Твоя навеки
Шрифт:
— О, дедушка, я умру без него.
Дедушка О'Двайер, лениво попыхивая трубкой, наблюдал, как дым легкими волнами поднимается в воздух и медленно рассеивается на солнце.
— Надеюсь, мама не знает обо всем этом, — с серьезным видом заметил он.
— Конечно, нет.
— Я думаю, все это ей очень не понравится. Если она узнает, тебя ждут крупные неприятности.
— Но что плохого в том, что я люблю кого-то? — возмутилась она.
Дедушка удивленно посмотрел на нее.
— Сантьяго не кто-то. София Мелоди, он твой двоюродный брат.
— Ну и что?
— Это многое меняет, — просто ответил дедушка.
— Пусть это будет
— Как мой ликер, — хмыкнул дедушка, облизнув губы.
— Вот именно, — согласилась София. — О, дедушка, мне хочется умереть.
— Когда мне было столько лет, сколько тебе, я любил одну очень красивую девушку. Она уехала в Лондон на три года. Заметь, Сантьяго едет только на два года. Но я знал, что если ждать, то обязательно дождешься того дня, когда любимый человек вернется. И знаешь почему, София Мелоди?
— Почему? — насупившись, спросила она.
— Тот, кто умеет ждать, получает все.
— Нет, не все.
— Ты ведь не пробовала.
— Мне и не надо.
— А я ждал. И знаешь, что было дальше?
— Она вернулась, вы встретились и поженились, правда?
— Нет, не так.
София взглянула на дедушку с любопытством.
— Она вернулась, а я вдруг понял, что больше не люблю ее, как прежде.
— Но, дедушка, ты же сказал, что тот, кто ждет, получает все.
Она смеялась.
— Те, кто ждут, обретают мудрость. Время дает нам возможность отступить на шаг и посмотреть на все со стороны. Мудрость позволяет нам понять: так ли важно получить то, чего ты хочешь в этот момент всем сердцем? Годы ожидания дали мне мудрость. Когда она вернулась, я решил, что из наших отношений не выйдет ничего хорошего. К счастью, я не женился на ней, иначе так и не понял бы, что есть человек, предназначенный мне судьбой. Я не встретил бы твою бабушку.
— Как бы я хотела знать ее! — произнесла София.
Дедушка О'Двайер глубоко вздохнул. Не проходило и дня, чтобы он не вспоминал свою жену. О ней ему напоминали пение птиц, шум ветра, луч солнца. Она была во всем, и ее светлый образ поддерживал его в трудную минуту.
— Мне бы тоже этого хотелось, — ответил он, и глаза его затуманились. — Она бы полюбила тебя, София Мелоди.
— Я похожа на нее?
— Нет, внешне на нее похожа твоя мама. Но у тебя есть и ее очарование, и ее сила.
— Ты скучаешь по ней, дедушка?
— Я очень скучаю по ней. Не проходит и дня, чтобы я не подумал о ней. Она являлась для меня всем.
— Санти тоже для меня все, — ответила София, возвращая дедушку к проблемам настоящего. — Он для меня все, дедушка. Честно. Я это сама недавно поняла. Я люблю его, дедушка.
— Он для тебя все, но ты еще очень молода.
— Но, дедушка, я не хочу никого, кроме Санти. И никогда не будет по-другому.
— Это пройдет, София. Подожди немного, и появится молодой человек, который выбьет у тебя почву из-под ног, как это случилось с твоими родителями много лет назад. Пако сразил Анну Мелоди своим романтизмом.
— Нет, не будет такого, потому что я люблю Санти, — упрямо произнесла София.
Дермот О'Двайер скривил в усмешке уголок рта, продолжая попыхивать трубкой. Он посмотрел в горящее нетерпением лицо внучки и кивнул.
— Это будет справедливо, София Мелоди, если ты дождешься его. Он вернется. Он ведь не уезжает навсегда.
Как и обычно, дедушка О'Двайер не мог долго противиться желаниям своей внучки. Даже если речь шла о ее любви к Сантьяго Соланасу.
— Нет.
—
Тогда наберись терпения. Только терпеливая кошка поймает мышку.— Нет, не так. Только быстрая кошка схватит мышку.
Ее лицо озарилось улыбкой.
— Ну что ж, если ты настаиваешь, то пусть будет так, моя дорогая.
В начале марта, когда листва на деревьях начинает опадать, после долгих летних каникул, которые тянулись с конца декабря, София стояла перед домом Мигеля и Чикиты, чтобы сказать Санти «до свидания». Глядя на густые тени, которые, казалось, росли, чтобы напугать ее, она вспоминала слова дедушки О'Двайера. Она будет терпеливой кошкой, которая, в конце концов, схватит мышку. Она будет ждать его и не станет смотреть в сторону других парней. Она останется верной ему до конца дней.
Последние несколько недель были очень тяжелыми для Софии. Она боялась, что расплачется и этим выдаст себя в присутствии Санти. Ей приходилось сдерживать себя каждый раз, когда хотелось сказать: «Я люблю тебя». У нее и вправду могли бы сорваться с уст эти слова, когда эмоциональное напряжение достигало предела. Софии приходилось скрывать свои чувства от членов семьи, в то время как ей хотелось выплакаться, настолько пусто было у нее на душе.
Санти очень осторожно высказывался теперь о предстоящем путешествии, чтобы лишний раз не травмировать ее. Он боялся снова довести ее до слез. Его очень тронули ее непосредственность и сила привязанности к нему. Он ощущал себя героем, который отправляется покорять чужие земли под стенания женщин, готовых рвать на себе волосы от одной мысли о предстоящей разлуке. Он знал, что не будет скучать по ней. Конечно, он будет писать Софии, как своей младшей и обожающей его сестре, но он будет писать также и Марии, и матери. Его ждала Америка — эта страна манила его своей открытостью. Она обещала ему встречу с длинноногими красотками, не слишком обремененными высокими моральными принципами. Он не мог дождаться момента, когда пересечет границу. Кроме того, София будет здесь, когда он вернется.
Наконец Санти вышел из дома. Антонио с багажом следовал за молодым сеньором. Санти обнял плачущую Марию и обменялся крепким рукопожатием с Фернандо, который в глубине души радовался отъезду брата. Фернандо думал о разлуке с Санти с облегчением. У брата все получалось, он умел всех очаровывать, со всеми ладить, всех рассмешить. Он плыл по морю жизни, как легкий парусник, в то время как Фернандо ощущал себя тяжелым буксиром. Ему приходилось тяжело и упорно работать, но результат, которого он достигал, не радовал его самого. Нет, он не жалел о том, что брат уезжает. Теперь, когда Фернандо не будет находиться в его тени, он может немного насладиться ролью лидера. Панчито сидел на руках у старенькой Энкарнасион. Он был слишком мал, чтобы понимать смысл происходящего. Когда Санти обнял Софию, он снова пообещал ей, что будет часто писать.
— Ты уже не сердишься на меня? — спросил он, широко улыбаясь.
— Еще как сержусь, но прощу, как только ты вернешься, — ответила она, сдерживая слезы.
От его прикосновений у нее шла кругом голова, но Санти не подозревал, как тяжело ей сдерживать себя, чтобы не разрыдаться при всех. Когда он поцеловал ее, у нее остановилось дыхание, а кровь прилила к щекам. «Он уедет, уедет, уедет», — стучало в голове. Софии казалось, что она не сможет дышать, но, как и предсказывал дедушка О'Двайер, у нее не было другого выхода, и она сделала новый вдох. Она продолжила жить.