Турецкая романтическая повесть
Шрифт:
Органическая связь с фольклором прослеживается не только в проблематике, сюжете, характере героев Я. Кемаля, но и в композиции, языке, стиле его произведений.
Лаконизм, поэтичность и образность языка сочетаются у Я. Кемаля с новыми, оригинальными приемами: индивидуализацией речи персонажей, портретом и пейзажем как средствами психологической характеристики героев, неожиданными эпитетами, метафорами и сравнениями. В «Легенде Горы» автору удалось соединить традиционные и новаторские приемы, благодаря чему появилось произведение, тысячью нитей связанное с современностью, несмотря на то, что действие его происходит в XVII веке, а форма повествования сказочна. Вот что говорил об этом сам Я. Кемаль в связи с экранизацией «Легенды Горы»: «Хотя „Легенда Горы“ кажется легендой, старой сказкой, это совершенно реалистическое произведение, в нем рассказывается о борьбе природы и человека, о борьбе человека с человеком, о неисчерпаемой силе природы и народа».
Важность поставленных проблем, как социальных, так и морально-этических, гуманистическое решение этих проблем, умение наполнить древний сюжет новым содержанием, обусловленным современностью, тонкий психологизм, красота форм, оригинальность композиции, выразительность языка делают «Легенду Горы» одним из лучших произведений Я. Кемаля. Это — заметное явление в современной турецкой литературе.
Высокую оценку турецкой критики
Победа национально-освободительного движения под руководством Мустафы Кемаля (1923 г.) совпала с периодом интенсивного разложения остатков родо-племенных отношений у курдов Восточной Анатолии. Несмотря на крупные социальные сдвиги, на образование новой Турецкой республики, курдские племена продолжали жить по законам феодального, а зачастую и рабовладельческого общества. Всесилие владык, нередко выступающих в двух ипостасях — светского и духовного вождя, нищета и бесправие крестьян, неразвитость их общественного сознания приводили к истинно трагическим последствиям в период национально-освободительной борьбы. Подавляющее большинство тружеников-курдов выступало «за» или «против» новой власти в зависимости от позиции «своего бека», «своего шейха». В результате курдские общины разделились на два лагеря, и между ними началась братоубийственная война. Веками, тысячелетиями культивировалась в сознании скотоводов-кочевников и крестьян мысль о том, что каждый из них раб «своего» господина, без которого немыслимо самое их существование. «Был я у бека любимый раб», — говорит Джано — один из главных героев повести К. Бильбашара. А вот слова другого персонажа: «Кому лучше знать: шейху или крестьянам? Дело рабов — своему аге подчиняться, его приказы выполнять, обычаи чтить». Мучительную ломку в сознании таких рабов, начинающих понимать, что каждый из них — личность, борьбу извечного стремления человека к счастью и свободе со страхом и покорностью, насаждавшимися веками, удалось показать К. Бильбашару, блестящему мастеру-психологу. С таким же мастерством рисует он и целый комплекс национальных и религиозных связей и предрассудков, осложняющих эту борьбу. Дело в том, что турки и курды исповедуют ислам, но придерживаются различных его течений — суннизма и шиизма. В войнах, которые вели турки-сунниты с персами-шиитами, курды нередко сражались на стороне персов, что использовалось администрацией Османской империи для разжигания межрелигиозной и межнациональной розни, которая, в свою очередь, вела к еще большему социальному и духовному закабалению и трудящихся курдов и трудящихся турок. Поэтому вполне понятна настороженность, а часто и враждебность, с которой относятся герои повести к новой администрации. К. Бильбашар реалистически изображает пропасть между городом и деревней, особенно заметную на востоке страны. Здесь он тоже близок к фольклору: исстари в произведениях народных певцов и сказителей, в сознании народа город — средоточие чиновников, жандармов, солдат — выступает как враждебное начало, как нечто чуждое и опасное: из города приезжают сборщики налогов, из города присылают жандармов и войска для подавления бунта. В ряде моментов К. Бильбашар не чужд идеализации своих героев. Рисуя кемалистского офицера Фахри-бея — представителя новой власти — «добрым гением» крестьян-курдов, писатель, конечно, идеализирует его. Но и в восприятии героев повести, и в интерпретации автора он явление исключительное, единичное. Эта исключительность лишь подчеркивает общее правило: весь административный аппарат, доставшийся молодой буржуазной республике в наследство от Османской империи, по-прежнему берет взятки, по-прежнему защищает интересы курдских беков и угнетает трудящихся курдов. Читатель узнает, как при прямом попустительстве чиновников приспешники Сорик-оглу разоряют поселение крестьян, ушедших на свободные земли, предоставленные им новыми властями. Когда беи расправляются с непокорными, физически уничтожая их, представители новой власти не только не защищают крестьян, но, наоборот, во всем потакают богатеям, сажают бунтарей в тюрьму, как и много веков назад. Так писатель показывает, что, в сущности, для бедняков все осталось по-прежнему, и попытки Фахри-бея как-то облегчить участь трудового народа оставались лишь попытками честного, убежденного в правоте кемализма одиночки, которые разбиваются о косность, рутину, феодальные пережитки, продажность государственного аппарата, забитость и покорность крестьянской массы. Трагизмом насыщено все повествование, трагичен и его финал: события, описываемые во второй части, относятся к 1937–1938 годам, когда курдские племена восстали против новой буржуазной администрации. Восстание это, носившее национально-освободительный характер, было потоплено в крови войсками Турецкой республики, которая в недалеком прошлом сама вела национально-освободительную борьбу. В. И. Ленин писал: «Маркс умел оценить и то, что бывают моменты в истории, когда отчаянная борьба масс даже за безнадежное дело необходима во имя дальнейшего воспитания этих масс и подготовки их к следующей борьбе» [2] .
2
Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 14, с. 377.
Именно такая борьба талантливо изображена К. Бильбашаром. Форма дилогии «Джемо» и «Мемо» необычайно своеобразна: это настоящий дестан, но дестан, созданный мастером, которому подвластны достижения современной литературы. К. Бильбашар поставил перед собой задачу невероятной сложности: написать народный дестан, но вложить его в уста различных героев, совершенно не прибегая к авторскому тексту, и с этой задачей он справился блестяще.
К. Бильбашару удалось сохранить форму дестана — чередование стихов и прозы (правда, при явном преобладании последней), зачины и концовки, повторы, рифму, ритмический рисунок, широко используемые народными сказителями, а главное — неповторимый дух дестана. Форма дилогии настолько своеобычна, что крупнейший турецкий юморист
и сатирик Азиз Несин в беседе с советскими востоковедами заметил, что это произведение стоит особняком в турецкой литературе и не поддается переводу на иностранные языки. Тем значительнее заслуга Л. Н. Дудиной, которая осуществила перевод «Джемо», опровергнув такое авторитетное мнение.Глубокий психологизм, великолепное знание жизненного материала, фольклора и живого разговорного языка позволили К. Бильбашару вылепить подлинно эпические образы, полные силы, поэзии, страсти. Прежде всего это относится к образу главной героини — Джемо. Это истинная дочь гор, сильная, независимая, гордая. Недаром ее называют «Джемо-джигит». Именно Джемо спасает своих односельчан от бандитов Сорик-оглу, именно она убеждает крестьян держаться вместе и сообща бороться за новую жизнь. Не только удаль, красоту, силу духа, но и ум, сообразительность, способность быстро принимать верное решение подчеркивает в ней автор. В этом она близка к идеальным героиням древних эпосов.
Одно из центральных мест в турецком фольклоре занимают образы женщин-воительниц, богатырш. Воспевается не только красота, нежность, верность, но и ум, воля, чувство собственного достоинства.
Именно с героическими женскими образами из эпоса перекликаются героини К. Бильбашара Джемо и Сенем. Даже вид испытания, назначенный Джано женихам Джемо, остается таким же древним, как в самых ранних эпосах, — это поединок, в котором невеста и претенденты на ее руку соперничают в силе и ловкости (бьются, правда, не на мечах, а на дубинках). И так же, как в седой древности, девушка сдается без боя своему избраннику.
Продолжая традиции народных сказителей и певцов, и Джано и Мемо подчеркивают в Джемо сочетание мужской доблести и женственности, красоты. Джано говорит: «Вырастил ее смелой, как волчица, быстрой, как газель. Кудри черные синевой отливают, в глазах черных огонь полыхает… Губы — что твой ширванский гранат… Кожа нежней розового лепестка, рука тверже стали».
Чертами эпического богатыря обладает и образ отца Джемо — Джано. В сценах укрощения коня, богатырской потехи, когда Джано съедает целую коровью голову вместе с костями и полмешка грецких орехов с кожурой, слышны отголоски древнейших алтайских и тувинских эпосов, где описывается богатырский пир, во время которого герой «крупные кости изо рта выплевывает, а мелкие — из носа выдувает». Но у этого человека могучей силы и могучего духа нежное, любящее сердце. Своей любви к Кеви он остается верен всю жизнь и переносит ее на Джемо, как две капли воды похожую на мать. Талантливый художник-психолог, К. Бильбашар показывает, что именно эта безграничная любовь подняла Джано над уровнем окружающей среды, дала ему силу пренебречь нерушимыми обычаями и не продать дочь, как рабыню. Так же психологически достоверно рисует автор душевную борьбу, сомнения и колебания Джано, вставшего на путь борьбы за новую жизнь. С каким трудом бесстрашный Джано вытравляет из своего сознания рабскую покорность! Какие усилия прилагает, чтобы избавить крестьян от вековечного страха перед господином, убедить их работать и пользоваться плодами труда сообща!
Такое сочетание черт эпического богатыря и вчерашнего раба, только начинающего осознавать себя человеком, делает образ Джано неповторимо своеобразным и притягательным.
Если Джано — прямой потомок богатырей — заступников народа, то Мемо продолжает линию легендарных певцов-ашугов (в турецком произношении — ашык) — лирических героев народных дестанов. Согласно фольклорной традиции, юноша становится ашугом, когда в его сердце просыпается любовь. Он чудесным образом (обычно во сне) обретает способности певца и музыканта-импровизатора. Мемо же от рождения одарен талантом, а у дяди — замечательного ашуга — он проходит настоящую школу мастерства. Дядя обучает его и ремеслу — литью звонких колокольчиков, которые сродни его искусству. Мемо по натуре — поэт, художник, возвышенная и гордая душа. Как и герои старшего поколения, юноша силен, отважен, ловок, умен, но он превосходит их широтой кругозора и жизненного опыта. Это герой нового типа, прошедший армейскую школу, выучившийся грамоте, знающий «османский» язык. Мемо может постоять и за себя и за своих односельчан. Закаляясь в борьбе, он мужает, превращается в настоящего борца, начинает лучше разбираться, кто друзья и враги крестьян, и в конце дилогии становится вожаком восставших, предпочитающих гибель рабскому существованию. Развитие характера Мемо с большим мастерством запечатлено К. Бильбашаром, который ставит перед собой труднейшую задачу — показать рост самосознания крестьянских масс на востоке Турции — самом отсталом, глухом уголке страны. Мемо начинает понимать, что им нечего делить с «простыми османцами», что эти «османцы» далеко не одинаковы и не одинаково относятся к беднякам-курдам. В борьбе против «своего» аги он ищет поддержки у передового «османского» офицера.
К. Бильбашар создает многоплановый, полнокровный характер. Благодаря мастерству художника-психолога перед читателем возникает мир чувств Мемо: его любовь к Сенем, страдания в разлуке с ней, потрясение и отчаяние, вызванные потерей любимой, медленное возрождение души и новая любовь — к Джемо, и трагическое столкновение двух этих чувств, возникшее в результате трагического стечения обстоятельств. Так под пером современного художника традиционная для турецкого фольклора сюжетная коллизия — беззаветная единственная любовь — обретает черты трагедии сегодняшнего дня.
К. Бильбашар нарисовал широкое полотно жизни народа, впечатляющую картину «торжеств и бед народных». Знаток нравов, обычаев, верований, обрядов, автор устами своих героев с восхищением описывает бурлящий народный праздник, красоту девушек, борьбу джигитов, игру народных певцов. Значительность темы, подлинный гуманизм автора, своеобразие его художественного почерка, близость к фольклору и по сути и по форме сразу выдвинули дилогию К. Бильбашара в число лучших турецких романов, написанных в последние десятилетия. Вот как говорит сам К. Бильбашар о задачах писателя, о своем художественном методе: «Я добиваюсь в своих рассказах двух целей. Во-первых, чтобы между строчками не промелькнула даже тень личности автора, чтобы сам рассказ обращался к своему читателю как живое, конкретное, свободное существо. Во-вторых, я пытаюсь отразить роль народа в историческом революционном процессе. Быть факелом, освещающим мрачные тайны бесчеловечных режимов; кулаком, гневно сжатым перед лицом насильников, порожденных этим мраком. Назначение писателя — указать путь тем, кто поднимается на борьбу со злом и несправедливостью, вдохнуть новую силу в обессилевших, отвагу в отчаявшихся, дать ответ на мучительные вопросы».
И лучшим подтверждением плодотворности этих принципов стала повесть К. Бильбашара «Джемо» — современный дестан, созданный прогрессивным художником.
Действие повести Дженгиза Тунджера «Конфискованная земля» происходит в Западной Анатолии — относительно развитой области Турции, где процесс проникновения в сельское хозяйство капиталистических отношений идет гораздо быстрее, чем на востоке страны. Автор — уроженец Западной Анатолии — прекрасно знает особенности этого процесса, что помогает ему создать впечатляющую картину жизни турецкой деревни. Яркими мазками рисует Д. Тунджер тяжелое положение крестьян, их стихийный протест, расслоение турецкого крестьянства.