Тридцать ночей

На двенадцатый подъём его плеч, почтенный судья Лопез вошёл в зал, и мы все встали. Судья наблюдал за Хавьером, пока тот присягал "говорить только правду, и ничего кроме правды, да поможет ему Бог".

Да поможет ему Бог? Чей Бог? Кому он присягал? Правительству, которое не хочет признавать его? Как вы можете признавать слова человека, но не его жизнь? Какие удостоверения личности мы имеем, однако, как мы проживаем свою жизнь?

ICE начало своё дело: Незаконный иммигрант в течение десяти лет. Не имеет прав на получение освобождения от депортации. Анонимный источник информации упомянул о художественных принадлежностях и рамах картин. Свидетельские показания указывают на то, что он где-то работал незаконно. У него есть сообщник, который будет его укрывать. Он скроется. Он не должен быть освобожден под залог. ICE осыпало ударами Хавьера. Он порождение закона, а не природы. Не человек, чужеземец. Не подкрепленный документами, нелегал. Ни члены семьи, соучастники.

Когда ICE закончило свою речь, Бенетто занял оборонительную позицию: Хавьер приехал в страну, будучи подростком. У него есть младшие сестры, которые являются гражданами, они талантливы, но финансово полностью зависят от него. Его отец получил травму. На нём не числится досье преступника. Он вернётся на слушание. Он должен быть освобожден под залог. Тактика Бенетто была проста: вывести на первый план мужчину, сына, брата, а не закон.

Наконец-таки, всё это закончилось, и на мои барабанные перепонки сошла тишина. Черты лица судьи Лопез были непроницаемы. Он беззвучно постукивал своим карандашом по столу судьи.

Холодно... я босиком... больничный халат вздымается волнами вокруг меня... ряды встроенных в стену боксов из нержавеющей стали, дверцы закрыты.

— Иза? — тревожно прошептала мне на ухо Реаган.

Я вынырнула из своих воспоминаний, как раз в тот момент, когда голос судьи заполнил зал.

— Мистер Бенетто, есть ли у вашего клиента законное основание, которое может позволить ему остаться? Брак с гражданкой или дети?

— На данный момент нет, Ваша честь. Однако у него имеются не терпящие отлагательства обстоятельства в семье. Мы будем решительно придерживаться данного обстоятельства.

— У них у всех есть нетерпящие отлагательств обстоятельства, мистер Бенетто, но вопрос о его выдворении из страны передо мной сегодня не стоит. Мне требуется принять решение о возможности его освобождения до той поры.

— Я понимаю, что у мистера Солиса сильные связи с этой страной. Но, к сожалению, ничего из этого не даёт ему установленного законом основания для освобождения. Наоборот, эти связи делают из него подсудимого, которого не рекомендуется освобождать под залог, из-за большой вероятности, что он скроется от правосудия. У него есть причины для побега и невозвращения, если я его освобожу. Залог отклоняется. Он останется под арестом, но я назначу слушание по вопросу его депортации из страны на более ранний срок, на пятнадцатое июня. Я проверю ваше заявление о его роли в обеспечении благополучия сестёр за это время. Объявляю заседание закрытым.

Тело Хавьера резко ссутулилось, моё тело осело вместе с ним. Бенетто поднял его с места, а Реаган подняла меня, чтобы выказать честь судье. У меня не было лёгких, не было ни сердца, ни крови. Не было даже слёз. Бенетто взял руку Хавьера, Бейли следил за каждым их движением.

Наконец, Хавьер посмотрел на меня. Глаза в глаза. Я понимала, что мы видим одно и то же. Наше первое Рождество. Карнитас. Танцы. Наши нянченья с девочками. Шутки над Фейном. Картины.

Картины? ICE сказал, что источник конфиденциальной информации знал о художественных принадлежностях и рамах. Только три человека, не являющиеся членами семьи, знали о картинах: Фейн, Айден и Бенсон. Мысль попыталась укорениться в моей голове, как ядовитый сорняк, но мой разум отказывался принимать её.

Хавьер, Бенетто и Бейли начали движение в медленной процессии. Когда они поравнялись с нами, Хавьер остановился передо мной. Словно вырвавшись на волю благодаря его присутствию, мои слёзы, в конечном счете, потекли и каплями падали между нами. Я обвила его руками, игнорируя протесты Бейли. Пусть арестует меня за то, что обнимаю свою единственную семью.

— Иза, — нежно заговорил Хавьер, укладывая мою голову к себе на грудь. Он больше не пах перечной мятой и краской. Только как дом престарелых: — Не рассказывай девочкам и не привози их сюда. Они не поймут.

— Я знаю.

— И сама не приходи сюда, пока не будешь иметь на руках свою грин-карту. Пообещай.

— Что? Нет —, — я отклонилась назад, чтобы возразить, но Бенетто положил руку мне на плечо.

— Он прав, мисс Сноу, — сказал Бенетто. — Если вас будут аттестовывать, лучше перестраховаться.

— Но кто будет приходить навещать тебя? Я не хочу, чтобы ты был в одиночестве.

— Я буду, — голос Реаган был хриплый, но уверенный. — Каждый день, Хавьер. Мало ли что понадобится.

Хавьер поблагодарил её, его лицо выражало тень смущения и удивления. Затем он повернулся ко мне и взял меня за руки.

— Не позволяй им голодать, если ситуация не наладится, — прошептал он.

— Не позволю, — пообещала я.

Некоторое время он удерживал мой взгляд, а потом резко притянул меня к своей груди. Его плотное объятие причинило боль моим синякам, и я непроизвольно вздрогнула. Он заметил мою реакцию и нахмурился.

— Пустяк. Просто сглупила.

Он выглядел так, словно собирался что-то сказать, но Бенетто слегка подтолкнул его локтём. Бейли наблюдал за нами. Мне хотелось выяснить разговаривал ли Хавьер с Айденом, но я не могла сделать этого здесь.

— Пора, мисс Сноу, — сказал Бенетто, а потом всё произошло слишком быстро.

Руки Хавьера опустились, Бейли вступил между нами, и все они стали удаляться. Я бездумно пошла вслед за ними. Они задержались на мгновение в двойных дверях, и наши с Хавьером взгляды встретились.

— Люблю тебя, — произнесла я, придавая своему голосу всю силу этих слов. Любовь, которую Хавьер дарил мне, и которую я дарила ему.

— Всегда.

Двери за ним закрылись, в то же самое время, как его лицо лишилось красок жизни.

"Элиза, помни, мы меняемся при смерти..." Два металлических стола, бок о бок... белые простыни... две бледные руки, потерявшие все цвета в трупном окоченении... "Ты уверена, Элиза?..." — "Нет, больше нет. Руки совсем не такие, как у них". Я попятилась... двери передо мной закрылись.

Руки Реаган крепко обвили меня. Каким-то образом, мы оказались на парковке, в её машине.

— Кто мог так поступить? — повторяла она снова и снова. — Мог ли это быть сам лично Фейн? Ты сказала, что он был под следствием.

Я покачала головой, глядя вникуда.

— Какую тогда выгоду он может извлечь из этого, в конечном счете?

— Я не знаю — может быть, он запаниковал. Кто ещё может такое сделать?

Я попыталась обдумать её теорию, но мой мозг начал проводить параллели, которые я никак не хотела проводить. Художественные принадлежности до сих пор находились в доме Айдена; Айден настаивал, чтобы я сдала Хавьера; его обещание уничтожить всё, что может навредить мне; наводчик знал, где живёт Хавьер и его расписание; никаких связей с Департаментом Юстиции. Я ненавидела подозрения, которые формировал мой разум, так что я позвонила ему с телефона Реаган, чтобы их развеять.