Тропа каравана

— Неужели совсем ничего?

— Как сказать. В одной книге тысячелетней давности, где перечислялись все необычные способности, которые время от времени проявлялись у колдовских детей, указывалась и эта… Но наши предки… Они были вершителями, создателями, а не мыслителями. Им было не до философских размышлений о том, что эта способность означает и с чем связана. В рукописи говорилось, что, если бы была возможность устранить этот… побочный дар, не повредив основному, то можно было бы попытаться что-то с ним сделать, а так… так давался лишь совет избегать условий, в которых необъяснимое умение проявляется. И постараться забыть о нем, полагаясь на волю богов.

— И много было таких… необычных способностей? — спросил Атен.

— Понятия не имею, — тот пожал плечами. — Наставник спрятал от меня рукопись, опасаясь, наверно, как бы я не отыскал у себя их все.

— Веселое у тебя было детство, — Евсей усмехнулся. Его всегда считали несносным сорванцом, но разве ему сравниться с этим?

— Вот только тем, кто был рядом, порою было совсем не до смеха, — лицо колдуна помрачнело. — Да укажут боги им путь в бесконечность, — чуть слышно прошептали его губы. — Так что, — он немилосердно прогнал все воспоминания, заставляя сердце вернуться в нынешний день и веселиться вместе со всеми, — в составлении летописи я вам не помощник.

— Да уж, мы убедились, — караванщика передернуло от одной мысли, что могло случиться, напиши он то слово, которое собирался. С взбесившимся быком справиться не так легко, как с хрупким растением. — И они всегда такие… агрессивные?

— Нет. Роза была обычным цветком.

— Я даже не представлял себе, что магический дар может быть так опасен… — начал было Евсей, но умолк, поймав взгляд брата. "Ты не до конца искренен, — словно говорили глаза Атена. — Вспомни, что происходило в Эшгаре, когда Свигор на кого-нибудь злился…" — Но не будем об этом, — так и не закончив своей мысли, продолжал помощник.

— Вам нечего бояться, — колдун чуть наклонил голову, с интересом поглядывая на своих собеседников. — Я в достаточной степени владею своим даром, чтобы контролировать его.

— Ты уверен в этом? — хозяин каравана настороженно свел брови. Сила, столь огромная, великая сила магии, необъяснимая и безграничная, не могла не внушать страха, и не важно, в чьих она руках — человека или бога.

— В моем мире, когда магу исполнялось 16 лет, он проходит особый обряд посвящения — Испытание. Тот, кто не смог к этому времени подчинить себе свой дар, просто не выживал.

— Это жестоко! — прошептал Евсей. После всего увиденного он был готов верить колдуну во всем, но если это правда…

— Отнюдь. Жестоко было бы оставлять в мире создание, способное уничтожить все вокруг, не понимая, что заключено в нем самом.

— Возможно, это было правильным для земли, где в магическом даре видели угрозу. Но не здесь, где все живет лишь благодаря Хранителям, — вздохнув, проговорил Атен.

— Выбор из двух зол наименьшего — не лучший выбор, — тихо произнес Шамаш. А затем его глаза вновь залучились, губы тронула улыбка. Оглянувшись, хозяин каравана увидел бежавшую к ним Мати. На голове девочки был сплетенный из желтых одуванчиков венок, в руках — букетик незабудок.

— А теперь пора? Пора кормить Шуши? — на бегу прокричала она. Остановившись, девочка замерла, с нетерпением ожидая ответа. Ее дыхание было взволнованным, сердечко билось так быстро, что было готово вырваться наружу. Казалось, она просто не видит взрослых, о чем-то разговаривавших с колдуном — сегодня был ее день.

И, все же, Атен попытался возразить:

— Дочка, иди, поиграй пока…

— Потом, — Мати перебила отца, не дав ему договорить. Не обращая никакого внимания на суровую морщинку, легшую ему на переносицу, она подскочила к магу. — А где Шуши? — девочка вдруг испугалась, что волчонок исчез столь же внезапно, как появился. Она все еще не могла поверить, что получила, наконец, то, о чем так давно мечтала — маленькое живое создание, о котором сможет заботиться, даря тепло своей души.

Колдун развернул черный плащ, доставая крошек.

— Ой, а это ее братик? — увидев второго волчонка — чуть побольше, не такого пушистого, с более темной шерсткой и белым пятнышком на мордочке, вокруг носика, воскликнула Мати. — Ханиш, — она осторожно коснулась его головки, — тебя ведь так зовут? — малыш взглянул на нее — пристально, внимательно, словно запечатлевая в своей памяти навсегда ее образ, потом, радостно взвизгнув, подпрыгнул, стремясь лизнуть девочку, здороваясь, благодаря за любовь сердца и тепло глаз.

— Хан, Хан! — смеясь, воскликнула Мати. — Ты такой славный!

Тем временем проснулась и Шуши. Увидев хозяйку, она, поскуливая от нетерпения, рванулась к ней, спеша погрузиться в объятья, подарить свою порцию ответной ласки. — Шуши, не так быстро! — девочка с трудом удерживала свою непоседливую подружку. Боясь, что та выскользнет у нее рук и, упав, ударится, Мати поспешила сесть в траву. Опустив Шуллат рядом, девочка с облегчением вздохнула, подставляя щеки: — Вот, теперь целуйся.

— Ладно, — хозяину каравана ничего не оставалось, как смириться с тем, что дочка прервала разговор взрослых. "Тем более, — бросив быстрый взгляд на Шамаша, подумал Атен, — что так оно и лучше…" — Пойду, раздобуду вам какие-нибудь плошки и молоко.

— Какой он… — Евсей потянулся было к волчонку, но тот вдруг, наклонив головку, раздувая щечки, предупредительно заворчал, выставляя напоказ маленькие острые клыки — совсем недавно прорезавшиеся первые молочные зубки. И караванщик, отдернув руку, отступил на шаг назад, с удивлением глядя на щенка.

Мати была поражена:

— Хан, это ведь мой дядя! Он добрый! Неужели тебе он не понравился?

Щенок, выслушав ее, взволнованно закрутил головой, пока, наконец, не встретился глазами с Шамашем. Лишь после этого он успокоился, взглянул на караванщика, всем своим видом показывая, что готов помириться.

— Он нелюдимый, — объясняя поведение своего подопечного, промолвил Шамаш. — Ничего не поделаешь — характер.

— Каким же он будет, когда вырастет…?
– пробормотал Евсей. Ему вспомнились размеры взрослого волка — такому ничего не стоит загрызть взрослого человека. А в караване много детей…

— Не волнуйся. Он научится отличать своих от чужих прежде, чем у него сменятся зубы, — поспешил успокоить его колдун, читая беспокойство в глазах караванщика.

— Странно, — Мати с удивлением поглядывала то на Ханиша, то на ерзавшую у нее на груди, словно что-то ища, Шуллат. — А меня он стразу признал.

— Но ты же его не испугалась.

— Конечно, ведь… — умолкнув на полуслове, она подняла удивленные глаза на мага: — Не хочешь же ты сказать… — она с недоверием взглянула на Евсея: — Нет, дядя, нет! Ты не мог испугаться крошку!

— Это не крошка, — караванщик повел плечами. Его настороженный взгляд по-прежнему был прикован к замершему на коленях Шамаша малыша. — А священный волк.

Колдун нахмурился. Ему не хотелось, чтобы кто-то в караване, видевшемся ему одной большой семьей, испытывал страх перед своими новыми спутниками. — Погладь его.