Тропою волка

— А ты ведь узнал это раньше, а? До того, как прибыло письмо из Дворца? Конечно! Кто-то из проклятых щенков сразу же тебе доложил! Ну, — зловеще произнес он, остановившись напротив кресла Наставника и скрещивая руки на груди. — И как было дело? С их точки зрения, конечно?

— Ничего особенного... обычная потасовка... — не охотно ответил тот, отводя глаза. — Наших просто оказалось меньше, вот и все... людей — больше. Кстати, их выпуск мечников в этом году... весьма неплох... отличные бойцы. Они стали теснить норлоков...

— А в ответ норлоки взялись за ножи! — закричал Магистр, снова потрясая письмом перед лицом Наставника. — И устроили резню, вместо того, чтобы смыться оттуда подобру-поздорову! Конечно, бежать с поля боя, даже если поле боя находится в грязном портовом кабаке, — позор для воина! — с ядовитым сарказмом бросил он. — А зарезать пятерых практически безоружных — это доблестный поступок, что и говорить.

Наставник подавил вздох.

— Ну вот что. — Магистр прошелся по кабинету и мельком глянул в окно. — Письмо ты читал... положение дел тебе известно: Наместник в ярости. Он требует, чтобы убийцы были выданы городу. Они сами собираются судить их.

— Что?! — переспросил Наставник. Глаза его мгновенно сделались жесткими и холодными, словно льдинки. — Выдать моих выпускников на суд людей?!

Магистр раздраженно дернул плечом.

— По крайней мере двоих из них, — неохотно сказал он. — Зачинщика драки и того, кто убил племянников Наместника.

Наставник на мгновение замялся. Магистр взглянул на него с подозрением.

— Не хочешь ли ты сказать, — медленно начал он, понизив голос и не спуская глаз с Наставника, — что зачинщик и убийца — одно и то же лицо?

Тот, не глядя на него, молча приподнял одну бровь.

— Отлично, — сквозь зубы пробормотал Магистр и невидящим взором уставился в окно. — Отлично. Догадываюсь, кто это. Он чувствует свою безнаказанность, не так ли? Напрасно.

Наставник хотел было что-то возразить, но Магистр вытянул в его направлении указательный палец и заговорил:

— Не буду говорить тебе то, что ты прекрасно знаешь и сам. Ты знаешь, как сложно поддерживать хотя бы видимость мира между людьми и норлоками в Доршате, правда? Нам не нужна сейчас гражданская война. Хватит. Мы должны воздерживаться от открытых конфликтов любой ценой... пока. Я знаю, наступит время, когда норлоки будут диктовать свою волю Совету Шести. Когда Доршата будет под нашим контролем. Но пока...

Наставник рассеянно кивнул. Он глядел в огонь, но Магистр знал, что тот слышит каждое слово.

— Мы не можем сделать вид, что ничего не произошло. Ты не хуже меня помнишь историю Доршаты: из-за гораздо меньших причин вспыхивали войны. Наместник требует выдать убийцу. — Магистр повысил голос: — И он совершенно прав.

Он сделал паузу, ожидая возражений, но Наставник молчал.

— Твои норлоки виноваты сами. Они затеяли драку — раз! — Он загнул палец для пущей убедительности. — Они устроили поножовщину — два! Они убили пятерых — три!

— Стоит уступить один раз, — произнес Наставник сквозь зубы, стискивая подлокотники кресла, — и люди решат, что они вправе вершить суд над норлоками.

— Конечно, — подчеркнуто спокойным голосом сказал Магистр, — Это и произойдет, если мы примемся убивать их в открытую! — Он снова скрестил руки на груди. — Мир Доршаты превыше всего! — напомнил он. — Убийцу повесят на центральной площади, как заведено у людей. На их половине города, разумеется. Замечательная казнь для норлока, а?

Наставник зарычал:

— Этого еще не хватало! Скажи, что мы сами казним его.

— Они потребуют показать тело. — Магистр уселся в жесткое, неудобное кресло и побарабанил пальцами по поручню.

— Никогда прежде не бывало, чтобы норлока судили люди, — упрямо проговорил Наставник.

— Никогда прежде не бывало, чтобы норлоки оставляли за собой пять трупов после весенней драки! — огрызнулся Магистр и поднялся, сделав по кабинету несколько шагов. — Крайне нелегко будет это все уладить. И все из-за того, что одному самонадеянному мальчишке кажется, что если за его спиной стоит Фиренц, то ему все сойдет с рук.

— Хочешь поссориться с драконом? — тихо осведомился Наставник, внимательно глядя на Магистра.

— Нет, — отрезал тот. — Но с людьми ссориться тоже не хочу.

Наставник промолчал. Он понимал, что Магистру предстоит проявить чудеса дипломатии, чтобы уладить последствия весенней драки.

— Именно, — хмуро подтвердил тот, догадавшись о его мыслях. — Эту весну мы надолго запомним... Да... сложно жить в мире со всеми... но придется...

Он вздохнул и поглядел на старого воина.

— Как ты себя чувствуешь?

Тот отвел глаза:

— Бывало и получше. Но сейчас не об этом. Послушай... Я знаю, ребята совершили большую глупость. — Наставник неискусно сделал вид, что осуждает своих выпускников. Магистр покосился на него, но промолчал. — Но надо бы поразмыслить, как уберечь их головы, а?

— Не собираюсь думать над этим. Считаешь, у меня нет других дел, кроме как заботиться о твоих придурках? — сердито пробормотал Магистр и сел в кресло.

Солнце уже довольно высоко стояло в небе, когда Магистр покинул наконец покои Наставника. Он вернулся в свой холодный и сумрачный кабинет, прошелся несколько раз взад-вперед, обдумывая предстоящий визит во Дворец и крайне неприятный разговор с Наместником, окинул рассеянным взглядом собственную комнату и неожиданно замер. Опять! Прямо напротив его рабочего стола возвышалась хрупкая этажерка черного дерева, сверх всякой меры изукрашенная замысловатой резьбой. На этажерке красовалась огромная фарфоровая ваза темно-синего цвета, разрисованная жирными золотыми рыбками, резвящимися среди серебряных водорослей. И ваза, и этажерка были преподнесены в дар Кланом торговли, причем хитрые купцы обставили дело так, что отказаться от подарка оказалось совершенно невозможным. Ваза, до смешного неуместная в строгом кабинете Магистра, выглядела поистине чудовищно. Каждый раз, когда взгляд его падал на подарок, Магистр с досадой фыркал: безобразный горшок из драгоценного заморского фарфора оскорблял его эстетическое чувство. Несколько раз, выведенный из себя уродством подарка, он собственноручно задвигал этажерку вместе с вазой за портьеру, но Фимат, имеющий свои представления о том, как должен выглядеть кабинет его господина, и питавший слабость к помпезным украшениям, неизменно обнаруживал пропажу и водворял этажерку на прежнее место.

Магистр в раздражении уставился на проклятую вазу, словно ожидая, что она разлетится от его взгляда на тысячи осколков, и, бормоча ругательства, рывком задвинул этажерку за шкаф.

Потом он покосился на стол, где, придавленный сверкающей пирамидкой лежал белый конверт с изображением золотой птицы, перешел в другую комнату, приблизился к окну и чуть отодвинул тяжелую зеленую портьеру.

Окно выходило в небольшой внутренний дворик с двумя каменными скамьями под цветущими олеандрами у овального бассейна, куда изливал журчащие струи маленький фонтан. В глубине дворика, возле чаши фонтана, прислонившись плечом к серой мраморной колонне, стоял Сульг, оживленно болтая с кем-то и смеясь. По его безмятежному лицу было совершенно ясно, что проклятый щенок уже забыл о ночном происшествии как о чем-то малозначительном. Магистр мстительно прищурил глаза: вся прыть с юнца мигом слетит, когда он узнает, с какой яростью Дворец требует его казни! Машинально Магистр сделал зарубку в памяти: посоветовать Наставнику на следующий год как можно скорее отправить выпускников школы к местам службы. Обычно они еще с неделю болтались в Доршате, ища приключений на свою голову, и только после этого наконец-то разъезжались кто куда. В столице обычно оставались лишь те, чьи небедные родители покупали теплые местечки в страже Замка или городском гарнизоне. Однако Сульг к числу «золотой молодежи» не относился.

Собеседник норлока, высокий и светловолосый, улыбался, слушая оживленную болтовню мальчишки, зеленые глаза его искрились смехом. Под темно-зеленым плащом виднелась кольчуга, и он, несмотря на Указ, запрещающий в Сером Замке носить оружие всем, кроме охраны, был вооружен: за плечом виднелись оплетенные кожаным шнуром рукояти двух мечей. Желающих потребовать от него, согласно Указу, сдать оружие, почему-то никогда не находилось. Некоторое время Магистр пристально наблюдал за ним, потом вздохнул. Вот она, главная причина того, что Сульга невозможно было наказать так, как он того заслужил, — Фиренц.