Три года счастья

Помнит больше, чем должен бы. Помнит, как видел ее на концерте Nirvana, и зачем его вообще занесло в подобное место.

Помнит, как увидев его в толпе в Швейцарии она испугалась и поспешила исчезнуть, раствориться, думая, что он с Клаусом, а он был один и столько лет был в ссоре с братом, считая, что тот сбросил гробы с их семьей в море. Кетрин видела и знала, насколько Элайджа ценил семью и как важна связь с Клаусом, которого тот всегда спасал: от себя и его вспыльчивости или врагов.

И забывать они не будут точно все это.

Воспоминания всегда останутся с нами и стереть их, освободится от них увы, удается не всем. Если только амнезия или лоботомия.

Он убежденный феминист.

Она до феминизма докатилась, до полного отрицания существующего прав мужчин и просто играла с ними, бросала, унижала, уничтожала или просто удовлетворяла свои желания и потребности, впрочем, поступала так, как с женщинами поступали многие мужчины.

До самого предельного конца докатилась и Ада, а его убила и принесла в жертву Инаду, а ведь всегда Кетрин считала, что излишне геройство ни к чему хорошему не приводит, только к смерти.

Только Элайджа никого близко к себе не подпускал. Древний вампир, со множеством демонов внутри, который пытался быль благородный и поступать правильно.

Только не в правилах стервы Пирс впускать кого-то в свой мир.Эгоистичная вамрирша, которая потеряла саму себя отчаянно пытаясь выжить.

Только они подпустили друг друга к себе близко, царапины от ее осиных коготков, на нем заживают быстро, не боится совсем, а вот как выть с ножом в ее сердце и сирелой в его сердце, ведь вытащить не могут, не в силах. Могут только терпеть боль и жить дальше.

Поранились друг другом.

Сломались.

Они могли бы спасать друг друга, могли бы заполнить одиночество и пустоту внутри друг друга.

Кетрин Пирс — его панацея.

Кетрин его вылечила, от тоски, обыденности избавила, безнадежности, дарила тепло с поцелуем или прикосновением. Перекроил ее до сдвига, до фраз, до хруста костей, научил жить и не дрожать из-за своей безопасности, ведь он рядом и защитит.

Теперь ее нет.

— Нормально, привыкается, — пытается успокоить сам себя в мыслях.

Элайджа знает, что возможно, это новый виток его сумасшелствия. Самый яркий и, на этот раз, последний. Болезненный.

Элайджа уже принял решение для себя.

Дошел до края. Сломался. Он дышал, с треском раздвигая лопатки, Элайджа принял решение, надеясь, что в этот раз верное. Клаус должен спасти свою дочь и не позволить тьме завладеть ею. Хоуп не должна видеть все плохое, что видели Майклсоны. Элайджа должен быть сильным и в жизни рядом с Хоуп ему нет места.

— Никлаус, когда это закончится, я хочу, чтобы ты увёз Хейли и Хоуп отсюда. От всего этого.

— Ты не включил себя в это уравнение. Что бы Хейли в тебе не увидела, она примет это.

— Нет, не примет. Я не могу объяснить ей то, что она увидела, Никлаус. Кто я…

— Все забывается? — думает Ээлайджа.

Если бы ему позволили убить себя — забыть.

Катерины нет рядом, Хейли не простит и даже семье, за которую он так сражался такой Элайджа не нужен.

Не нужен с внутренними Демонами, которые поселились в его черепной коробке и никак не затихают. Он никогда не был один.

Никогда.

После этих слов сказанных брату Элайджу в тугой узел затягивается, душит, горит.

Элайджа знает, что с этой болячкой так просто не справиться, научилась преданным быть внутреннему монстр, влип в катастрофу его мечты, вера в счастье с Хейли — рухнули, сухими листьями опали. А Кетрин не ушла окончательно. Майклсон научился воспринимать, что рядом с ним, внутри, точно такой же битый зверь.

Легче не становится. Наверное, не станет никогда.

Три-два-один, ему нужно сделать этот смелый шаг. Он всегда боролся за семью, а не за себя.

Элайджа уже сломался, знает, чтобы выжить и починить ему нужна она. Ее нет рядом, она мертва, а значит ему нужно отправится в забвение. Значит, единственный выход, избавится от всей этой боли — убить себя.

Можно ли сломать Клауса Майклсона? Можно добравшись до его дочери. Пустота смогла добраться до его дочери, завладела ее телом и контролирует разум. Клаус Майклсон может и монстр, но этот монстр убьет любого, кто встанет на его пути или причинит вред, боль Хоуп — свет его надежды. Только вот попадая в разум дочери он видит голубой свет и Хоуп, которая сидит у стены и засыпает. У нее нет сил сражаться с этой силы. Только ее отец здесь и это предает ей силы.

— Я здесь.

— Пустота пришла. Я пыталась бороться с ней, но везде темнота и так холодно. Я так устала.

— Ты не должна уснуть, ладно? Ты должна остаться со мной. Ты можешь?

— Я попытаюсь.

Она останется здесь, рядом с ним и будет бороться до конца. Клаус в первую очередь беспокоится за дочь и должен помочь ей бороться с Пустотой.

— Хоуп, открой глаза. Ты не должна спать. Я расскажу тебе историю. И ты должна бодрствовать, чтобы услышать ее, хорошо? До того как ты родилась, я был совсем другим существом. Я был жестоким. Я был злым. И я бы продолжал упиваться ужасом, который я внушал другим. Но, Хоуп, с того момента, как я увидел тебя, ничего больше я не хотел, кроме как быть достойным тебя отцом. Но я боюсь, Хоуп. Боюсь, что без тебя, я вернусь к тьме. Ты нужна мне. Мне нужно, чтобы ты боролась.

— Я буду, папочка.

Она будет ради отца и Клаус успокоится только тогда, когда его дочь будет в безопасности. Хоуп — его дочь и ради нее он готов на все. Он по-настоящему любит дочь.

Честно говоря, реакция Элайджи предсказуема, когда он видит тело Хейли насаждённое на пику во дворе особняка. Он не боится столкнуться Пустотой и даже вернуться во тьму, собственно туда его и отправляет Инаду после короткого разговора.

— Как предсказуемо.

— Ты заплатишь за это.

— Я уже убила тебя однажды, Элайджа. Я не буду медлить, чтобы сделать это снова.

Книге хватало сил удержать бессмертный дух, но книга уничтожена, как и шанс пленить Пустоту и слыша это Хейли подрывается с место, уходит из особняка, ведь не позволит духу навечно остаться в теле ее дочери, не позволит злу пустить когти в сердце Хоуп. Только вот Элайджа прекрасно понимает, что Хейли — мать и в каком она сейчас состоянии. Элайджа пытается остановить ее, но не слушает и только отталкивает его.

— Куда ты идешь?

— Найти свою дочь.

— Как ты это сделаешь?