Тяжесть короны

Арданг окинул меня тяжелым долгим взглядом, едва заметно нахмурился, жестом указал на стулья у стола.

— Прошу, садись. Нам нужно поговорить, — в голосе Ромэра мне послышалась обреченность, а сам арданг показался растерянным.

Я поставила чашку на стол и, обойдя его, села на диван. Допускать, чтобы этот разговор велся через преграду, через дополнительный барьер, я не собиралась. Ромэр взял стул, повернул его, сел на край, выпрямив спину, снова сложив руки на груди. Все молча, стараясь не встречаться со мной взглядом. Входная дверь едва слышно скрипнула, — Летта зашла в дом, поднялась на хозяйский этаж.

— Я не знаю, как начать этот разговор, — тихо сказал Ромэр, все еще не глядя мне в глаза. — Мне очень жаль, что события разворачиваются таким образом. Но ни ты, ни я повлиять на них сейчас не можем.

Напрасно я думала, что поза арданга выдает раздраженность. Во взгляде Ромэра читалось смятение, странная опустошенность и почему-то боль…

Конечно, я понимаю, что, даже осознавая всю выгоду этого союза, король Арданга вовсе не стремится брать в жены нелюбимую женщину. Но он зря боится моего «да». Я никогда не соглашусь на брак с ним, никогда не привяжу его к себе, никогда не лишу его данной человеку небесами свободы следовать зову сердца.

Потому что я Ромэра люблю. А он меня — нет.

Крепче сцепив руки на коленях, собрав всю волю, изобразила на лице легкую вежливую полуулыбку.

— Начинать все равно с чего-то нужно, — голос прозвучал удивительно мягко и спокойно. Видно, сказались годы утаивания истинных чувств от окружающих.

Ромэр встретился со мной взглядом и тоже улыбнулся. Неожиданно ласково и нежно. Словно никогда не бывало между нами отчужденности и холодности. Словно не было короны, пророчества, восстания, клятв Побратимов… Словно для меня могла существовать надежда на его любовь…

— Ты удивительная девушка, Нэйла. Очень мужественная, — тихий низкий голос прозвучал музыкой. — Я счастлив, что судьба свела меня с тобой.

О, Господи… дай мне силы! Я не могу расплакаться при нем, наговорить глупостей, за которые буду потом себя ненавидеть. Дай мне силы держать чувства при себе!

Ромэр подался вперед, положил ладонь на мои сложенные руки.

— Поверь, я бы хотел, чтобы новости были другими, — теперь в голосе арданга слышалось сочувствие.

— Какие новости? — выдергивая себя из глупых и неуместных мечтаний, спросила я.

— Собравшиеся здесь оларди рассказали некоторые новости из Ольфенбаха. Конечно, у князей есть свои информаторы. И я рад, что сведения дополняют друг друга. Так картина получается более полной…

Кажется, он решил меня вначале утешить, подготовить, а потом говорить о новостях. Сердце заколотилось, словно бешенное, руки, как-то незаметно оказавшиеся в теплых ладонях Ромэра, задрожали и заледенели. Я перебила арданга, высказав подозрение, захлестнувшее волной ужаса.

— Брэм жив?

— Да.

По глазам и тону Ромэра поняла, что не ошиблась в предположении.

— Слава Богу…

По щекам скользнули слезы, я закусила губу, чтобы не расплакаться в голос. Несколько минут спустя мне удалось выровнять дыхание и успокоиться. Да, я недооценила отчима… Конечно, не думала, что Стратег может убить своего единственного сына, но все же спросила:

— Арим?

— Тоже жив.

— Что произошло?

— Ты же знаешь, новости доходят до нас с опозданием, — осторожно начал Ромэр.

— Конечно, знаю, — чуть резче, чем следовало, ответила я. Хорошо, хоть не добавила, что проклинаю эти задержки почти каждый день.

— Так вот, две недели назад состоялось заседание Совета. Информаторы сказали, это был первый раз, когда регент и несовершеннолетний король пришли в зал порознь.

Я кивнула, подтверждая правдивость этих слов, и Ромэр продолжил рассказ.

Это был первый раз, когда Брэм показал, что и четырнадцатилетний король — в первую очередь Король. Это был первый раз, когда Брэм открыто и решительно выступил против отчима. И не просто не согласился с каким-то предложением, а предъявил Стратегу обвинение.

По мнению брата и сплотившихся вокруг него дворян, Дор-Марвэн сделал все возможное, чтобы устранить меня, угрозу своей власти. Удивительно, но аргументация брата перекликалась со словами Ромэра. Совершеннолетняя сестра, завершившийся траур. Ненужный, невыгодный Шаролезу брак. Попытка избавиться от возможного регента… Брэм даже спросил Дор-Марвэна, проглядел ли отчим покушение на принцессу или сам был в нем замешан? В конце своей обвинительной речи Брэм сказал, что, по его мнению, никакого похищения не было. Просто Стратег осознавал настроения знати, активно противодействующей замужеству принцессы. Понимал нежелание самой девушки выходить замуж во вред государству и себе. И знал, что под себя столь многих поломать не сможет. А потому приказал своим людям принцессу убить.

Да, Брэма поддержали не все члены совета, но большинство. Все те, кто не был обязан Стратегу своим положением. На стороне юного короля выступали маркиз Леску, глава древнейшего семейства Шаролеза, герцог Ронт, один из богатейших людей государства, граф Керн, а, значит, вместе с ним и подавляющее большинство офицеров. За спиной короля во время обвинительной речи стоял десяток представителей дворянских семей, так и не признавших восстановленный графский титул Дор-Марвэна.

Я представляла себе, как это было. Как сосредоточенный, бледный брат, невероятно похожий в подобные моменты на отца, стоит у стола и сверху вниз смотрит на Стратега. Отчим не перебивал и опроверг только одно заявление молодого короля: «Я не убивал Вашу сестру, Ваше Величество, и не причинял ей другого вреда». «Тогда я даю Вам две недели на то, чтобы найти и вернуть ее, господин пока еще регент!», — отрезал Брэм и, сопровождаемый всеми своими сторонниками, покинул зал Совета. Дор-Марвэн, проводивший взглядом короля, пробормотал: «Друг мой, я зря надеялся на счастливую случайность».

Я не придала этой фразе особого значения, но видела, что Ромэру она очень не нравилась.

— Что не так? — мне не нужны были недомолвки и утаивания. И я хотела, должна была знать не только факты, но и то, какие подозрения возникли у арданга.

— Это всего лишь слухи. Старые россказни, — попробовал уйти от прямого ответа Ромэр.

— Но они тебя беспокоят, — констатировала я.

— Да, — помедлив, согласился арданг. — Говорят, во время первой войны, когда Шаролез захватил южные княжества и дошел до моря, у твоего отца и Стратега возникли разногласия. Орисн, видя яростное сопротивление северной части Арданга, хотел остановиться на достигнутом. Ведь кому нужны виноградники, если рудники приносят в разы больше денег? А еще говорят, королю надоела война, он хотел домой.

Ромэр замолк. Я терпеливо ждала продолжения.

— Это все слухи, — словно оправдываясь, сказал он. — И это было давно. Но говорят, что, выйдя из палатки после очередного закрытого совещания, Стратег будто бы сказал колдуну эту фразу. А через три дня Орисна не стало.

Нет, я не пыталась оправдать отчима. Думаю, попыткой отрицать причастность Дор-Марвэна к смерти отца, я совершенно нелогично надеялась отвести беду от Брэма.

— Отец погиб на войне, — голос не слушался, даже шепот превратился в робкий шелест.