Туманный берег
Шрифт:
– А что это такое?
– Свечи. Не видишь разве?
– Тамара постаралась пожать плечами как можно более равнодушно.
– Вопросы какие-то странные задаешь.
– Вижу, что свечи. Почему в тряпке-то? И красная откуда?
– С Нового года осталась! С восьмого марта!.. Господи, какая тебе разница?!
– Да, никакой. Просто... Ладно, твои дела...
– Да! Мои!
– она не сдержалась и начала-таки расчесывать ладонь ногтями. Подсохшая короста тут же содралась, выступила кровь.
– Свечки это мои дела, ты в них не лезь! Как я не лезу в твои.
– Может хватит ходить вокруг
– Ты прекрасно знаешь, в чем дело. И в ком дело, - проговорила Тамара со значением. Тряхнула темными волосами и вышла из комнаты на кухню.
Там первым делом отдернула тюль с окна, открыла форточку. Зажгла газ на плите, поставила на конфорку кастрюлю с водой. Плакать больше не хотелось. Хотелось тихо выть и биться обеими кулаками и лбом о стену. Так, чтобы стало больно, чтобы почувствовать, что ничего его не кончилось, жизнь продолжается, и все ещё будет... Все ещё будет. На самом деле, будет.
В комнате хлопнула дверца шкафа, на кухню заглянул муж. Уже в слаксах и защитного цвета рубахе. Обе руки в карманах, на загорелом лице темные пятна. Волнуется, злится, краснеет...
– Том, я выйду пройдусь, пива возьму... В магазин надо за чем-нибудь зайти?
– У нас все есть, - она уже с жалостью взглянула на расцарапанную ладонь.
– Можешь хлеба полбулки взять. Лучше "Бородинского"... И извини, что я сорвалась. На самом деле, тяжело все это, да ещё экзема. Чувствую себя отвратительно.
– Заказы пока не бери. Отдохни. А то названивают, названивают целыми днями.
– Это ещё по старому объявлению. Новое я не давала...
Муж ещё немного помялся в дверях, потом оттолкнулся рукой от косяка:
– Ладно, пошел я. Скоро буду.
Тамара заставила себя улыбнуться, а когда за ним захлопнулась входная дверь, тяжело метнулась к шкафу, достала с антресоли свечи и, окинув взглядом квартиру, быстро перепрятала их в нижний, рассохшийся и заедающий ящик комода.
* * *
Он узнал его сразу. Мент стоял возле дома и курил, видимо, намереваясь зашвырнуть окурок куда-нибудь на газон и после этого войти в подъезд. Тот самый наглый мент, который шарился в трюмо и перебирал Тамарины флаконы на полочке. Худой, скуластый, с широко посаженными нахальными глазами и идиотской родинкой у правого уха. Фамилия вертелась в голове, но как-то не вспоминалась.
Мент, впрочем, проявил относительную вежливость. Подошел вразвалочку и, уперев руки в бока, спросил:
– Валер, а Валер, помнишь меня? Капитан Красовский. Имел счастье быть у тебя дома пару дней назад.
– Помню, - он отчего-то застеснялся пластмассовой пятилитровой канистры, которую держал в руках, и спрятал её за спину.
– Еще что-нибудь насчет дачи узнать хотели?..
Мент молчал и смотрел прямо в глаза с противной ухмылочкой.
– ... Можем подняться в квартиру, поговорить...
– Да нет, Валера, не насчет дачи... Жена твоя дома?
– Дома. Она же официально не работает.
– Значит, в квартиру подниматься не будем, здесь побеседуем... Это, кстати, в твоих же интересах.
Снова помолчал, выдерживая паузу. Валера ждал, нервно похлопывая себя канистрой под коленками.
– ... А в твоих интересах это потому, что говорить мы будем не о даче, а об одной твоей знакомой. Некой
Лиле Муратовой. Знаешь такую?– Ну, - сказал он, вдруг захлебнувшись горячим воздухом и мучительно пытаясь сообразить, как же вести себя дальше.
– "Ну" - это хорошо. Значит, знаешь. И, наверное, не будешь отрицать, что она бывала на папиковой даче?
– Бывала... Ну и что?
– Да, ничего. Просто всяких Лялек-Манек ты, друг, вспомнил, а о Лилечке почему-то забыл... Вроде она твоей невестой была? Чего ж ты о ней-то не подумал?
Он успокоился так же неожиданно, как и испугался. И вдруг ясно понял, что бояться просто глупо. Пожал плечами, поставил канистру на асфальт и отчего-то сразу перестал чувствовать себя идиотом.
– Почему не подумал? Подумал. Только мне кажется, что уж Лилька тут абсолютно ни при чем... Вы вот стали бы в такой ситуации любимую женщину свою закладывать? Мол, её тоже проверьте, алиби там, отпечатки пальцев. Волосы... Какое она-то отношение а этим англичанам может иметь? Да и к даче тоже? Мы уже лет двести не виделись.
– Ой ли, Валер?
– мент хищно разулыбался.
– Жены рядом нет, чего тюльку гонишь?
– Да, на самом деле, я её давным-давно не видел! Не верите что ли?
– Конечно, не верю! Тебе даже жена не верит... Она, кстати, у тебя тетка наблюдательная: и клипсу в квартире нашла, и соседей на предмет твоей Лилечки опросила... Видели, как она к тебе приходила! Видели, безгрешный ты наш супруг! Так что давай лучше поговорим по-хорошему. По-плохому не советую...
– С ума вы сошли что ли?
– Валера бросил тоскливый взгляд на канистру: похоже, пива сегодня попить было все-таки не суждено.
– Говорю вам, не встречаюсь с ней - значит, не встречаюсь... Клипса какая-то... Тамара, поди, свою собственную бутафорию-бижутерию порастеряла, а потом выдумывает черт-те что! Или вон из заказчиц её кто... Ерунда полная!
Мент задумчиво оттопырил нижнюю губу:
– Н-ну... Не знаю - не знаю... Может, и ерунда, конечно, только ведь черненькая твоя Лиля как назло! Я её сегодня в прокуратуре видел: черная, как жук!
– В прокуратуре?
– А ты что думал? В музее изящных искусств?.. С тобой, кстати, тоже, может, в последний раз на свежем воздухе беседуем, так что пивком-то сегодня оттянись как следует. С запасом на будущее... Не вспомнил ещё ничего про Лилю? Нет?.. А то, гляди, жена-то на тебя разобидится, передачки носить не станет.
– Слушайте, я, слово вам даю, не видел Лильку уже тыщу лет, и не думаю, чтобы ей вдруг захотелось ко мне в гости придти!.. Прокуратура какая-то... Скажите хоть, каким манером она ко всей этой истории относится? Ну, кроме того, что брюнетка и на даче, когда-то там, сто лет назад, бывала?
– Не скажу, Валер, не скажу, - мент нахально похлопал его по плечу, неспешно развернулся и вразвалочку пошел к автобусной остановке. Длинный, белобрысый и отчего-то страшный...
* * *
Кафе на Маросейке было не то чтобы элитным, скорее, просто очень приличным. Дорогие темные портьеры на окнах, белоснежные скатерти и живые цветы на столах. В углу, в огромной керамической вазе, расписанной в античном стиле, цвело апельсиновое деревце. Бело-золотистые, прозрачные лепестки пахли мягко и, в то же время, дурманяще.