Тринадцатая. Найти и присвоить

Просчитав вероятность нападения возможного врага из космоса, искин станции принял решение прекратить посылать сигнал в космос. И мы остались единственными живыми существами на многие тысячи световых лет вокруг.

Пять тысяч оставшихся в живых землян. Да, я думаю, что Земля погибла. От этого ноет в груди и хочется биться головой о перегородки станции. Но как иначе объяснить, почему она молчит? Ведь, если бы кто-то выжил, нам бы дали знать. Нас бы не бросили на орбите планеты, которой до окончания терраформирования ещё не известно сколько веков…

Численность населения станции никогда не меняется. Мы не знаем, кто такие дети. Я помню их. Они милые. Последний раз я видела их там, на Земле. Кажется… Как же давно это было?

Мы не умираем навсегда, как на Земле. Когда искин и медики решают, что очередной человек выработал свой полезный ресурс, нас… утилизируют. Никто не знает, что это такое. Мы просто исчезаем без следа. Это самая страшная тайна станции. Но потом в отсеке для клонирования вырастает новый человек. Он выходит оттуда полностью готовым к работе. Технологии переноса сознания позволяют нам помнить всё, что нужно, и отсекают все разрушающие воспоминания и эмоции. А заодно, никто из нас не может иметь детей…

Сколько раз уже клонировали меня? Я не помню. И никто не помнит. Но сейчас я думаю, что каждый раз, когда нас клонируют, у нас забирают что-то очень ценное, что-то очень важное – частичку воспоминаний, которые кто-то посчитал бесполезными. Всё чаще думаю, на сколько я отличаюсь от той, самой первой Тринадцатой? Какой была та личность? Как её звали по-настоящему. Ведь, у всех людей на Земле были имена и фамилии. Фамилия – это семья, принадлежность к роду. Быть оторванным от этих знаний – больно. Я просто Тринадцатая… Всего лишь номер в длинном числовом ряду. Интересно. Раньше меня это не беспокоило.

А ещё я думаю, что та первая я была очень смелой, раз решилась на такой полёт. И что та смерть, самая первая, и была настоящей…

– Тринадцатая, о чём ты думаешь? – Семьдесят девятая легонько стукнула меня в плечо.

– Прости? – я тут же включилась в разговор.

– У тебя проблемы с концентрацией внимания? – Семьдесят девятая внимательно всматривалась в моё лицо.

Она специально это делает. Каждый раз, стоит мне задуматься или замедлиться, и она тут как тут со своими глупыми вопросами.

Камера искина, оценивающе, тут же уставилась на нас.

– Почему ты отвлеклась от работы? – я поторопилась вернуть ей её же монетой. – Похоже, это у тебя проблемы с концентрацией. Не хочешь обратиться в медицинский отсек?

Семьдесят девятая хлопала густыми длинными ресницами, стараясь сообразить, как же мне ответить.

– Не отвлекайтесь от работы! – бесстрастный голос искина прекратил нашу перепалку.

Мы обе вернулись к растениям. Я биолог. Моё подразделение обеспечивает станцию свежими овощами, фруктами и растениями. И кончено же, мы занимаемся селекцией, чтобы всем жителям станции хватало витаминов и клетчатки. А когда Зера будет готова, мы засеем её новыми образцами, выносливыми и ещё более питательными. Это долгая, нудная и кропотливая работа.

Что ж, я подумаю о своих снах потом. Быть может, однажды я позволю незнакомцу прийти снова. Слишком сладкие его речи, слишком мягкие руки… и слишком скучная жизнь.

Глава 5.

Где-то далеко в бескрайнем космосе

Мы еле прошли через астероидный пояс и приземлились на один особенно крупный обломок, раз в пять превышающий размер нашего корабля. Звездолёт тряхнуло, как следует, и, наконец, двигатели затихли.

– Откуда здесь столько космического мусора?
– Имис снял шлем, выныривая из виртуальной реальности.

Я последовал его примеру.

– Я вообще не понял, что это было. Айда, почему ты не предупредила заранее?

– Опасности критических повреждений не существовало. – спокойно ответил искин.

Имис махнул рукой. Спорить с искином – бесполезно и утомительно. У него нервов нет, а у нас есть.

– Запускай сканирование. Нам надо знать, на сколько сильно нас потрепали обломки неизвестно чего.

– Процесс запущен.

Мы с братом подошли к смотровым иллюминаторам. Похоже, мы находимся на самом краю облака, но всё ещё следуем за ним, внутри него.

Скорее всего, столкнулись две планеты. Некоторые обломки потрясают своими размерами. Наш звездолёт по сравнению с ними – жалкая крошка. Надо поскорее убираться отсюда, но сделать это мы сможем не раньше, чем искин оценит потери от нескольких довольно ощутимых столкновений и целостность обшивки.

– Входящий вызов по межгалактической связи. – снова ожил подлый искин.

– Кто? – тут же помрачнел Имис.

– Глава службы специальных расследований Альянса.

Я застонал. Только этого не хватало! Тут же пришлось взять себя в руки.

– Ответь на вызов.

Искин развернул интерактивный экран, и с него на нас глянул недовольный мужчина в официальном кителе. Как всегда, он пронзал нас обоих колючим взглядом. Да, мы - недостойные сыновья. Так получилось. Бывает.

– И где теперь вас носит? – начал глава службы сразу с основного вопроса, не размениваясь на всякие глупые приветствия.

– Добрых тебе космических лет, отец! – я попытался выдавить улыбку в ответ.

– Я задал вопрос, Райд! Вы нужны мне дома. Оба! Сколько я могу за вами гоняться?! – закипает он с пол-оборота.

– Как только, так сразу, отец. – влез в наш разговор Имис, и успокаивающе положил руку мне на плечо.

– Ты вообще не имел права покидать дом! – как всегда, взорвался отец и ткнул в него пальцем. – Тебя невеста ждёт! Вы оба – безответственные оболтусы! Быстро домой!

Если бы он мог, стукнул бы нас лбами. Хорошо, что он далеко.

Мы с братом дружно закатили глаза. Вот так и происходят наши с отцом разговоры.

Уже много лет ничего не меняется. Он – давит, мы смываемся из дома. Иногда он пытается нас остановить, как и в последний раз. Но нам всегда удаётся улизнуть. Недаром мы – самые лучшие тестировщики систем безопасности и охраны. Мы досконально знаем особенности всех видов вооружения, даже запрещённого, систем наблюдения и, конечно же, можем взломать всё, что нам заблагорассудится. Особенно это хорошо получается у Имиса. Для него влезть в электронные мозги чего бы то ни было – раз плюнуть. Но я тоже не промах. Тут отцу и повезло, и не повезло одновременно. И чего больше – он ещё сам не определился.