Трое шведских горных мужчин
Шрифт:
— Я знаю, детка, — бормочет он, — Но ты замерзла. Давай примем душ.
Прежде чем я успеваю возразить, он обнимает меня за талию и поднимает с пола, неся словно невесту в ванную.
Я толкаю его в грудь.
— Я могу ходить.
— Хорошо.
— Отпусти меня.
Он слегка встряхивает меня.
— Я думал ты мертва, женщина. Мне, блять, нужно обнять тебя.
Я закрываю рот. Он несет меня в душ, затем раздевает нас обоих и входит со мной. Я ожидаю увидеть блуждающие руки, но он не пытается меня лапать, просто намыливает ладони мылом и помогает вымыть меня.
После того, как я вымылась и обсохла, завернувшись в его толстовку, он разогревает нам обоим остатки тушеного мяса и сажает меня к себе на колени на диване в гостиной. Он выбирает фильм на своем ноутбуке, но никто из нас его не смотрит. Мы просто прижимаемся друг к другу, вдыхаем друг друга. Потрескивающий огонь медленно согревает мою кожу, пока его руки рисуют медленные круги на моих бедрах и спине.
Я откидываю назад его каштановые кудри.
— Я люблю тебя, — говорю я ему снова. Его глаза закрываются. Его руки сжимаются вокруг меня.
— Ты чертовски особенная, — скрипит он, потираясь своей грубой щекой о мою.
— Ты тоже.
Он делает глубокий вдох, как будто я выбила весь воздух из его груди. Я знаю, что он чувствует. Я тоже чувствую, что мне не хватает дыхания. Огонь потрескивает в камине, и я сворачиваюсь в его объятиях, словно кошка, купаясь во всей любви, в которую он меня окутывает.
Не знаю, разрешат ли мне остаться здесь. Не знаю, вернется ли Ривен и выгонит меня в любую минуту. Но прямо сейчас я счастлива. И этого достаточно.
ГЛАВА 31
РИВЕН
Я вглядываюсь в журнал пациентов передо мной, но все буквы сливаются воедино. Я перечитываю его уже в пятый раз и до сих пор понятия не имею, что же там написано. Я не могу сосредоточиться. Мои мысли витают в другом месте.
Я продолжаю представлять Дэйзи, скрючившуюся на снегу, в ужасе чувствующую, как ее тело начинает отказывать. Смиряется с тем, что умрет там, в полном одиночестве, замерзнув на холоде.
Дверь моей спальни открывается, и Коул входит, даже не потрудившись постучать. Он приподнимает бровь, глядя на меня, сидящего за моим столом в темноте.
— Прячешься?
— Даю им немного времени наедине, — говорю я, не отрывая глаз от страницы. — Я не думаю, что Илай хочет делиться прямо сейчас.
Коул фыркает.
— Лжешь.
Я ничего не говорю. Он подходит и встает у меня за спиной.
— Что? — резко спрашивает он. — Она жива. Из-за чего тебе расстраиваться?
Я облизываю губы.
— Как ты ее нашел?
— Она бы продержалась еще максимум десять минут.
Я закрываю глаза.
— Я чуть не убил ее.
Он этого и не отрицает. Вместо этого он выпрямляется.
— Ты нужен ей.
Я поднимаю на него глаза. Его челюсти сжаты.
— Что?
— Ты нужен ей, — твердо повторяет он. — Ей нужно, чтобы ты обнял ее и сказал, что она все еще тебе небезразлична.
Я качаю головой.
— Она не хочет, чтобы я…
Его глаза серьезны.
— Да, она хочет. И ты бы знал это, если бы не прятался здесь, как испуганный кролик.
— Я…
— Возьми себя в руки, черт возьми. Ты лучше этого. Ты совершил ошибку. Извинись.
Это так просто.Прежде чем я успеваю ответить, он разворачивается на пятках и снова уходит, его тяжелые шаги затихают в коридоре.
Я опускаю взгляд на свои руки. Они дрожат. Я сжимаю их в кулаки.
Я сделал много трудных вещей в своей жизни. Я держал пациентов за руки, когда они умирали. Я говорил людям, что их близкие умерли. Однажды я провел экстренную трахеотомию[29] на полу ресторана, проделав дыру в горле женщины, которая задыхалась до смерти.
Я никогда не был так чертовски напуган, как сейчас.
Когда я захожу в гостиную, Дэйзи сидит, зажатая между Коулом и Илаем, прижавшись к ним. Илай играет с кончиками ее волос, а Коул…
Их сцепленные руки лежат у Коула на колене. Я не помню, когда в последний раз видел, как он держался за руки с женщиной. Может быть, он впервые так себя ведет.
Я несколько секунд, просто наблюдаю за ней. Она выглядит такой умиротворенной среди моих друзей. Свет камина мерцает на ее коже, придавая ей мягкое золотое сияние. Она самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.
И я чуть не убил ее.
Эта мысль заставляет меня вздрогнуть, и она поднимает взгляд. Ее глаза расширяются. Она соскальзывает с дивана.
— Ривен, — начинает она. — Я так сожалею…
— Прекрати. — Я пересекаю комнату и притягиваю ее в свои объятия. Она зарывается мне в грудь, слегка дрожа. Я провожу рукой по ее длинным волосам, чертовски ненавидя себя. — Мне жаль, — говорю я ей, закрывая глаза и вдыхая ее сладкий аромат персиков и сливок. — Я должен был просто спросить тебя, что происходит вместо того, чтобы так взрываться. Это было несправедливо по отношению к тебе. Я должен был позволить тебе защититься.
Она качает головой.
— Это была нормальная реакция, — бормочет она в мой свитер. — Я бы чертовски разозлилась, если бы узнала, что парень, с которым я сплю, солгал мне о том, кто он. Это был дерьмовый поступок. — Она отстраняется. В ее глазах блестят крупные слезы. — Я бы не сделала этого, если бы думала, что у меня есть выбор. Но если бы я сказала тебе свое настоящее имя, ты бы разыскал меня. Захотел бы проверить мою страницу на Facebook, или посмотреть мои картины, или проверить, что я не убийца, или что-то еще. И я была в курсе новостей, поэтому не могла сказать вам, где я живу, или название моей школы. Если бы вы поискали в Интернете, то нашли бы это видео.
— Я бы не думал о тебе по-другому, — мягко говорю я.
Она хмурится.
— Дело не только в тебе. Это касается меня. Неужели ты этого не понимаешь? Так много мужчин, которых я никогда не встречала, видели меня обнаженной. Они дрочили на меня. Они оставили комментарии, назвав меня грязной потаскухой и маленькой шлюхой. — Она вздрагивает. — Каждый раз, когда кто-то смотрит это видео, я чувствую себя полностью оскорбленной. Ты думаешь, я чувствовала бы себя в безопасности, оставаясь в доме с тремя огромными, странными мужчинами, зная, что рано или поздно они, вероятно, увидят, как меня трахают сзади?