Триумф поражения

— И что случилось? — осторожно спрашиваю я.

— Жизнь не дала мне второго шанса, — просто и спокойно отвечает на мой вопрос старая женщина.

— Вы считаете, что это мой шанс? — и я замираю, ожидая ее ответа.

— Странно, что так не считаете вы, — Дарья Владиленовна внимательно смотрит на меня своими умными глазами. — Я знаю, вы честны, щепетильны и откровенны. Хорошо представляю, какие противоречивые мысли ходят в вашей голове. Это прекрасно, что вы сомневаетесь и не хотите быть причиной несчастья другого человека. Но это не тот случай…

— А какой это случай? — продолжаю сомневаться я.

— Счастливый, моя дорогая, счастливый, — Дарья Владиленовна встает и, поцеловав меня в лоб, уходит к лифту.

Я перебираюсь в кресло и долго, медленно, маленькими глотками пью в темноте остывшее молоко.

— Сегодня возвращается Холодильник! — сообщаю я Ленке за нашим совместным традиционным завтраком по скайпу.

— О! Он не выдержал! — громко радуется подруга. — Всего лишь сорок пятый день! Сдался, миленький! Я же говорила!

— Ты не так говорила! — спорю я с Ленкой. — Ты говорила, что сила его чувств так велика, что он готов терпеть два месяца.

— Вот! Поэтому и не вытерпел! — изящно выворачивается Ленка. — Ну, скажи же, что ты соскучилась!

— Ни капельки! — возражаю я, вспомнив спокойные шесть недель. Да, скучноватые, да, длинноватые. Но спокойные!

— Врешь! — закругляет разговор Ленка и отключается.

Утро следующего дня начинается с приказа о моем увольнении.

— Что попросил? — нахмурив брови, переспрашиваю я у Риммы Викторовны.

— Александр Юрьевич только что попросил приготовить проект приказа о вашем увольнении, — хихикая, повторяет Римма Викторовна.

— Это так смешно? — удивленно спрашиваю я.

— Конечно! — кивает головой секретарь Хозяина. — По условиям передачи агентства в руки Климова-младшего Климовым-старшим наложено вето на увольнение всего старого кадрового состава. Список из двадцати человек. Начинается с Павлы Борисовны, дальше все Карповы, а потом сразу ты, Нина. В первой пятерке.

— Холо… Хозяин это знает? — вздыхаю я.

— Знает, конечно, — продолжает хихикать Римма Викторовна.

— Приглашает меня в кабинет? — догадываюсь я о причине такого приказа — ему надо заманить меня к себе под деловым предлогом. Мог бы просто вызвать. Я же его арт-директор. Что за игры?

— Нет! — отрицает Римма Викторовна. — Наоборот, просил тебя его не беспокоить.

— Меня?! — не верю я в услышанное.

— Да. Так и сказал, Симонову-Райскую пока ко мне не пускать, — подтверждает Римма Викторовна, перестав смеяться.

Вылетаю из своего кабинета и влетаю в его, преодолев расстояние за пару минут. Холодильник сидит за своим столом и перебирает какие-то бумаги. Хлопаю дверью от злости и раздражения. Он медленно поднимает на меня глаза, равнодушно-карие, спокойные.

— Я вас не приглашал, — резко говорит он, вставая из-за стола. — Даже специально попросил, чтобы вы пока не приходили.

— Что за глупости с моим увольнением? — выдыхаю я, забыв и вспомнив, какой он… внушительный, красивый, сильный.

Александр Юрьевич похудел и, если можно так говорить про мужчину, похорошел. И он был… Глазам не верю! В розовой рубашке!

— Что это? — задаю я второй вопрос. — Что с вами случилось?

Холодильник хмурится и непонимающе смотрит на меня.

— На вас розовая рубашка! — обвиняю я.

— А на вас голубой костюм! — отвечает мне Холодильник. — В чем ирония?

— Вас опоили, заколдовали, пытали? — не верю я своим глазам. — Вы не могли добровольно надеть рубашку такого цвета.

— Мог и надел, — сухо отвечает на мои эмоциональные крики Холодильник. — Эту рубашку мне подарила моя невеста. Мы сегодня идем на важную встречу и должны быть в одном… цвете. Для Светланы это важно.

Мне напомнили про невесту. Поставили на место. Что ж… Постою.

— Черт с ней, вашей рубашкой! — ругаюсь я неинтеллигентно. — Что за бред с моим увольнением?

— Почему бред? — терпеливо-равнодушно отвечает Холодильник. — Я послал запрос отцу. Вдруг он не откажет?

— За что? За Тарасовых? — догадываюсь я. — Вы просматриваете бумаги по моему последнему проекту?

— Послушайте, госпожа Симонова-Райская, — спокойный голос Холодильника пугает и раздражает одновременно. — Вы уже разводили господ Тарасовых. И сводили. Теперь заново? Они шизофреники, которым доставляет удовольствие сходиться и расходиться.

— И что? — бешусь я. — Галина Ивановна и Степан Ильич — наши постоянные клиенты. Не наше дело, сколько раз они будут сходиться и расходиться. Наше дело — провести праздник так, как его не проведет ни одно агентство города.

— Я знал, что у вас сбиты самые важные морально-нравственные ориентиры, — пожимает плечами Холодильник и показывает свой знаменитый жест на выход.

— У меня?! — я почти теряю дар речи. — Это мне говорит человек, который ежедневно склонял меня к близости при живой невесте? Преследовал? Шантажировал? Угрожал? Запугивал?

Холодильник едва заметно морщится и не отвечает.

— Кстати, рубашка отвратительная! — бросаю я, гордо выходя из кабинета начальника.

— Это не он! Это кто-то другой! — раздраженно рассказываю я Димке и Костику, с которыми сижу в нашем кафе и пью кофе.

— Не торопись с выводами, — задумчиво говорит мне Димка. — Ты ж не знаешь, где он был и что делал.

— Не знаю, но точно не на передовой! — машу я на Димку руками. — Он в розовой рубашке!

Оба молодых человека смотрят на меня пораженно.

— Розовой? — переспрашивает Димка. — Ты, мать, ничего не перепутала?

— Мерзко розовой! — подтверждаю я.

— Это серьезно! — присвистывает Костик.

В кафе спускается Павла Борисовна.

— Нина, вы только не волнуйтесь, но Александр Юрьевич не подписывает договор с Тарасовыми. Я ничего не могу сделать!

— Дежавю какое-то! — бормочу я, забирая у Павла Денисовича поднос с кувшином гранатового сока и двумя стаканами.