Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)

Но порой кажется, что лучше быть изгоем, чем оставаться наполовину отвергнутым. Когда ещё не выгнали, но уже не принимают. Когда оставили у рода, но не в роду.

Именно так чувствовали себя алодьские дружинники, примкнувшие к отряду белозёрского князя. От осознания того, что воинство чужое, а «уродами» останутся лишь до прибытия в Новгород, легче не становилось.

Белозёрцы косились, отпускали обидные шуточки. И в дороге, и на привалах старались держаться подальше. Даже дичь, подстреленную Розмичем и Ловчаном, принимали неохотно. До готовки алодьских вообще не допускали.

А вот кульдея, несмотря на бабьи обноски и иноземное обличье, принимали охотно. Слушали рассказы о житии Христа и святых, подтрунивали как над равным. Кульдейская причёска — обритая наполовину голова и куцый хвост рыжих волос — вызывала у воинов особый интерес. Над раздвоенной бородой Ултена, больше похожей на рога, торчащие из горла, тоже похохатывали.

После того как Ултен рассказал белозёрским о диаволе и чертях, у которых рога, как у козлов, растут, его борода подверглась ещё более пристальному вниманию. Какой-то умник заключил, дескать, кульдей нарочно рога наоборот растит, чтобы с диаволом не перепутали. Только скотт шутку не оценил, обиделся.

Сама дорога, как и ожидалось, простой не была. Большую часть времени следовали по охотничьим тропам, вереницей. Иногда приходилось прорубаться сквозь густой лес, ведя лошадей в поводу, а счёт переправам через мелкие речушки ещё в первый день потеряли.

Редко выпадали им добротные, утоптанные дороги. Да и как «добротные»? Кочек и колдобин на них без счёту — только и успевай следить, чтобы лошадь ногу не повредила.

В селеньях дружину встречали неохотно и разместить всех по избам, конечно, не могли. Прокормить столько воинов селянам трудновато было. Осенний лес кормил куда щедрее. Отожравшиеся к зиме звери и птицы едва ли не сами под копыта бросались. Одного зайчишку Розмич голыми руками взял — тот нагло спал под кустом, к которому воин по естественной надобности отошёл.

Лошади тоже не жаловались — хоть летние денёчки и отступали под напором осенин, трава оставалась зелёной, сочной. Да и зерном лошадок подкармливали не скупясь. Князь распорядился отдельно.

На привалах для алодьских дружинников наступало время безделья, а вот белозёрцам ничегонеделанье только снилось. Пока одни готовили костры и ужин, другим приходилось сходиться в шутейных поединках. Князь Полат самолично гонял воинов, распугивая зычным голосом не только зверьё, даже лешаков и нечисть.

Розмич пристально следил и за самими поединками, и за князем — что-то было не так, а что — непонятно.

Бились Полатовы люди сносно, но слишком уж рьяно. Будто мечи в руки взяли не для того, чтобы воинский навык освежить, а дабы к настоящей битве приготовиться. Розмичу даже почудилось на мгновенье, не на вече князь идёт. И считаться с Олегом не словами хочет, а железом.

Но быть такого не могло. Ну совсем никак!

Олег Полату родич. Пусть не по крови, но всё-таки. Старшая Полатова сестра Олегу любимой женой приходится. И дитёнок от неё — Херрауд.

Родовые узы людей крепко связывают, до могильного камня. Сильной роднёй гордятся и хвастают, потому как такая не только в радости, но и в горести не оставит. На помощь придёт, только позови. Разногласия, если возникают, словами решать принято — неужто родня и не договорится?

А ещё все знают: дружина у мурманина Олега самая сплочённая и умелая. Выйти против неё меньшим числом только умалишённый самоубийца решится.

Так что напасть на Олега Полат никак не может.

Тем более о каком нападении можно говорить, если о приходе Полата в Новгород всем известно? Да и сам Новгород — не курятник посреди поля, а город с высокими, прочными стенами. В нём нынче и народа тьма: и Олеговы дружины, и Велмудовы, да и новгородские вояки никуда не делись.

Нет, воевать Новгород бессмысленно! А Полат совсем не дурак, понимает это получше Розмича. Что он со своей полусотнею против тысяч?

Но тогда в чём же дело?! В чём причина столь яростных учений? Показать союзникам свою удаль, прославить Белозеро в глазах ильмерцев и остальных?

Это как раз очень на истину похоже. Какой человек откажется от возможности похвалиться перед другими? Вон, даже смиренный монах Ултен и тот хвастает без умолку!

Чем дольше Розмич присматривался к Полату, тем чаще вспоминал Рюрика. Внешне Полат если и похож на отца, то только глазами. Зато повадками, умением держаться — вылитый Рюрик.

Тот же хищный оскал, если вставший против него поединщик напирает и теснит. Яростный рык, если противник сдерживает собственные удары, боясь причинить князю вред. Снисходительный кивок в ответ на предложение первым отведать походную стряпню. Высокомерный взгляд тому, кто намекнёт-де: в походе не так удобно, как в княжьих палатах — может, ещё лапника для подстилки порубить, чтобы тебе помягше было? И расчётливая, деловая строгость всем, кто вышел биться в потешных поединках.

Хороший князь, как ни посмотри. А с годами вдруг и отца превзойдёт…

Но вот ближайший соратник Полата приязни у Розмича не вызывал…

Низкорослый боярин со светлыми, почти прозрачными глазами присоединился к отряду на выезде из города. Богатством одежд он лишь чуточку уступал князю, а в высокомерии мог запросто переплюнуть воеводу Дербыша. Розмич сразу определил в боярине вепса. Сопровождавшая его полудюжина воинов тоже доверия не внушала.

— Это Арбуй [48] , дядька Сулы, — пояснил Ултен, успевший изучить княжий двор Белозера вдоль и поперёк. — Он ближе всех к князю, и… — кульдей осёкся, скорчил страшную рожу.

48

Арбуй — жрец, колдун, чародей. Заимствованное из фин. — угор. «прорицатель, предсказатель». Здесь — имя собственное. Ср. др. — русск. — «арбую, арбовати» — «справлять языческое богослужение».

— Что? — подтолкнул Розмич.

Священник придвинулся, прошептал:

— Поговаривают, колдовать умеет. И будущее предвидит.

О своём отношении к колдовству Ултен поведал ещё в прошлом походе. Но тогда рассуждал и осуждал открыто, гневно потрясал кулаками. Теперь же кульдей будто стеснялся этих суждений или боялся.

Арбуй не обращал на скотта никакого внимания. На Розмича с Ловчаном — тоже. Только однажды Розмич встретился с боярином взглядом — неприятно, будто в клейкий кисель вляпался. И как это только Полат с ним уживается?!

…К середине второй седьмицы алодьские дружинники начали прикидывать — как бы отпроситься у князя вперёд. Продолжать путь вместе с белозёрским воинством попросту тошно.

Единственный, кто не чурался Розмича с Ловчаном, был кульдей. Но ему вроде как положено, друг всё-таки и сообщник, заодно — дозор-то вместе расшвыривали! И всем троим с рук такая наглость сошла. Пока. Остальные участники похода оставались глухи и слепы. По-прежнему не стесняясь, показывали алодьским спины, одаривали презрительными взглядами и фырканьем.