Триумф поражения

Друзья молча смотрят на меня и не пытаются возражать.

— Будем надеяться, что Александр Юрьевич из тех, кто не мстит женщинам, — выражает мою тайную мысль Костик.

— Вот увидите! — Ленка показывает нам язык. — Это любовь. Внезапная. Сильная. Крышесносная. И он не знал сначала, что с ней делать. А теперь знает и не отступится.

— Вот это и пугает! — сознаюсь я друзьям.

— По твою душу! — смеется надо мной Костик, показывая на вошедшего в бар Матвея.

— А этот тебе нравится? — пытает меня Ленка, пока Матвей, высмотрев наш столик, двигается к нам.

— Нравится, — киваю я подруге. — Но сердце не ёкает. И я не влюблена.

— Печально это слышать, — сетует Матвей, услышавший мои последние слова. — Просто нож в сердце, милая!

— Как вы нашли меня здесь? — подозрительно спрашиваю я.

— Ну… выбор у меня был небольшой, — подсаживаясь к нам за стол, рассказывает Матвей. — Агентство, дом, бар.

— Я могла уехать к родителям, — ворчу я на Дежурного.

— Могла, — миролюбиво соглашается он. — К ним бы я, конечно, не поехал. Нина, у меня есть билеты на премьеру в мюзик-холл. Завтра вечером. Не хотите сходить?

— Не хочу! — традиционно отвечаю я.

— Я хочу! — вмешивается в наш разговор Ленка. — Меня поведете?

Матвей с интересом смотрит на нее, потом говорит:

— Легко! Но только вместе с Ниной!

Ленка больно пихает меня в бок локтем.

— Хорошо! — угрюмо соглашаюсь я. — Но только ради Ленки.

В полдень следующего дня в холле агентства многолюдно. Мы ждем приезда Юрия Александровича. В баре накрыты фуршетные чайно-кофейные столы. Холодильник в черном костюме, белой рубашке и лиловом галстуке стоит с Прохором Васильевичем возле лифта на центральной лестнице и не обращает на меня никакого внимания.

Сегодня я тщательно подбирала одежду: на мне приталенное серо-голубое платье до колен и черное болеро без пуговиц. На нем изысканно смотрится прабабушкина серебряная брошь с бирюзой. Это булавка, к которой прикреплена виноградная гроздь и тончайшие серебряные листья. Только на накладку серо-голубых теней я потратила полчаса. Волосы забрала в низкий хвост.

— У тебя глаза сегодня какие-то генриеттовские, — шепчет мне Димка, лично знающий родительскую кошку Генриетту. — Аж мурашки по коже! Меня айтишники Костиковы спрашивали, не линзы ли у тебя. Глаза, не поймешь какие, зеленые или голубые…

— Голубо-зеленые, — вежливо отвечаю я, отмечая про себя, что мои предположения о болезни Холодильника не беспочвенны. Ну, почему он такой похудевший?!

— А почему не зелено-голубые? — удивляется Димка.

— У Генриетте в метрике написано голубо-зеленые, — смеюсь я.

— Вот у Светланы они просто голубые, нежные, спокойные. А у тебя не глаза — звезды! — философствует Димка.

— Да ты поэт! — продолжаю веселиться, невольно поглядывая на Хозяина.

И в одно из таких вороватых подглядываний встречаюсь с ним взглядом. Холодный карий омут нагревается на глазах до теплого темного меда. Пространство вокруг меня теряет четкие очертания, смазывается, расплывается и начинает плыть по кругу. Теплый мед берет меня в сладкий плен, я чувствую, как увязаю в нем всеми своими лапками. Вот что значит голод! Вчера не смогла поужинать — не было аппетита. Сегодня не завтракала — проспала и долго собиралась. Других причин так реагировать на взгляд Холодильника не вижу.

По радостному шуму догадываюсь, что приехал Старый Хозяин. В холле появляется он, помолодевший, загорелый, подтянутый. Вскидывает обе руки в знак приветствия. Направляется к сыну под громкие аплодисменты, но резко останавливается, увидев меня.

— Доченька! — Юрий Александрович распахивает руки, предлагая его обнять, что я с удовольствием и делаю.

— Всё хорошо? — шепотом спрашиваю я его на ухо.

— Всё прекрасно! — заговорчески шепчет мне в ответ мужчина. — Сколько раз уволена?

— Немного. Не больше пяти, — ласково смеюсь я, чувствуя радость в отеческих объятьях.

Холодильник смотрит на нас не отрываясь. Юрий Александрович отпускает меня и поворачивается к сыну. Тот делает несколько шагов отцу навстречу. Мужчины тепло пожимают друг другу руки, но не более. Никаких объятий.

— Ты один? — вместо приветствия звучит вопрос сына.

— Нет. С Кристиной, — ответ отца, который с удовольствием смотрит на входящую в холл красивую молодую женщину в коротеньком розовом плаще с крупными зелеными цветами и в лакированных зеленых туфлях на фантастической платформе. Яркая блондинка с тщательно уложенными локонами и идеальным естественным макияжем. Кристина выглядит лет на двадцать, хотя я знаю, что ей точно тридцать.

— Добрый день, Кристина Григорьевна! — слегка склоняет голову Холодильник, усмехаясь.

— Саша! Здравствуй! — Кристина протягивает руку, как светская дама, для поцелуя.

Холодильник вежливо пожимает ее, не поднося к губам. Серые глаза Кристины щурятся. Опустив длинные ресницы, она быстро стреляет острым взглядом в мою сторону.

— Дорогие мои! — Юрий Александрович обращается ко всем. — Я так рад вас всех видеть в агентстве! Я не смог быть так долго вдали от вас. Павел Денисович по моей просьбе организовал фуршет. Я хочу, чтобы вы приятно провели время. Приглашаю вас отметить и мою свадьбу, и мое возвращение. Объявляю сегодняшний день нерабочим!

Под радостно-удивленные возгласы сотрудников охрана Прохора Васильевича вносит три коробки шампанского. Юрий Александрович с сыном и Кристиной идут к лифту. Старый Хозяин оборачивается ко мне:

— Ниночка! Прошу вас с Павлой Борисовной ко мне… к Александру Юрьевичу в кабинет.

Когда мы с Павлой Борисовной через пять минут приходим в кабинет Холодильника, то видим накрытый роскошный стол. На шесть человек.

— Зачем мы? — шепчу я Павле Борисовне.

— Не знаю, — одними губами отвечает она.

Не успеваю я подумать, кто шестой, как Прохор Васильевич приводит в кабинет Светлану Кирилловну.

— Вот и все в сборе! — довольный Юрий Александрович усаживает за стол сначала Павлу Борисовну, потом Кристину. Для меня и Светланы стулья одновременно выдвигает Холодильник.

Несколько минут все разглядывают друг друга, не произнося ни слова. Юрий Александрович смотрит на меня и Павлу Борисовну. Светлана и Кристина смотрят на Холодильника. Холодильник на отца. Я, разглядев всех, смотрю в пустую белую тарелку.

— Любимые мои! — Юрий Александрович улыбается мне и Павле Борисовне. — Я принял решение весь бизнес передать сыну. Это вам уже известно. Но… недавно принял новое решение. Наше агентство я всё-таки оставляю себе.

Павла Борисовна эмоционально всплескивает руками. Мои губы сами собой растягиваются от уха до уха, но сердце почему-то тяжелым камнем падает куда-то вниз. Светлана радостно улыбается. Кристина равнодушно оглядывает всех. Холодильник выпрямляется и встает, резко отодвинув стул.