, ведь она должна собраться с силами и вернуть Элайджу. Из всех родственников рядом с ней только Клаус и его силы тоже помогу ей. Похоже он и вправду волнуется за сестру, у которой был ужаснейшей день. Она побывала в самом страшном кошмаре, спасала Хейли и они уничтожили тело Инаду. У Фреи Майклсон был сложный день, но пришло время вернуть Элайджу.

Пора.

— Фрея, ты в порядке?

— Да, мне просто надо сосредоточиться. Пустота убила нашего брата, чтобы использовать его для собственных целей, а теперь мы используем ее, чтобы вернуть его домой.

Пора и Фрея читает заклинание, держит Клауса за руки, тушит свечу ножом окроплённым кровью Инаду. Она готова вернуть к жизни Элайджи и он возвращается. Его душа возвращается в тело. Больше нет серых вен, холодных, засохших синих губ. Элайджа только и помнит, как смотрел на нее, сидя рядом. Смотрел, как она спит на его плече. Он, кажется улыбнулся, а затем этот яркий свет и все.

Все. Он открывает глаза в реальности.

Все. Элайджа Майклсон дышит, глотает воздух, наполняет легкие кислородом.

Все. Он видел свет, а сейчас видит лицо брата и глаза полные слез старшей сестры. У нее вышло.

В это время плачет другая и он знает это, не хочет этого видеть.

Видеть слез Катерины. Она ведь проснулась от того, что потеряла опору, урала на этот пол.

Она проснулась от того, что его не было рядом.

— Элайджа.

Он ушел и она не знает, что ей останется делать. Ведь у Кетрин Пирс нет никого, кроме него и дочери.

Теперь ушел и он, а этот белый свет манит, ослепляет и поглощает ее.

*** Новая Шотландия. ***

Время умирать.

В этом небе хочется утонуть.

Раствориться в пространстве, во мраке среди звёзд, в прерывистом дыхании. В ощущении, что дарят подушечки пальцев, бездумно вырисовывая бесконечный узор на его ладони. Упасть в эту манящую глубину и даже не пытаться выплыть. Одри бы с радостью упала во тьму, толь Шон не даст, а вот стоять на балконе их новой квартиры, когда уложили детей спать стало уже традицией этой семьи. Шон допивал чай, когда Одри вышла к нему, запахнула длинный, шелковый халат цвета лаванды.

— Милли сегодня хорошо поела перед сном и только уснула. Я погасила свет, но оставила включенной радио няню.Тео я давно уложила и зря ты его балуешь.

— Я всего лишь обещал нашему сыну новую машинку в коллекцию.

— Год назад он собирал мотоциклы.

— Дети…

— Точно… Твой чай. Пей пока не остыл.

Лунные блики очерчивают лёгкую, задумчивую улыбку на тонких губах. Одри обнимает, касается губ, едва дотрагиваясь — он позволяет сегодня, даже продлить поцелуй намного дольше положенного, не сбивается на судорожный вздох. Глядит наполовину насмешливо, наполовину серьёзно, когда ты шепчешь:

— Что за прекрасная ночь.

Она жмется ближе, к боку — замёрзла совсем, и голову кладёт на плечо. Так… хорошо. Но сейчас почти можно поверить в спокойную и тихую жизнь, можно поцеловать, медленно цеплять пальцами пуговицы рубашки… На короткий миг она себя отпускает. Хотя бы в мыслях.

Столько звёзд.

На каждую загадывается — в сотый, сто первый, сто второй раз — одно и то же. Пусть всегда Шон будет рядом. Пусть просто Одри будет рядом.

Понимают друг друга и без слов.

Обнимает ее одной рукой, притягиваешь к себе, касаешься губами виска:

— Жалко, что так не всегда может быть.

Она всё так же расслабленно улыбается, держит в руках чашку жмурит веки и незаметно кивает: Жалко. Иначе было бы намного проще, и были бы счастливы, наверное и было бы вот так красиво — ночное небо и они.

В предрассветном небе звёзды медленно гаснут, пока не остаётся одна, самая яркая — Полярная. И даже когда через небосвод протягивается первый луч ещё не выглянувшего солнца, она не исчезает, а словно прячется, от солнечного света.

Она вдруг выворачивается из его рук. Больно упирается локтем в железное перила балкона и Шон видит кровь из ее носа. Задыхается.

Конец еще впереди.

— Одри, у тебя кровь из носа… Что случилось? — наклоняется, удерживает, не позволит упасть, гладит лицо пальцами — по векам, по щекам и лбу. И дыханием уже касается — совсем близко. — Ты… Ты только не теряй сознание. Прошу… Тебе плохо? Это из-за магии? Одри!

Мажет кровь по ее губам и своим рукам.

Она всё-таки растворяется во тьме, упившись этим разделённым прохладным воздухом, бледная, а его руки запутались в ее волосах, и Шон чувствует, как где-то в груди падают, меркнут умершие звёзды. И всё же неся жену на постель он ненавидит себя, но главное не напугать детей, вызвать скорую и ее слабое дыхание даёт надежду.

Горизонт наливается красным, ведь светает, хотя где-то вдалеке небо ещё даже не начало светлеть. Золотой диск, словно нехотя, выползает из-за края земли.

К этому времени Одри увезла скорая, сказав, что ему нельзя с ними, да и к тому же он не мог оставить семимесячную дочь и напуганного сына, который сквозь открытую дверь детской видел, как его мать выносили на носилках незнакомые люди, видел слезы отца, который держал на руках его сестру и о чем-то разговаривал с мужчиной и синем костюме.

Он разговаривал с доктором.

Начинается новый день.

Время жить.

Время умирать.

***

Клаус помогает брату подняться, встать на ноги. Он больше не позволит случится подобному и если будет нужно, то сам умрет, чем увидит еще раз мертвого брата. Пусть лучше он ослепнет, чем вновь переживет потерю того, кто всегда был так предан ему и не отпускал.

— Брат, ты вернулся… Прости… Мы поговорим завтра, а пока я пойду посмотрб, как Хоуп. Теперь все будет хорошо. Теперь все будет правильно.