Тридцать ночей

Айден, сидевший рядом со мной довольно усмехнулся, и я тут же прикрыла раскрытый от удивления рот.

— Тут так красиво, — сказала я.

— Становится ещё лучше.

Он улыбнулся и вышел из машины, чтобы открыть мне дверь. В тот же миг, как только я вышла из машины, он вновь взял меня за руку и прижался губами к моим волосам. Я подалась к нему, исподтишка вдыхая его особенный аромат. Мне надо найти способ упрятать его аромат во флакон.

Подойдя к двойной входной двери, он снова прислонил ладонь, но уже к другому сенсорному экрану. Дверь распахнулась, открывая вид на кремово-синевато-серых тонов фойе. Как только мы вошли внутрь, практически неразличимо загорелся свет. Я один раз моргнула, и всё вернулось к нормальному видению. Хмм, может быть, я вообразила себе всё это.

Придерживая меня за талию, Айден повёл меня в роскошную гостиную комнату. Едва лишь мы пересекли порог, свет вспыхнул и снова потускнел, быстро мигнув. Я повернулась к нему, желая задать вопрос, но он лишь покачал головой. Я откинула это прочь, когда мир, расположенный между небом и землей, окружил меня.

Прямо передо мной открывался вид на практически осязаемый Маунт-Худ²⁷. Преломленные солнечные лучи были моим единственным ориентиром, указывающим на то, что задняя стена, отделявшая нас от вулкана, была полностью выполнена из стекла. Я моргнула, вспомнив лекцию Дентона на тему оптических качеств стекла. Это стекло, должно быть, было самым лучшим по характеристикам — почти невидимым.

Всё, начиная с открытого камина, выложенного из отполированных рекой камней, до барных стульев на кухне, которая была размером с галерею "Фейн Арт", было сделано на заказ и было шикарным. Всё было выдержанно в светло-серых и сливочных тонах, за исключением каштанового деревянного пола и огромного размера журнального столика из мореного дуба. Цвета рек и лесов. Абстракция, недооцененное искусство, и ни единого намёка на мои картины. Было что-то умиротворяющее в этом потрясающем естественном декоре.

Тем не менее, моя первая мысль была... это не одиночество. Контролируемый минимализм слишком нарочит для этого. Изоляция. Вот что это. Я искала признаки души Айдена. На журнальном столике были сложены несколько книг. Братья Карамазовы — одна из моих любимых, стихи Байрона, роман Тима О’Брайена "Вещи, которые они несли с собой". Искупление, страсть, чувство вины, война. И поэзия. У Айдена Хейла была душа.

Мой взгляд переместился к блестящему чёрному фортепиано, скрытому за стеклянной стеной. Моё дыхание перехватило от увиденного. Не потому, что это был редкий Бёзендорфер²⁸. А от того, что стояло на нём; это была самая удивительная композиция из цветов, которую я когда-либо видела. Цветы были не в вазе — они были помещены в низкий хрустальный террариум, подобно секретному саду. Подойдя к нему, я почувствовала себя так, словно пребывала в трансе, ощущая тепло тела Айдена позади себя.

В террариуме, возвышаясь над зелёным мхом, было представлено по одному бутону, вероятно, каждого цветка, какой только возможно было купить в Портленде. Гиацинт, орхидея, гардения, пион, амариллис, калла, лилия, роза...

— Я не знал, какие твои любимые.

Теплое дыхание Айдена щекотало мою щёку. Это просто воздух — но его воздух, мои колени начали дрожать. Он притянул меня к своей груди, его губы, трепетно пульсируя, двигались от моего подбородка к уху:

— Итак? — прошептал он.

— Хмм?

— Любимый цветок?

Он поцеловал нежное местечко прямо за моим ухом. Я затрепетала.

— Умм...

Он довольно усмехнулся и отошел в сторону.

— Возможно, чересчур рано совмещать размышления с поцелуями.

Я покраснела до цвета амариллиса.

— Розы, — выдохнула я.

Он приподнял бровь.

— Розы? — в его голосе послышались нотки веселья.

— Что не так с розами?

— Ничего. Просто это чересчур банальный выбор для такой незаурядной женщины.

Мне захотелось поцеловать его — также сильно, как он целовал меня. Из-за этого я начала тараторить:

— Ну, мой самый любимый сорт это Aeternum romantica. Это сорт встречается крайне редко, так как у него практически не бывает пыльцы. Эти розы могут хорошо выращиваться в террариуме, который, конечно же, был изобретен ботаником Натаниэлем Багшоу Уордом в 1829 году...

Прекрати! Прекрати сейчас же!

Скульптурные губы Айдена изогнулись в улыбке.

— Спасибо тебе за цветы, — пробормотала я.

— А тебе спасибо за урок ботаники.

— Итак, мы можем обсудить процесс написания картины? — спросила я, дабы переключить себя со статуса "умник" на "псевдо-вожделенную музу".

Он одарил меня настоящей, с ямочкой на щеке, улыбкой.

— Да, можем. Но сначала, у нас обед по поводу твоего окончания колледжа. Об этом бессмысленно спорить, учитывая, что ты не пошла на свой выпускной, да и обед уже был запланирован.

Я сделала над собой усилие, чтобы не выглядеть изумлённой. Или не пустить слюну. Ох, эти двадцать четыре часа становились всё лучше и лучше.

— Если бы я знала, что ты будешь там, возможно я бы пошла.

Но если бы я пошла, потерял бы он настолько контроль, чтобы поцеловать меня? Вероятней всего, нет. Вот и ещё одна причина, почему всё это было великолепной затеей.

Он подвёл меня к барной стойке, и там появилась женщина в белом фартуке, с целью обслужить нас. Айден представил её, как свою экономку, звали её Кора Дэвис. Ей было под пятьдесят, у неё было милое, любезное выражение лица, и короткие тёмно-русые волосы. Она преподнесла нам на обед дикого лосося с салатом из фенхеля и яблока.

— Новая комната готова, сэр, — сказала она, и после того, как он одобрительно ей кивнул, она ушла, с улыбкой на лице.

— Новая комната? — спросила я, в то время как Айден раскупоривал бутылку какого-то вина, наименование которого было длиннее, чем целый абзац. Я не смогу его повторить, даже если ко мне приставят дуло пистолета.

Он улыбнулся.

— Да. Для твоей картины.

— Ты отвёл целую комнату для написания моей картины?

Он пожал плечами, словно это было само собой разумеющееся.

— Да.

— Почему?

— У меня есть особая идея на уме.

— Какая идея?

— Фантазия.

Его голос был нежен, но что-то в этом слове — желаемое, но никогда не осуществимое — заставило мой желудок резко скрутиться. Словно если бы он всегда был моим. За исключением того, что, невзирая на мои оставшиеся считанные дни, я хотела больше, чем просто фантазию. Захочет ли он?

— Хавьеру это понравится, — сказала я, пытаясь отвлечься от тёмных мыслей. — Это будет его первым собственным полем действия.