Тварный град

— Его изрядно потрепали, — с трудом прошлепал изрезанными губами Эрик. — Ты бы видела, как мы дрались. Не как крысы, как львы.

Их униформы темнели многочисленными разрывами. Им самим требовалась помощь, но они оказывали её другу, бинтуя его живот. На иссечённой вражьими резцами груди Юры тускло мерцало обручальное кольцо. Видя голое мясо на культях пальцев Герхарда, Полина сразу поняла, почему муж предпочёл не носить символ их союза на руке.

— Юрочка. — Она позвала, тихо гладя лицо мужа — едва ли не белее его повязок. Юрины веки точно слиплись, а дыхание вырывалось из горла с трудом. — Юр. Не умирай.

— Он тебя не слышит, — бросил Венедикт, перебирая раскрытую аптечку. — Нужно привести его в чувство. Здесь был адреналин.

— Юра, — капли Полининых слёз упали мужу на дрогнувшие усы, и тот слегка улыбнулся — криво, нежно, как если бы видел прекрасный сон.

— И меня… На нити тонкой, — чуть слышно прошептали его губы, — безнаказанно шутя… С-своенравною ручонкой… держит д-девочка-дитя…

— Юра! Ты меня слышишь?

— Я тебя люблю.

Его веки задрожали, приоткрываясь. Он силился взглянуть на неё, водя у кромки ресниц блуждающим зрачком. Собрался с волей, чтобы очнуться. Нашёл всхлипывающую жену. Залучился радостью.

— Паулина…

— Я здесь, Юр. Я с тобой.

— Поцелуй меня.

Она приникла к его холодным, почти неживым губам, и он слабо ответил. Улыбнулся чуть шире.

— Это не сон. Не агония. Любимая.

— Юрочка, живи.

— Не послушалась. Не отсиделась в бункере. Упрямый реб-бёнок.

— Как ты, любовь моя. — Она удостоилась самого нежного взгляда.

— Где Гера?

— Вот он я, брат. — Шарнхорст поддержал голову Альбрандта так, чтобы тот мог увидеть его. Юрец с беспокойством ощупал бинт на своём лбу.

— Опять… голова…

— Цела, цела, — утешил его лучший друг. — Искусана, но черепушка не пробита.

— Ты меня обманываешь… — не поверил Юрец и коснулся крови на щеке Шарнхорста. — Гера, ты красавец… Два глаза на двоих?

— На себя посмотри, шушара драная!

— А Эрик? Папа? Борец…

— Сын, — Венедикт Карлович взял его запястье, растёр и, прижав вену, ввёл препарат. — Доктор Крюгер уже спешит сюда.

— Не хочу. В госпиталь, папа, не хочу.

— Крепись. Ты дрался храбро, как и все наши беты.

— Беты?.. — Юра аж взбодрился. — Наши беты дрались… Ох, умора…

— Твои беты. — Альбрандт-старший указал на потрёпанных Лапок. — Те, кто достоин ими быть. Я устрою переранговку.

— Не понимаю… А где альфа?

— Перед тобой, сынок. Ты отныне первопомётный главы города.

— А я второпомётный, брат! — поддакнул из-за отцовского плеча встревоженный Боря.

— Как? — Лекарство подействовало быстро, Юра попытался подняться, и Полине с Борькой пришлось придавить его плечи, чтобы он не перенапрягался.

— Лежи, лежи, Ганса ради! У него брюхо вспорото, — шепнул Гера Полине. — Заставь его не двигаться.

— Где Эрфольг? Он вышел?

— Выйдет, не беспокойс-с-ся, — из глубины колодца выступила на мягких лапах Аста. — Денька через два в виде погадки. Могу отдать для погребения с почестями.

— Фу, ужас! Позорная смерть! — хором завозмущались беты.

— А… Где Феличе? — Юра напряг память. — Он уводил тех крыс… За собой на м-мотоцик-к… Где он?

— Астарта! — Полина взмолила кошку, — твой брат, он… скажи, это правда, что он погиб?

Кошка закатила жёлтые глаза.

— Его геройство однажды выш-ш-шло бы ему боком. Скажу так. Ш-ш-шесть жизней из девяти он сегодня потерял. А я, собственно, за носильщ-ш-щиками. Дина его тащ-ш-щить не в состоянии. Я тоже. — Аста показала изорванную в бою спину.

— Он жив?!

Венедикт моментально включился и отправил Бориса с парой дельт помочь котам. Пока Полина перевязывала Геру с Эриком, а Милана — своего любимого, в трубе раздались шаркающие шаги, и к Лапкам присоединился их почти потерянный участник. Фел висел на плече у Борца и улыбался так по-хулигански, что Полине стало ясно — несносный кот порезвился на славу и ни о чём не жалеет.

— Моя нога-а-а, мя-я-яу-у-у, — застонал он, когда его положили рядом с Юрцом.

— Ты псих. Но спасибо… Брат.

— Юри, если тебе кажется, что тебе сейчас больно… Мя! Просто знай, мне в сто собак больнее!

— Не. Оскорбляй. Собак! — прозвенел грозный девичий голос. — И не говори мне о боли, кот!

— Дина!

Кривящуюся, мокрую Овчарову внёс на руках Андрей. Огляделся, очевидно, различив среди разномастных пятен самое яркое и отнёс собаку к Полине.

— Хорошо, что я в юности учился управлять катером, милая. Сегодня пригодилось!

— Ты? Я не знала! — Полина помогла спустить Дину, и поняла, что отец тоже успел вымокнуть. — Ты их вытащил? Из реки?

— Да, несло мимо.

— Дина, ты что, прыгнула за ним? — в свою очередь изумилась Милана.

— Я увидела, что он барахтается, и сыграла в собаку-спасателя, щенка. Всё-таки триатлон это ещё и плавание!

— Я сломал всё, что можно, — попенял Феликс, лёжа рядом с Юрой. Тот вовсю улыбался и сжимал перчатку друга.

— Ты жив. Мы живы.

— И не всё, что можно, а плечо и бедро. Тебе умопомрачительно везёт, проходимец. — Аста помогла снять его стёсанный шлем.

— И мой Кавасаки…

— Возблагодари Бастет и грифонов, что они добили твоих врагов!

— Папа, ты же слепой, как ты их заметил в реке? — Полина обняла отца.

— У меня, как у всякого опытного крысолова, очень тонкий слух.

К тому моменту прибыл доктор Крюгер, или как там его величали, со своей санитарной командой, и принялся заниматься ранеными. Венедикт Карлович, которому, как альфе, предложили помощь первому, отмахнулся от врачей, велев повременить с ним в пользу самых тяжёлых. Оправил продранную униформу и степенно подошёл к отцу Полины. Протянул перевязанную ладонь. Тот уважительно пожал её.

— Я бесконечно благодарен тебе, Андрей. Как новоизбранный глава города я возмещу старую обиду и заплачу тебе столько золота, сколько ты способен увезти.

— Не стоит, Венедикт, — тот философски усмехнулся в бороду. — Я ехал сюда не за золотом. Да и, будем честны, самое дорогое мне золото вы всё равно не отдадите. — Он показал на дочь, помогавшую уложить на носилки Юру. Та чмокнула губами, показывая папе, что любит его. Венедикт смутился на миг, и потом сказал, вопросительно глядя на Полину: