Трое шведских горных мужчин

— Я надеялась, что ты это сделаешь.

Он свирепо смотрит на меня, быстро снимая пальто, затем слои свитеров и термокостюмов под ним. Я окидываю взглядом его обнаженный торс, упиваясь видом его крепкого пресса и толстых, мускулистых рук.

— Также ты всегда можешь снять штаны, — подбадриваю я, мой взгляд скользит к его боксерам. Я думала, члены должны сжиматься, когда холодно. Но кажется член Коула бросил вызов законам физики. — Я была бы не против.

Он игнорирует мое откровенное приглашение, проскальзывает под одеяло и раскрывает объятия.

— Вот, — хрипло говорит он. Я послушно прижимаюсь к нему, и он притягивает меня ближе, его грудь прижимается к моей спине. Я чувствую, как его вздох облегчения скользит по моим волосам, когда он немного расслабляется.

— Мне очень жаль, — говорит он после нескольких ударов сердца. — Что я был таким мудаком по отношению к тебе.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты думала, я назову тебя идиоткой за это? За то, что тебе было страшно и больно? — Его голос мрачен. — Должно быть, я действительно дерьмово относился к тебе.

— Просто следую шаблону, — бормочу я.

Он качает головой.

— Я был слишком суров к тебе с тех пор, как мы встретились. Я должен был больше доверять тебе. Мне очень жаль.

Я делаю вдох.

— Ты так поступал из-за Джоанны?

Он напрягается.

— Что?

— Ребята рассказали мне о ней. — Я делаю паузу. — И о Рикарде.

— Они ничто, — выплевывает он. — Они не имеют значения.

Я поворачиваюсь так, чтобы мы были лицом друг к другу. Мои груди прижимаются к его мускулистой груди. Он закрывает глаза, когда выпуклость в его боксерах трется у меня между ног.

— Это неправда, — тихо говорю я. — Ты можешь сказать мне.

— Похоже, ты уже знаешь эту историю.

— Не от тебя. Я полагаю, ты лучший человек, который может рассказать об этом. — Он ничего не говорит, и я поднимаю бровь. — У тебя есть дела поважнее?

Он рычит. Я чувствую звук, грохочущий в его груди, и прижимаюсь еще ближе. Он автоматически обнимает меня крепче и вздыхает.

— Рассказывать… особо нечего. Когда мы встретили Джоанну, она словно околдовала нас всех. Было очень дерьмово, когда она обручилась с Ривеном, но я не мог злиться на него за то, что он хотел остепениться с ней. Я бы так и сделал, если бы она попросила меня вместо него. — Он сглатывает. — Но когда она рассказала мне о ребенке… все изменилось.

— Ты любил его.

— Я был отцом, какое-то время. Или я думал, что был. — Он сжимает мою руку. — Самая трудная часть, это была не потеря женщины, которую я любил, это даже не потеря ребенка, это была потеря… — он умолкает.

— Семьи, — тихо говорю я. — Какое-то время у тебя была семья. — Действительно странная, где мама его малыша была замужем за его лучшим другом, но все равно семья.

Он ничего не говорит.

— Это нормально расстраиваться, — говорю я ему, поднимая лицо, чтобы посмотреть на него. — Жестоко, что ее у тебя отняли.

Он пожимает широкими плечами.

— Что есть, то есть.

— Как философски. — Я толкаю его. — И что же? Поэтому ты был так враждебен ко мне? Ты думал, что я собираюсь встать между вами и снова все разрушить?

— Мне потребовались десятилетия, чтобы обрести дом. Я думал, ты собираешься все испортить. Думал, ты причинишь боль Ривену и Илаю. — Он обхватывает мою щеку, голубые глаза встречаются с моими. — Мне очень жаль.

Я задумываюсь, затем надменно фыркаю.

— Ну что ж. Я тебя не прощаю.

Он смотрит вниз, опуская руку.

— Справедливо.

— Тебе придется загладить свою вину передо мной, — решаю я.

— Каким образом?

— Поцелуй меня.

Его глаза темнеют.

— Что?

— Поцелуй меня.

— Нет. — Его взгляд скользит к моему рту. — Я же говорил тебе. Я не целуюсь.

— Почему нет?

— В этом нет необходимости. Когда я трахаю девушку, это просто разрядка. Я не разворачиваю романтическое представление.

— Я знаю, что ты этого хочешь. Ривен рассказал мне. Он сказал, что ты первым заговорил о том, чтобы встречаться со мной.

Коул фыркает.

— Это не значит, что я хочу поцеловать тебя.

— В некотором роде именно это то и значит.

Он хмурится.

— Ты думаешь, раз я спас тебя от замерзания до смерти, я хочу поцеловать тебя? Это моя работа — помогать слабым существам, которые не могут справиться со снегом.

Я отказываюсь обижаться на его тон.

— Ты снова это делаешь. Отталкиваешь меня, потому что боишься. Я больше не попадусь на эту удочку. Ты можешь быть настолько сварливым, насколько захочешь. — Я придвигаюсь ближе к нему, прижимаюсь к нему всем телом и кладу голову ему на плечо. — Хочешь услышать мои мысли почему ты не целуешься?

— Расскажи.

— Я думаю, ты боишься влюбиться в кого-то. Ты боишься романтики и любви. — Я протягиваю руку и провожу кончиком пальца по его скуле. — Проще заниматься безэмоциональным сексом, не так ли? Это просто бессмысленный трах. Но когда ты смотришь женщине в лицо и целуешь ее, ты открываешься ей. Ты обращаешься с ней так, словно она тебе небезразлична. А это значит, что она может причинить тебе боль.

— Очень проницательно, — выдавливает он.

Я прижимаюсь еще ближе.

— Но тебе больше не нужно бояться. Джоанна двинулась дальше. Пришло время и тебе это сделать.

Он ощетинивается.

— Я не хочу говорить о ней.

— Очень жаль.

— Прошу прощения?

Я пожимаю плечами.

— Я собираюсь поговорить о ней. И ты вроде как застрял со мной в данный момент, не так ли? Если только ты не предпочтешь броситься в сугроб, чтобы избежать столкновения со своим травмирующим прошлым.

— Я должен был позволить тебе умереть в том кустарнике, — бормочет он.

— Слишком поздно, — сладко говорю я.

— Я все еще могу вышвырнуть тебя обратно.

— Нет. Ты не можешь. Ты скорее навредишь себе, чем кому-то другому, и мы оба это знаем.

Я кладу руки ему на щеки, заставляя его посмотреть на меня.

— Я понимаю. Она причинила тебе боль. Ты потерял свою семью и всех, кого ты любил. Это не значит, что ты никогда больше никого не полюбишь. Единственный человек, который мешает тебе завести семью — это ты, Коул. Ты отталкиваешь всех, пытаешься отпугнуть людей, которые заботятся о тебе, изолируешь себя за чертовым Полярным кругом только для того, чтобы тебе никогда больше не пришлось смотреть в глаза женщине.