Тридцать ночей

— Нет. Я не скучаю по Англии. Я прихожу сюда, когда скучаю по ним.

— По своим родителям?

Я кивнула.

— Это единственное подходящее им место, которое я нашла здесь. Пошли. Сюда.

Я взяла его за руку и повела его за собой по покрытой мхом вымощенной тропинке.

— Тропинка, ведущая в наш коттедж в Англии, выглядела точно также как и эта, за исключением того, что она была всего лишь в два фута шириной, — сказала я, ощущая странное чувство, будто приглашаю Айдена не в свой дом, а в свой первоисточник.

Его наделённые сознанием глаза осматривали тропинку. Затем он притянул меня к своей груди и нежно погладил большим пальцем мою нижнюю губу.

— Почему ты приходишь сюда одна? Уверен, вовсе не потому что не можешь найти себе компанию.

— Мы все нуждаемся в таком месте, куда можем приходить и находиться в одиночестве. Ты так не считаешь?

— Да, я полагаю, что так и есть.

— У тебя есть такое место уединения, Айден?

В его глазах сразу же выстроились стены, и он перестал ласкать мои губы.

— Да, есть, — его голос был резким.

Я ждала, что он расскажет мне, где оно находилось, но он этого не сделал. Я не стала подталкивать его, несмотря на то, что готова была отдать все свои оставшиеся дни лишь бы узнать это. Такими вещами делятся только по собственному желанию.

— Тогда видимо, тебе знакомо это чувство.

Он кивнул. Я встала на цыпочки и нежно поцеловала его в губы.

— Пошли, позволь мне показать тебе остальное, — сказала я, следуя по мшистой тропинке.

— Здесь есть твои любимые розы? — спросил он, как только мы вошли в округлый "Шекспировский сад", украшенный мерцающими огоньками.

— Нет, Aeternum romantica растёт только в Восточной Африке. Почва Портленда будет чересчур влажна для неё. Я видела её только на картинках. Но однажды я видела её пурпурную розу-родственницу, когда та была доставлена в Англию для графини Уэссекской Софи³⁷. Моему отцу было дано задание выделить масло из лепестков розы, так чтобы графиня смогла использовать его, — я улыбнулась от воспоминания о том, как папа равно, как и Дентон, подпрыгивал на пятках, когда получал вызовы в королевский суд.

— Серьёзно? — сдавленно рассмеялся Айден.

— О, да. Он был довольно истощённым. Но до того как он заперся под замок для проведения работ по экстракции масла гераниол, ему удалось получить разрешение мне и моей маме на доступ для созерцания роз.

Я брела вдоль периметра "Шекспировского сада", остановившись у куста лиловой розы флорибунда³⁸. Я почувствовала, как Айден остановился позади меня, словно тень.

— Purpura romantica выглядит практически так же, как та роза, — сказала я. — За исключением её бутонов, они были меньше и пахли как мёд.

Я нежно прикоснулась к лиловым лепесткам. Пальцы Айдена накрыли мои, ощущая также лепестки под собой.

— Как твои глаза, — сказал он.

Я кивнула.

— Как и глаза моей мамы. И моих прабабушек до того времени. Я думаю, именно поэтому мой папа работал так усердно над тем, чтобы получить разрешение на допуск посмотреть те розы. Он обменял свой годовой бонус на несколько бутонов, — я проглотила волну подступающих слез. На это не потребовалось сверхъестественное усилие, как это обычно бывало: — Моя мама, Клэр, испытала верх блаженства. Она была всерьез помешана на розах — нечто, что она унаследовала от своей матери.

Я начала отходить от флорибунды, но Айден обхватил руками мою талию и притянул меня к себе. Склонив голову, он провёл кончиком носа вдоль моего горла к подбородку. Глубоко вдохнув. Затем его теплые губы впились в мои уста. Если бы я прожила даже миллион лет, я не смогла бы описать поцелуи Айдена. Поцелуй был сначала неторопливым, нежным как лепестки. Его губы и язык боролись за господство в моем рту, в тот момент, когда они объединили свои усилия, я сдалась. Мои руки безвольно обвисли на его плечах, вся ностальгия была забыта. В этом и был весь его план? Он разорвал поцелуй, улыбнувшись.

— Ты пахнешь лучше, чем эта роза, — сказал он. — Продолжай вести.

— Мне нравится твоё восприятие запаха, но половые гормоны вводят в заблуждение обонятельное ощущение. Так что как видишь, твои умозаключения неблагонадёжны.

Я взяла его за руку и последовала к "Шекспировскому" кольцу из высоких чайных роз. Его низкое горловое довольное подсмеивание развеселило ночь. Я стукнула его по носу одним из бутонов цикламена. Он улыбнулся и фыркнул.

— Всё же ты пахнешь лучше.

— Тебе бы не хотелось, чтобы моя мама услышала это. Она была рождена аристократкой — Леди Сесилией Джулианой Синклаир. Эта роза — "Ла Франс" — была самой любимой у Сесилии. Как мне рассказывали, у каждой Леди Синклаир была своя собственная именная роза.

Айден приподнял мою голову и снова поцеловал меня.

— У меня было предчувствие о тебе, — произнёс он в мои губы.

— Какое ещё предчувствие? — мои слова были больше похожи на вздохи.

Он отстранился от меня, пробежавшись большим пальцем по моей нижней губе.

— Когда я впервые увидел тебя, ты показалась такой... разрушенной. Но в тебе есть чувство собственного достоинства, словно если бы кто-то нанёс тебе пощечину, а ты подставила другую щеку. Слова "изящная" и "аристократическая" пришли на ум.

Я рассмеялась.

— Полагаю, ты первый кто употребил эти слова по отношению ко мне.

— Очень сильно сомневаюсь в этом. И мне действительно не нравится твоё самоуничижение, — его челюсть резко сжалась.

— Я — англичанка, Айден. Самоуничижение это наша национальная отличительная черта.

— Ты смогла американизировать свою речь, но не своё мировоззрение? Дело должно быть в чём-то ещё.

— Ну, вполне очевидно, я ждала мужчину, который купит картины с изображением моих обнажённых частей тела. Нет ничего более благодатного для чувства собственного достоинства женщины, которая оказалась желанна только благодаря частям её тела, — сказала я, пытаясь сохранить серьёзное выражение лица.

Он улыбнулся и снова прижал меня ближе к себе.

— А как насчёт того, чтобы быть желанной за её невыносимое отношение всезнайки?

Я рассмеялась.

— Это наследственный фирменный знак.

Я провела рукой по бутонам чайной розы, вспоминая то, как моя мама выражала папе своё недовольство в этом же вопросе.

— Так что случилось с Леди Сесилией? — подстрекал меня Айден, без сомнений полагая, что моё всезнающее отношение исходило из моей аристократической линии.

— Она сбежала с семейным дворецким, Франклином Брайтоном — моим прадедушкой. Когда скандал утих, её семья отказалась от неё и вычеркнула её имя из наследия рода. Они никогда не воссоединились. Она и Франклин, оба покинули мир, к моменту моего рождения.