Тройная игра. Книга 1
Шрифт:
— Господи... — Раду снова нервно расхохотался, — Что вам от меня надо? На кой черт я вам сдался? Что вы от меня хотите?
— Мы не головорезы, Раду, — Давид развернулся и молча кивнул, подав этим таинственный знак Ноусбергу. — Я ценю то, что мне в подарок преподносит вселенная: удачный случай, новые возможности, возвращение блудного сына... И по отношению к человечеству у нас более чем мирные намерения. Если ты думаешь, что мы будем заставлять тебя убивать людей, — Давид добродушно посмеялся, — то ты ошибаешься. Мы избавляем тебя от эксплуататоров. Мы не делаем тебе одолжение, мы хотим, чтобы ты был с нами.
Давид отошел в сторону, убрав руки в карманы брюк и позволив Раду увидеть того, кого привел Таффл: зеленоокую турчанку из его воспоминаний.
Что нарисовалось в этот момент на лице некогда румынского правителя и полководца, беспощадного истребителя нечисти, якобы холодного оружия в руках человеческих — трудно было описать. Это было чистое счастье, смешанное с влюбленностью, благоговением, обидой, злостью и множеством других эмоциональных оттенков. Из глаз Дракулы хлынула новая волна кровавых слез, а из груди — жалобный вопль, пронзенный именем “Кара”.
И Вэлан прекрасно мог понять, что значил этот крик. Его Мать, его любовница, его друг и создатель внезапно предстал перед ним после долгого отсутствия. Оставив его тогда, несколько сотен лет назад, без каких-либо объяснений, эта женщина вырвала ему сердце. А теперь так же внезапно и беспощадно вырвала наложенные временем грубые швы. Шов смирения с одиночеством, шов смирения с предательством, шов смирения с утерянной любовью, принятия собственной никчемности и никому ненужности.
Кара стояла перед своим созданием в легком красном платье, чей длинный подол волнами колыхался на ветру, совершенно не изменившаяся, точно такая же, как помнил ее Раду.
Изумрудные глаза, преисполненные торжествующей печалью и виной, дали волю рубиновой слезе извиняющегося счастья.
Кара сделала резкий шаг навстречу Дракуле, рухнула на колени и пылко обняла свое дитя. Этим рывком искреннего чувства она словно вернула страдающему существу сердце, вызвав ответную, не менее пламенную реакцию.
Раду прикусил губу и закрыл глаза, выдавив щедрую порцию слез. Все его существо хотело как следует разрыдаться, словно маленький ребенок.
— Te rog iarta-ma, iarta ma, te rog. Chestia nu-i deloc ^in tine, e doar vina mea ca ai ramas ^in singuratate(*), — шептала вампирша, страстно гладя Раду по голове, запуская пальцы в его растрепанную густую шевелюру.
Они сидели на земле, освещаемые уже во всю полыхающим пламенем. Особняк скрипел и стонал под натиском неумолимой стихии, которая отражалась в очках Кристины... оставленной, обреченной. В этот момент Вэлану стало ее поистине жаль, несмотря на то, с каким “почтением” она к нему относилась.
Стиснув челюсти, она сидела на земле, уже вовсе не на коленях, терпя боль, пытаясь сохранить достоинство, и это в ней было похвально.
— Что мне нужно будет сделать? — не открывая глаз и не раскрывая объятий, задал вопрос Раду, прекрасно понимая, что от него попросят за воссоединение с Карой.
Кристина или Кара — выбор был очевиден. Давид нанес удар ниже пояса.
— Ты мыслишь в правильном направлении, но сперва, — Эль де Вор обошел Хелсинг, зафиксировав в своих руках ее голову, — мы немного облегчим твою участь.
Не понимая вообще, что происходит, Крис попыталась высвободиться, но у нее
не вышло и пошевелиться, только здоровой рукой она вцепилась в кисть Давида и с пристальным испугом смотрела, как перед ней встает на колени светловолосый мальчик.Лео разжал сопротивляющиеся челюсти запаниковавшей Кристиан и наклонился вплотную к ее лицу. Он вздохнул и аккуратно приник губами к насильно раскрытому рту Бонкомпаньи.
Сперва имея возможность только мычать, уже через несколько секунд Кристиан замолчала. Ее глаза закатились, кожа на мгновение побледнела, затем посинела. Все ее лицо изъели темные вены, тело совершенно обездвижилось. То же самое происходило и с телом Леонарда. Затем быстро пошел обратный процесс, и как только его участники приобрели нормальный живой вид, тело Чейза бессознательно отвалилось на землю, прервав жуткий поцелуй.
— Как же больно... — простонала Кристина. — Руку обязательно было ломать?
— Всё получилось? — Давид удовлетворенно отпустил голову женщины.
Тело Чейза в это время стало пытаться подняться на ноги, но у него плохо получалось. Весь вид мальчика говорил о том, что он находится в состоянии наподобие транса и не совсем отчетливо понимает, что происходит вокруг.
— С каждым разом все быстрее, — Крис поправила треснутые очки и уверенно встала. — Дай мне своей крови, эта боль невыносима.
— Память на месте? — поинтересовался Давид, прокусив свою руку и протягивая переселившемуся в тело Хелсинг Мигранту.
— Все, что было в телефоне, теперь на сим карте, — Кристина постучала пальцем по своей голове и присосалась к руке Патриарха.
— Trebuie s-o omori. Elebereaza-te de povara trecutului, elibereaz-o de povoara vietii. Si atunci vom fi din nou ^impreuna, si nimic nu ne va putea desparti(**), — продолжала шептать Кара на ухо Раду и гладить его по шее, по лицу, по волосам, плечам...
Затем она отстранилась. Все ее движения были воздушными, легкими и одновременно резкими. Она подвела светловолосого мальчика к Раду, с мольбой заглядывая в черные, ни в чем уже неуверенные, полные крови глаза.
Пару минут давнишние знакомые просто обменивались взглядами, обменивались мыслями. Кара кивнула, не сводя жалобно-просящего взгляда, и Раду, пошатнувшись, встал.
— Что происходит... — Кристина, которая уже была Чейзом, начинала приходить в себя, медленно поднимая и осматривая свои руки.
В это время Кара взяла Дракулу за большие пальцы и положила его ладони на голову мальчика.
— Te-au ascuns de la mine. Ea te-a ascuns(***), — уверенно и тихо произнесла турчанка.
Взгляд Раду в миг ужесточился, он сильнее сжал череп в своих руках и резким движением свернул юную шею.
Одновременно с еле слышным хрустом ломающихся позвонков, Дракула вновь крепко сжал веки и бешено скрипнул челюстями. Он прижал к себе обмякшее мальчишеское тело, громко всхлипнул, а затем поднял глаза к небу.
Вэлан не мог понять его чувств. Освобождение? Или он снова почувствовал себя Иудой?
Наблюдая за румыном, пытаясь понять его душу, проникшийся его личной трагедией, разыгравшейся на глазах у стольких человек, Мэдлер не заметил, как рядом с ним оказался Давид. Он молча стоял рядом и завороженно наблюдал; на его лице чуть показалась довольная улыбка, когда Кара в очередной раз раскрыла пылкие объятия.