Тяжелый дивизион

Высоко в небе прямо на восток шли два черных крестика. Где-то недалеко ухали выстрелы зенитных орудий, осколки разорвавшихся бризантов, тяжелые стаканы шрапнелей, отдельные пули и рваные клочки стали хрипло винтили воздух во всех направлениях.

Это была обычная утренняя порция стрельбы по аэропланам, единственное боевое действие, которое можно каждодневно наблюдать в этом глубоком тылу.

Василий, командирский вестовой, начищал большой медный самовар.

— Полковник встал?

— Никак нет, вашбродь, — без особой почтительности и не вставая заявил командирский денщик, — лежать.

— Спит или так лежит?

— А вы, вашбродь, поглядите. Там их благородие казначей.

Андрей открыл дверь и перешагнул порог большой темной комнаты. Все окна в командирском помещении были завешены занавесками или затянуты газетными листами. Солнце ползло по полу только прямыми копьеобразными полосками. В помещении стоял запах лекарств и плесени. Такие запахи застаиваются в непроветриваемых комнатах больных и особенно нечистоплотных людей.

Полковник лежал на кровати, облокотившись на сползавшую смятую подушку. Даже в полумраке можно было различить, что наволочка на подушке несвежая. Перед ним на одеяле лежало несколько игральных карт. На столике у изголовья стоял недопитый стакан с вином.

У противоположной стены на брезентовой походной койке без белья и подушки лежал на спине казначей.

Его лысая яйцевидная голова была закинута далеко назад, и в руках высоко над собою он держал две карты. Между ними посредине комнаты, поставленный на попа, стоял чемодан, и на нем, должно быть для настроения, горела стеариновая свеча. У чемодана на полу стояли недопитые и опустошенные бутылки. Ни полковник, ни казначей не обратили никакого внимания на Андрея.

— Василий! — угрюмо глядя куда-то вниз, на дощатый пол, заорал командир.

Василий вошел не сразу и лениво, словно отмахиваясь от надоевших собеседников, сказал:

— Ну чё еще? Слушаю…

«Вот нахал!» — подумал Андрей.

— Посмотри у казначея: дамбле или врет?

— Смотри, сука, чтоб тебе повылазило! — пьяным голосом пробурчал казначей, протягивая солдату карты. — Валет и девять крестей.

— Так точно, у их девять, — подтвердил Василий.

— Ну, ладно, — согласился Торопов, бросая карты на пол. — Припиши! Василий, подбери, — указал он пальцем с желтым ногтем на пол. Василий принялся подбирать разбросанные карты.

Андрей молча стоял у порога.

Подобрав карты, Василий бросил их в глубокую тарелку с синим обводом, в которой уже была гора карт. Затем он взял с лежавшей у свечи на чемодане колоды верхнюю карту и отнес ее полковнику. Следующую он отдал казначею. Затем он роздал партнерам еще по одной карте. Казначей и Торопов внимательно следили за всеми его действиями. Раздав карты, Василий ушел.

— Ну, потянем, — тонким дьячковским голосом пропел казначей.

— Потянем, — прохрипел полковник. Наложив одну карту на другую, оба медленно сдвигали верхнюю. Они проделывали это так медлительно и с таким вниманием, словно игра шла на крупные суммы, потеря и выигрыш которых действительно волнуют и тревожат.

Полковник, увидев из-под десятки червей край пикового валета, перестал тянуть.

— Ну, не тяни кота… за хвост, — злобно сказал он казначею. — Даешь?

Казначей, у которого к пятерке шла какая-то мелкая карта, не то двойка, не то тройка, все еще тянул, переворачивал карты в руках, оглядывал открытый край нижней карты со всех сторон, как ювелир, изучающий возможности еще не отшлифованного алмаза.

— Терпи, старик, на том свете будешь, — сказал он, почесав переносицу. — Тут дело сурьезное!

— Ну, черт с тобой! — сказал полковник и безнадежно откинулся седой головой на подушку.

Казначей, причмокивая языком, продолжал вертеть в руках две карты. Наконец, убедившись в том, что идет не тройка, а двойка и дамбле не получится, он разочарованно сказал:

— Ну, одна дала…

— Ну, давай… Василий!

Василий быстро вошел в комнату, посмотрел на Андрея, словно хотел ему сказать: «Вот полюбуйся на свое начальство», заглянул в карты командиру, подошел к чемодану и отдал полковнику верхнюю карту.

Полковник вновь подложил карту, не глядя, под две другие и стал медленно тянуть. Василий вышел, хлопнув дверью.

Третья карта оказалась дамой бубен.

— Жиры, одни жиры! — разочарованно протянул полковник. — Ну, ладно, подвернется талия, я тебе пропишу ижицу.

— Василий! — закричал он. — Василий! — Но Василий не шел.

Тогда казначей заплетающимся языком попросил:

— Ты, Федотыч, дай мне папироску, а я тебе три миллиона счеркну.

«До миллионов дошли, сволочи», — с отвращением подумал Андрей и вышел из комнаты.

— Будете спать еще? — спросил его Мигулин.

— Кой черт спать, позвони, чтобы дали коня без ординарца, и спроси поручика Герста, поедет ли он гулять…

* * *

Рыжий мул с тупым упорством ни за что не хотел выйти из густо разросшейся на вершине холма рощи молодых, гибких берез. Белые частые стволы терли его бока, а сучья царапали седло и ноги молодой девушки в кожаной куртке и желтых перчатках. Девушка бессильно размахивала коротким стеком, беспомощно тянула поводья, но упрямое животное брыкалось, закусив удила, и казалось, вот-вот выбросит девушку из седла.

Андрей и поручик Герст наблюдали эту сцену с пролегавшей у подножия холма дороги.

— Это сестра из Лужков, — сказал Герст, — Она, кажется, всегда ездит мимо нашей стоянки. — И, помолчав, он прибавил: — Не знаю, можно ли предложить ей помощь после той истории.

Андрей с досадой припомнил неприятную сцену. Пшютоватый щеголь поручик Аскинази, Хазарин, Кельчевский и кандидат решили свести знакомство с сестрами из отряда княжны К., который стоял в Лужках. Андрей дал себя уговорить и отправился вместе со скучающими офицерами. В комнаты зашли только поручик Аскинази, Хазарин и кандидат. Андрей, Кельчевский и Герст остались у ворот помещичьего дома.

Уже стоя у подъезда, Андрей решил было повернуть коня и ускакать. Но в это время со смехом, за которым явно скрывались раздражение и обида, на крыльце показались послы. Офицеры быстро вскочили в седло, и вся кавалькада, не сговариваясь, понеслась прочь от фольварка. Андрей заметил, что из окна дома следили за отъезжающими веселые женские лица…

— Кривляки, строят из себя аристократок, — бранился Хазарин, — подумаешь, мимозы какие…

Но и он, и другие чувствовали себя неловко.

— Ну, а помочь ей все же надо, — сказал Андрей, видя, что девушка готова впасть в отчаяние.