Твоя наследница

На последнее упоминание уже киваю, не сдерживая улыбки.

Да, дочка явно подготовилась, чего я совсем не ожидала.

— А еще он тебе цветы дарил. Два букета. А Надя говорит, что крестной только дядя Алекс дарит цветы, потому что он ее любит.

А это полный нокаут.

— Иди-ка лучше я тебя обниму, — приглашающе развожу руки, решая немного отдалить сложный разговор.

Прижимаю к себе своё счастье, когда она забирается на колени, и, уткнувшись носом в кудрявую макушку, вдыхаю аромат детства, радости и беззаботности.

— Значит, ты со мной согласна? — уточняет Амина, спустя пару минут обнимашек задирая кверху курносый носик и заглядывая в глаза.

— Ну-у, — тяну, решаясь на самый главный, пожалуй, шаг в жизни, — я была бы рада, если бы твои выводы оказались верны.

— Это потому что он тебе тоже нравится? — тут же летит восторженный вопрос, а карие, как у отца, глаза заглядывают мне прямо в душу.

— Нравится, — сознаюсь без оглядки.

Чего уж теперь отнекиваться?

— Ой, как здорово! — хлопает в ладоши дочка, — А я знала, мамочка. Знала! Давид — хороший, очень хороший. Правда-правда! Жалко только, что он не мой папа. Но он, наверное, тоже был хорошим? Мой настоящий папа. Таким же как Давид. Да? Иначе я бы у тебя не родилась. Правильно?

— Тшшш, — успокаиваю разволновавшуюся и закидавшую меня вопросами малышку.

Вот только уже не малышку, а очень умную и не по годам сообразительную девочку.

Поправляю себя, убирая выбившиеся из хвостика завитушки.

— Амина, послушай, — накрываю обе ладошки своей девочки, — Давид — он… Он действительно твой папа. Настоящий. Родной. И я точно знаю, что он очень-очень-очень сильно тебя любит. А еще гордится тем, какая ты добрая, умная и замечательная.

— А почему тогда он приехал только сейчас? Потому что узнал, что я хорошая? А раньше не знал? Да?

Такого предположения не ожидаю и, качнув головой, спешу заверить кудряшку, что она ни в чем не виновата.

— Нет, родная. Просто мы с твоим папой потерялись и долго не могли найтись. Но теперь он всегда-всегда будет рядом. Уверена, он тебе сам непременно об этом расскажет.

— Значит, теперь вы поженитесь? Раз он тебе нравится, а ты ему. И вы оба любите меня? — следует новая атака вопросами.

Вот же сообразительная лисичка, такую логическую цепочку выстроила. Не придерешься.

— Дочь, давай не будем спешить, — избегаю давать ложные обещания. — Главное, что мы нашлись. Правильно?

— Правильно, — следует кивок с серьезным видом. И вновь вопрос. — А «папа» я смогу его называть? Как Богдан и Надя дядю Алекса называют?

— Сможешь. Обязательно сможешь. Ему это очень понравится.

* * *

Звонок в дверь выбивается из привычного утра.

Обычно в столь ранний час гостей мы не ждем. Да и первый день после двух недель обитания у Гроссо дает о себе знать. Всё кажется немного иным.

В первый момент дергаюсь. Почему-то в голову сразу приходит Влад, сердитый на меня по поводу собственной глупости и нагрянувший с разборками. Вот кто его просил тащить в мой салон свою дрянь?

Правильно. Никто. Сам дурак.

— Мамочка, я открою, — Амина реагирует раньше.

Проворно соскакивает с моих коленей и шустро уносится в прихожую.

— Подожди меня, — кричу, поднимаясь следом.

Да, я помню про круглосуточную охрану у подъезда. Но лучше открою сама.

Перестраховка лишней не бывает.

В памяти слишком свежи воспоминания, как семь лет назад рядом со мной появился амбал, приставленный Дамиром Цикалом ради «общего благополучия», и о своей панике рядом с ним не забываю. Естественном страхе слабой перед сильным. Беременной женщины перед крепкий спортивным мужиком, привыкшим решать вопросы с помощью кулаков.

Никогда не хочу пугать дочь подобными «сюрпризами».

— Теперь можно? — уточняет Амина, когда я приближаюсь и, заглянув в глазок, отступаю на шаг в сторону.

— Открывай.

Даю позволение и сжимаю кулаки, гася нервную дрожь.

Встреча, которая произойдет с секунды на секунду. Какой она будет?

Ведь там, пока еще ничего не подозревая, стоит Давид.

Что это? Интуиция? Предчувствие? Или за совсем короткое время между отцом и дочерью образовалась такая крепкая связь, что он ощутил жгучую потребность быть здесь и сейчас?

— Доброе утро, красавицы, — здоровается мужчина, одаривая нас теплой улыбкой, — а я вам звонил минут десять назад. Никто трубку не взял. Вот решил подняться.

Давид переводит взгляд с меня на Амину и обратно и немного сдвигает брови, замечая некую заторможенность реакции.

Киваю на приветствие и сосредотачиваю все внимание на кудряшке. Она, будто застеснявшись, переступает ногами и чуть прижимается к дверному полотну, но в следующий момент, явно вспомнив о своей боевой натуре лидера, вначале чуть слышно, а потом более громко произносит:

— Па-па?

Оборачивается ко мне в поисках поддержки.

Улыбаюсь и киваю, показывая, что я здесь, рядом. Этого становится достаточно. Амина чуть качается с пятки на носок и срывается к отцу.

Цикал реагирует молниеносно. Подхватывает дочь и поднимает её высоко над головой. Та счастливо смеётся и цепляется-цепляется за него руками, стараясь обнять покрепче, прижаться теснее.

— Папа. Папа! — произносит с каким-то придыханием.

Я же прикусываю кулак, чтобы не разреветься. Внутри горит и жжет от переживаний за собственное дитя. Ни разу не видела, чтобы Амина с такой радостью реагировала на кого-то.

— Сокровище моё, — глухо выдыхает в кудрявую макушку Давид.

Слышу, как проседает его голос, как душат и плющат его эмоции, вижу, как в карих глазах вместе со слезами закручивается буря.

Отец и дочь обнимаются, что-то шепча друг другу, совсем ненадолго забывая обо мне.

Испытываю ли я ревность?

Не могу подобрать однозначного ответа. Скорее всего, нет, или, может быть, самую каплю. Для меня более важно состояние ребенка и его покой. Его счастье.

Но вместе со всем я четко понимаю, как в этот миг меняется наш с дочерью мир, ломается привычный уклад, создавая нечто совершенно новое и неизведанное.

Даю двум близким людям побыть немного вдвоем и ухожу на кухню. Думаю, Давид не откажется от чашки кофе, когда немного придет в себя. Я так уж точно себе заварю.