Трудности работы авантюристом

Деду Клавдию же кажется было на всё это наплевать, он, тяжко пыхтя и отплёвывая горькую слюну, медленно шагал за ребёнком проводником, что постепенно, минуя почти всё поселение, довёл их до пустующей, хижины.

Ребёнок ещё раз поклонился и убежал.

А дед Клавдий принялся подниматься с весьма заметными усилиями по скрипучем деревянным ступеням, на ходу велев Джорджи оставить волокушу с шкурами внизу и поднимать за ним.

Так Джорджи и сделал, хотя он несколько испугался за куски стылого мяса, которые вскоре испортятся в такой то жаре… потому, перед тем, как подниматься по ступеням, Джорджи поднял все пять шкур и засунул под них оставшиеся мороженные куски дичи, и со спокойной душой весьма быстро и легко забрался в хижину… сама постройка представляла собой очень лёгкое сооружения из стен, сплетённых между собой стволов молодых деревцев и толстых ветвей, и крыш из сена, и глиняных плиток. Внутри лежали сплетённые из травы коврики, а в центре выложен каменный очаг, по краям смазанный глиной. Сейчас внутри очага лежала горсть палок и кучка каких-то сладко пахнущих трав, всё это слегка тлело и дымило, поднимая в воздух едкий дымок, которому некуда было деться, кроме как осесть посреди хижины и клубами и струйками витать тут и там.

Когда Джорджи вошёл в хижину, в которой даже двери не было, а на входе висел лишь полог из грубо сшитых меж собой шкур, он первым делом увидел раздевающегося деда Клавдия, который ворча и проклиная горячие источники и попутно племя Ита-ми за то, что эти дураки поселились в таком ужасном месте, стягивал с себя перевязи с оружием, а многочисленные дорожные сумки лежали уже сложенной грудой в углу.

Джорджи сначала замер, оглядываясь, а дед Клавдий, восприняв это как застенчивость ученика, велел тому не тушеваться и быстро раздеваться по пояс.

Так он и сделал. Молча, быстро стягивая с тела вонючую, прилипшую к коже, одежду… от которой невероятно несло застарелым кислым потом, звериной кровью и свалявшейся грязью. Телу вмиг стало свободнее и в разы легче, но при это Джорджи ощутил себя таким слабым… уязвимым, но устрашиться этим чувством сполна ему не позволил дед Клавдий, шибанув по его липкой спине своей тяжёлой ручищей, и с улыбкой на устах приказав:

— Быстро потопали мыться, а то заведутся ещё какие-нибудь паразиты, вроде тех же подкожных червей, да блох!

На словах про блох из груды тряпья, именуемой одеждой дозорного, выполз уже весьма окрепший щенок, и соглашаясь со всем вышесказанным гавкнул.

— Да-да, — согласился с Отрыжкой дед Клавдий, — и тебя возьмём с собой мыться, лапочка!

Глава 10 — Ночной кошмар

Тело, закалённое в боях. О таких телах слагают легенды, о героях, что долго бились, и когда настал миг обнажиться перед возлюбленными, то красота геройских тел не уступала и величию богов… реальность же оказалась куда как хуже. Намного, намного хуже! Джорджи мог оценить всю лживость легенд и баллад на деле, ведь рядом с ним, по пояс в горячей воде, лежало как раз-таки закалённое во множестве боях тело.

Огромное, с широким плечами, оно пестрело не столько мышцами и набухшими венами, сколько шрамами и впадинами в местах, откуда вырезали наконечники стрел и болтов. Несколько рёбер проступали кривыми буграми неправильно сросшихся костей. Кожа тут и там пугала странными рытвинами, следами многочисленных когтей и клыков, она обтягивала складками выпавшее брюхо, на половину скрытое за гладью мутноватой грязной воды. Назвать тело деда Клавдия красивым… было немыслимо даже в пьяном угаре и вусмерть обдолбанным дурманными порошками. Это было тело настоящего война, ветерана побывавшего, наверняка, в нескольких сотнях сражений, и Джорджи очень сомневался, что такому телу могли завидовать боги. Скорее страшиться до смерти обзавестись таким же.

Сам же дед Клавдий смежил веки. Приоткрыл рот, и тяжело дыша, находился в некотором подобии неги. Он не шевелился, ничего не говорил, просто наслаждался горячей водицей. Джорджи старался уподобиться великану, да только долго находиться в этой огромной луже у него не получалось, кожу слишком уж обжигало, и он периодически вылазил весь красный, немного отойти от столь горячей воды. И стоило ему вылезти, как меж его ног пробегал чёрный щенок, Отрыжка резвилась на каменном бережку, мельтеша меж расщелин и трещин, из которых то и дело вырывался горячий пар.

Это место пользовалось у племени Ит-Ами большой популярностью. Куча детворы слонялась тут и там. Присмотревшись к ним, Джорджи вдруг осознал, насколько они не похожи на детей Тарии. Местные дети, да и взрослые тоже, гораздо выше по росту. Джорджи ощущал себя рядом с ними чуть ли не мальчишкой-подростком, но при этом местные и выглядели более… угловатыми что ли, на телах их явственно проступали рёбра, поджарые торсы и впалые скулы, на лицах явственно очерчены дуги бровей, а их карие глаза горят каким-то внутренним огоньком изнутри.

Джорджи постепенно привык к всеобщей наготе, хотя сам себя ощущал несколько сковано, ведь он от местных отличался не только своей субтильной блеклой невысокой фигурой, но и кожаными, местами дырявыми, штанами.

Дозорный то и дело неловко улыбался окружающим дикарям, и отводил взгляд в сторону… ему было очень странно здесь находиться, но местные, кажется, приняли его со всей любезностью и радушием, они улыбались ему, кивали в приветствии.

И Джорджи среди этих дикарей вдруг ощутил себя желанным гостем, и даже задался вопросом:

«А не такое же чувство испытывал Генти оказавшись в Пашмире? Ведь наверняка что-то на эту щемящую в груди радость похожее…»

Когда дозорный охладился, и вновь полез в горячую воду, то краем глаза он заметил не очень высокую фигуру, что медленно приближалась, рассекая худым сухопарым телом водную гладь. Джорджи перевёл взгляд на деда Клавдия, собираясь окликнуть того, но у кобольда один глаз уже был приоткрыт и смотрел он точно в сторону старухи, что была к ним всё ближе, и с каждым шагом её черты прояснились в тумане всё отчётливей и резче. Наконец она остановилась шага в трёх-четырёх от деда Клавдия, и наклонившись на каменный уступ, тяжело дыша, чуть присела.

Джорджи же, к ужасу своему, разглядел наконец старческое тело в полной, так сказать, видимости и детальности…

Старушка, как и все местные жители, отличалась высоким ростом, но с возрастом дряхлость склонила её чуть вперёд, а позвоночник изогнулся за шеей небольшим горбом, плечи же словно прижались ближе к друг другу, и представить эту пожилую женщину с прямой спиной теперь было просто невозможно… а ещё она, как и все в племени Ит-Ами… была одета лишь в набедренную повязку, и её дряблая, иссушенная, вся покрытая тёмными венами, грудь всплыла над водой и медленно колыхалась. Джорджи с ужасом поднял взгляд повыше, столкнувшись со старушкой нечаянно взглядом, и в этот момент весь стыд и отвращение перестали иметь какое-либо значение. Её взгляд затягивал куда-то в мрачную тёмную бездну, и если у других в племени глаза источали внутренний огонёк, то глаза старухи затягивали куда-то вовнутрь для того, чтобы утопить несчастного Джорджи в гиене огненной.

— Я смотрю, ты явился к нам не один, Авантюрист.

Голос полный горячи, несмотря на хитрую улыбку на старушечьем лице, оглушил дозорного, вывел из мутного состояния гипноза. И он, встряхнув головой, наконец отвёл от фигуры старушки свой взгляд, и тут же заметил, как тихо стало вокруг, как люди, сидящие у горячей воды, все как один, смотрели на них.

Джорджи стало в сто крат неуютней. И никакого милого радушие он больше не ощущал.

Чтобы не встречаться с дикарями взглядом, Джорджи посмотрел на деда Клавдия, а тот чуть приподнялся, и тоже присел на каменный уступ в воде, локтями упёрся в щербатый берег, и смотрел огненными, слегка виноватыми глазами, в глаза пугающей старушки и не моргая, отвечал: