Трудности работы авантюристом

А с другой стороны, он был искренне рад за Генти, и понимал, почему Клавдий не спешил ему про Лапоуха рассказывать. Ведь великан явно посчитал, что они друзья, и Джорджи так потеряет товарища… который больше никогда не будет вести себя как человек, он просто перестанет им быть. Джорджи видел таких, пока они быстро пересекали улочки Пашмира. Видел людей среди толпы гоблинов, но были-ли они людьми? Они смотрели на него с ненавистью, разговаривали и одевались с гоблинами одинаково, и в домах-башнях их ждали жёны, да дети-гоблинята.

С этими людьми ничего плохо не произошло, они просто влились в Пашмир новыми жителями. Горе было лишь у их прошлых, человеческих, семей, который внезапно лишись родни… и Клавдий не хотел расстраивать и лишний раз будоражить его, самого Джорджи.

И вот они шли молча. Тропы гоблинов давно остались позади. Дозорный тащил на своей спине сумку дикарей, напичканную всяким, что удалось собрать с трупов. На другом плече у него висел лук, под боком колчан почти полный стрел.

Гоблины вернули ему всё, а когда он попытался вернуть лук, они покачали головами и сказали что-то на своём, непонятном наречии. Дед Клавдий же, что стоял рядом и снаряжался настоящей горой оружия, тихо пояснил:

— Они считают, что мёртвые гоблины больше не принадлежат племени, что они становятся частью матери-природы и они не вправе посягать на их тела и их личные вещи, по той же причине они к слову никогда не хоронят погибших в боевых походах товарищей, оставляя тех гнить в лесу… странный обычай для нас, людей, но их кажется всё устраивает.

Джорджи не знал, зачем он пошёл за великаном. Этот здоровяк вышагивал впереди такими шагами, что дозорному приходилось делать два-три шага на его один огромный.

И при свете дня, увешанная оружием и походными сумками, косматая фигура деда Клавдия действительно казалась огромной. Джорджи всё сравнивал их рост и пытался понять разницу, сколько здесь… головы три, четыре, может пять голов, а лучше даже локтей между его макушкой и макушкой деда Клавдия?

Великан же ничего не спрашивал у него. Не узнавал, зачем Джорджи следует за ним. Это его кажется и вовсе не волновало.

Так они и шли, просто вместе, туда, куда нужно было попасть старому кобольду.

И дорога вела их в племя дикарей, которым правили могучие веды.

Глава 9 — Радушие каннибалов

Племя Ита-ми. Так это поселение и народ назвал дед Клавдий. Они добрались до этих дикарей за несколько недель, за это время на небе сменялись луны, на их пути несколько раз попадались медведи шатуны и пару стай волков. И если волки ещё вели себя осторожно, лишь тройка самых сильных и свирепых самцов решилась напасть на странников, то вот медведи шатуны нападали всегда неожиданно, имея свойство подкрадываться втихую, а потом свирепо сражаться до конца… только вот несчастным лесным хищникам приходилось трудно, они явно не ожидали встретить на своём пути деда Клавдия.

Когда медведь впервые выскочил на них, то дед Клавдий быстро подошёл к нему и вцепившись в загривок, отшвырнул зверя обратно шагов так на пять, словно тот был нашкодившим котёнком, при этом медведь успел вспороть кривыми когтями кожу на руках монструозного кобольда и тому это очень не понравилось.

Джорджи же и вовсе стоял с натянутой на тетиве стрелой и тупо пялился на… как это назвать Джорджи не мог придумать. Бойней? Драчкой? Больше всего походило вначале на порку, но после того, как медведь цапнул клыками деда Клавдия за руку… дозорный впервые слышал такой звук из пасти медведи, он вообще не знал, что звери могут рыдать и просить о пощаде.

При этом дед Клавдий даже оружия не достал, хотя весь был усеян ремнями с воткнутыми в них мечами, топорами, и связками с метательными ножами. Он же мочил медведя кулаками, при этом каждый удар отражался гулом и треском костей в несчастной шерстяной туше голодного зверя. Медведь верещал что-то непонятное, но очень жалкое. И Джорджи уже хотел просить за него пощады, но хитрый медведь их явно обманул и полоснул когтями по щеке деда Клавдия, оставив там борозду из четырёх когтей. И у великана окончательно сорвало голову, его удары посыпались на медведя градом, тот пытался убежать, уползти, отмахнуться… но вскоре вместо морды у него была лишь одна кровавая каша с вкраплениями желтушных осколков, что некогда были медведю клыками.

Дед Клавдий стоял над погибшим зверем и тяжело дышал, от его рук и растерзанной туши, на морозе поднимался пар. Дед Клавдий стоял так молча, не двигался, пока дыхание его не успокоилось. Затем он присел над медведем, прошептал что-то заупокойное, и вытащив из ремешка один из кинжалов, тут же принялся свежевать зверя, тщательно срезая с него шкуру. А как закончил, то вручил меха Джорджи, велев вычистить их как можно тщательней в снегу, и сложить как ему, Жоржику, больше нравится… ведь впредь именно ему придётся тащить эту шкуру с собой.

И на праведный и вполне логичный вопрос дозорного:

— На кой это надо?

Дед Клавдий развернулся к Жоржику боком, посмотрел криво и хмуро, и спросил весьма жёстко:

— У тебя что, шкуры медвежьи на дороге неприкаянные валяются? Ты хоть представляешь сколько за неё в королевстве нормальный купец заплатит?

— Да… но мы ведь не в королевстве.

— А это и не на продажу. Подарок… вернее будет им, я этой шкурой попытаюсь задобрить кошёлок Вед… но давай без лишних вопросов, займись-ка лучше делом!

И больше вопросов Джорджи не задавал. Он молча тащил тяжеленую мороженную шкуру на своём хребте, а позже так же молча отстреливался от стаи волков, пока дед Клавдий собственноручно унижал троих из стаи главных самцов, у которых шкуры оказались с красивым белёсым окрасом… но не сильно легче, чем у медведя, это бывший дозорный хорошо прочувствовал, пока тащил уже четыре шкуры на своих плечах. Что давалась ему с безумным трудом, он едва-едва переставлял в пути ноги… чуть легче стало, когда они наткнулись на старую мороженную иву, на берегу горного ручья, воды которого не замёрзли до конца, из-за быстрого течения. Там они остановились на несколько дней, в ходе которых дед Клавдий плёл из ивовых ветвей им обоим снегоступы, пока же Джорджи пытался топориком обтесать два крупных полена в подобие гладких жердей, которые можно верёвкой связать в подобие саней и бросить сверху шкуры… за эти два дня они налопались печёного мяса от пуза, отчасти просушили шкуры, смастерили снегоступы и кривоватую волокушу.

И казалось бы, дальше их путь будет проходить легче… но не тут-то было, дед Клавдий решил нарастить темп, и теперь они покрывали в три раза большее расстояние чем раньше, и у Джорджи по-прежнему едва-едва переставлялись ноги к концу каждого дня.

И в очередной очень уставший вечерок, он не выдержал и спросил у деда Клавдия, при этом избрав весьма обвинительный тон:

— А почему я тащу эту чёртову волокушу один, там уже две медвежьи шкуры и тройка волчьих, и много кусков мороженного мяса, я едва переставляю ноги, а ты идёшь как ни в чём не бывало?!