Труфальдино

— Только у меняв холодильнике мышь повесилась.

— Вон киоск…

— Ну да, впереди горела огоньки ночного киоска, а метрах в пятидесяти от него еще одного, а за ним еще и еще, разбросанные гораздо чаще, чем верстовые столбы. После гастрономов, закрывающихся в восемь часов вечера, капиталистическое изобилие и сервис обрушились на граждан бывшего СССР неумолимой лавиной. Правда водку приходилось теперь закручивать винтом, чтобы посмотреть на красивый водоворот пузырьков, и каждый был вынужден стать специалистом по пробкам и этикеткам, если не хотел раньше времени ослепнуть или просто умереть.

— «Магну» возьми мне пожалуйста. — пискнула Таня, с опаской глядя на приближающиеся к нам темные тени.

По моему лицу местные алкаши поняли, что «соточкой» разжиться у меня не удастся, поэтому они со вздохом проводили бутылку, безотказного, как автомат Калашникова, «Амаретто», с развалинами Колизея на этикетке цвета благородной бронзы, которую я крепко держал за короткое горлышко.

— Проходи, раздевайся. — я гостеприимно распахнул дверь пахнувшей нежилой пустотой, квартиры.

— Совсем? — неудачно пошутила Таня, оглядывая мои невеликие хоромы.

— Заметь, это ты сказала. — я стал помогать ей раздеться. На блузке вышла небольшая заминка, а на юбке девушка попросилась в ванную комнату.

Утро.

— Ты что делаешь сегодня вечером. — Татьяна, приоткрыв балконную дверь, курила, явно замерзая от тянущего через щель сквозняка, но продолжая демонстрировать свое тело в выгодном ракурсе.

— Дочь от родителей забираю… -я лежал, откинув руки за голову и любовался темным силуэтом молодой женщины на фоне черного, предутреннего неба.

— Не поняла? Какую дочь? Ты ничего не говорил мне о дочери! — три стадии принятия новости — удивление, возмущение, злость.

— Так ты мне тоже ничего не говорила о том, что у тебя есть ребенок. — я пожал плечами, не понимая ее реакцию: — Как-то о другом все с тобой общались. Ну, иди сюда.

— Не трогай меня! — утреннюю тишину спящего дома разрезал истеричный визг, и Таня, светя в темноте белыми полупопиями, бросилась собирать разбросанные вещи.

От неожиданности реакции дамы, половину ночи требовавшей, чтобы я ее, как раз, трогал, я перекатился к стене, чтобы расстояние меду нами было максимальным.

Она шагнула в комнату через три минуты, практически полностью одетая, только пуговицы пальто были застегнуты криво.

— Ты откуда узнал о ребенке? Ты в моей сумочек шарился?

— Я на твой живот смотрел, по которому видно, что ты рожала. — правду говорить всегда легко и приятно, тем более, как я понял, мы резко стали абсолютно чужими людьми.

— Хам! Сволочь! Извилина у тебя в голове одна и та — от фуражки! — громко грохнула входная дверь и перестук каблучков уносящейся фурии пронесся по длинному коридору.

Надеюсь, что она не понеслась в местную прокуратуру писать заявление, что я ее… совратил.

Я закрыл балкон (пачку «Магны» разгневанная девушка прихватила с собой) и упал на свой матрас, пытаясь понять, правильно ли я поступил, что попустительствовал внезапному скандалу и расставанию. С одной стороны, дама обладала большим бюстом, и это было увесистым плюсом. Во-вторых, она была светло-русой, что тоже было в моем вкусе (зачем Таня жгла свои волосы хлором я так и не понял). Дальше шли сплошные минусы, начиная с того, что мне с ней было просто скучно. Все ее фразы отдавали сценарием какого-то сериала, за которым я не видел живого человека.

Поняв, что не усну, я двинулся на кухню, где меня ждал наш несостоявшийся завтрак — полбутылки ликера, пакетик «Зуко-мультифрут», банка колбасного фарша, импортное печенье с цветастой упаковки в виде цилиндра, с шоколадной помадкой, которую я не люблю, и половинка батончика «Виспа» с «волшебными пузырьками». Шоколад отправился в ведро, печенье и «Зуко» в карман куртки (голодные опера сметали все съестное, которое находили), а я засыпал в турку двойную порцию молотого кофе — мне необходимо было сбросить тоскливую, болезненную сонливость.

Проснулся я не от кофе, а от газеты «Доска объявлений», раздел «Знакомства» своими незамысловатыми «Женщина, блондинка, 26/166/65, 104/80/100, в/о, без в/п, со своим милым сыночком 4 л. желает познакомится с нашим новым папой. Сын — ласковый, спокойный, некапризный. Вы — до 40, не ниже 175, без в/п и м/п, любящий, щедрый, заботливый. Окружим тебя домашним уютом и теплотой».

Я даже газету отбросил в сторону, от мысли что легко отделался и буквально проскочил по краю. Очевидно, малышка Кристина прикрыла меня как щитом. Судя по реакции Тани, она, как кукушка, желала видеть в теплом и уютном семейном гнезде только одного кукушонка.

Допив кофе и быстро собравшись, я выскочил из квартиры и быстрым шагом двинулся в сторону метро — я совсем забыл, что в квартире Аллы ждал меня негулянный Демон.

На мое счастье, у Тани, когда она сердилась, был слишком громкий голос. Знакомые звуки раздались за десять шагов до того, как я спустился с последнего пролета. Я поглубже надвинул капюшон кожаной куртки и безрассудно двинулся вперед.

Отгородившись от этого жестокого и несправедливого мира спиной, Татьяна забилась под прозрачный, выпиленный из толстого оргстекла, козырек и кому-то, весьма темпераментно и несправедливо, рассказывала, какую последнюю сволочь она встретила вчера, и как это конченная сволочь испортила ей светлый праздник — День учителя. Хвала Богам, по Таниной версии рассталась она с этой сволочью ровно в полночь, на платформе станции метро. Я ускорил шаг, уперев взгляд в серый бетон пола, надеясь проскочить незамеченным, но Таня обличала сволочь самозабвенно, как глухарь в апрельском лесу и мне удалось проскочить на станцию незамеченным. Большое табло электронных часов над чернотой тоннеля показывали семь часов двадцать девять минут утра.

На следующий день.

— На! — надутый, как мышь, Виктор бросил передо мной на стол заявление, что братья Смирновы своими глазами видели свою угнанную машину на территории некой станции технического обслуживания.

— Ты что такой злой?

— А ты не знаешь? Валька твоя, дура, вчера мое дело в суде продула.

— Так! — я долбанул по столу ладонью, звук получился таким громки, что в своей кондейке проснулся и заругался матов задремавший старшина отдела: — Сядь, успокойся и расскажи внятно, какие у тебя претензии к моему юристу.

.

Глава 19

Глава девятнадцатая. Верю-не верю.

— Да что говорить, если мы дело проиграли. — Виктор, скособочившись сидел на стуле, раздражающе барабаня по столешнице пальцами с коротко обрезанными ногтями.

— Нет, ты мне конкретно объясни, чем ты недоволен? Может Валентина в материалах дела путалась? Или сидела и молчала?

— Да нет, не молчала. Что-то говорила, только я в этих калям-балям ничего не понимаю. И вот, отказали мне…