Тяжесть короны

— У нас редко гостят семейные пары, — извиняющимся тоном сказала Милла, указывая на две узкие кровати, стоящие у разных стенок.

— Что Вы, Милла, мы очень признательны за то, что есть, — ответила я отрепетированной с Ромэром фразой.

— Брата Ловина, я расположу на диване в столовой, — сказала хозяйка. От меня не скрылся тот пиетет, с которым она относилась к священнику. Наверное, он действительно был хорошим служителем.

— Замечательно. Спасибо Вам большое, — откликнулась я.

Женщина улыбнулась и увлекла меня за собой в гостиную.

Ромэр и Ловин общались между собой как обычно. То есть не использовали «брат», обращались друг к другу на «ты». Ирван и Эттин быстро сообразили, что мои спутники хорошо знакомы, и сделали закономерный вывод: если от Ловина не таятся, то и Ромэру можно доверять. Выяснилось, что оружие у населения все же имелось. Мечи, секиры и кинжалы при наличии материалов делали кузнецы, особенно не скрывая. Были убеждены в верности собратьев ардангов. Так же, как с долей здорового цинизма уточнил Ирван, постоянные стычки с шаролезскими войсками являлись источником оружия и доспехов.

За ужином обсудили, что отряд Эттина, состоящий из десятка мужчин из близлежащих селений, готовил засаду на лесной дороге. Там через три дня ожидали обоз «Воронов». Слушать о подготовке к стычке мне было неприятно. Уже раньше слышала, что в подобных столкновениях пленных не брали. Ни Ирван, ни Эттин сочувствия к людям, которых собирались убить, не испытывали. Понимаю, война… но от нагловатого тона и подчеркнутой небрежности морозило.

Чувствовала, что грядущая стычка с солдатами Ромэру не нравится. Вряд ли он думал о смертях шаролезцев. Скорей об ответной реакции наместника. А, судя по рассказам мужиков в Соломе, наказание за нападение на обоз могло быть жестким. Вплоть до сожжения деревни в ответ на отказ выдать солдатам виновных. Но сейчас, когда сохранялась анонимность, Ромэр не мог приказать Эттину не нападать на «Воронов». И все же я была уверена, арданг постарается повлиять на повстанцев через Ловина. Дополнительные проблемы и внимание властей сейчас были совершенно не нужны. Да и лучше бы боеспособные люди поберегли силы для серьезных дел… А из разговора мужчин следовало, что многие арданги поднялись бы, будь у них достойный лидер. Учитывая, что такой человек сидел рядом со мной, с каждой минутой я все больше верила в победу Арданга.

Правда, приходилось все чаще напоминать себе, что моя судьба не связана с этой землей, с этим народом. Я невольно оказалась вплетена в историю второго восстания, но завязать в ней еще крепче не хотелось. Главное, не забывать, мое дело — держаться в стороне, не путаться под ногами, ни во что не вмешиваться, не привлекать внимания стражи. И уехать в Верей.

К счастью, в этот вечер разговор длился недолго. Эттин торопился к семье, Ирван с трудом сдерживал зевоту. Ловин, неожиданно ставший негласным лидером всей маленькой компании, честно признался, что устал и засыпает на ходу. Это стало сигналом расходиться.

Вскоре мы остались с Ромэром вдвоем в выделенной нам комнатушке, напоминавшей безликие постоялые дворы, которых за время путешествия я повидала множество. Обмывшись за занавеской в углу, переоделась в ночную сорочку и юркнула под одеяло. Через несколько минут Ромэр лег на свою постель и, заложив левую руку за голову, задумался. Заводить разговоры я не стала, только пожелала ардангу спокойной ночи. И довольно быстро заснула, убаюканная доносившимися сверху приглушенными голосами хозяев.

23

Рано утром меня разбудили какие-то шорохи. Приподнявшись на локте, оглядела комнату. Постель Ромэра была пуста и застелена, а занавеска в углу шевелилась. Через мгновение оттуда вышел переодевшийся в походную одежду «муж». Он осторожно отбросил ткань и явно старался не шуметь. Встретившись со мной взглядом, Ромэр виновато потупился и пробормотал:

— Извини, не хотел тебя будить.

— Ничего страшного, — шепнула в ответ. — Значит, раньше соберемся, раньше выйдем. Ты же сам говорил, что дорога трудная.

Он улыбнулся. В тусклом утреннем свете черты лица арданга показались мягкими, родными, а выражение глаз — нежным.

— Никогда бы не подумал, что с тобой будет так приятно путешествовать, — Ромэр почему-то смутился и поспешно добавил, словно оправдывая первую фразу: — Ты никогда не жалуешься и сохраняешь спокойствие. Кажешься готовой к любым неожиданностям. Я опасался, что мы будем продвигаться значительно медленней, и…

— Ромэр, — прервала я. Кажется, он обрадовался моему вмешательству. Глядя в глаза «мужу», искренне призналась: — Мне тоже очень приятно с тобой путешествовать.

Короткий вздох облегчения, ставшая родной за эти дни ласковая улыбка и странное ощущение недосказанности, когда Ромэр кивнул мне и вышел из комнаты.

Я встала, быстро собралась. Слышала, как наверху переговариваются хозяева, а в гостиной перешептываются Ловин и Ромэр. Укладывая перед небольшим зеркалом косы на затылке, в который раз убедилась в том, что ардангский женский головной убор очень удобен. Волосы аккуратно прячутся, не путаются. В косу не набивается пыль, семена одуванчиков, которые носит ветер. Одним словом, для путешествия вне кареты лучшего и не придумать.

Мы с Ромэром намеревались еще раз заночевать в этом доме и, глядя на наши сумки, я размышляла, можно ли что-нибудь оставить здесь. С одной стороны, таскать за собой вещи не хотелось. С другой, вспомнились поучения отчима. Я несколько раз присутствовала на его тактических занятиях с Брэмом. Брат и регент часто разбирали разные сражения. Склонившись над расстеленными на столе большими картами местности, обсуждали действия военачальников с обеих сторон, плюсы и минусы позиций, сильные стороны разных отрядов, организацию армий. И отчим всегда делал акцент на обеспечении войск. «Голодные солдаты сражаются плохо, потому что голод отвлекает. Собираясь в путь на два дня, бери припасов на десять. Никогда не знаешь, что произойдет, что придумает противник». Дор-Марвэн был совершенно прав. Он вообще часто бывал прав.

Вспомнилось одно из таких занятий. Оно отличалось от прочих, тем и запомнилось. Часто такие уроки перетекали в семейный ужин, я пришла намного раньше положенного часа и застала сосредоточенного Брэма, сидящего за столом и хмуро поглядывающего на лежащий перед ним исчерканный лист. Отчим, устроившийся в кресле сбоку, с веселой улыбкой поглядывал на Брэма. Когда я зашла, брат повернулся ко мне и явно хотел заговорить, но Дор-Марвэн предостерегающе поднял палец. Брэм, заметивший жест отчима, вздохнул и отвернулся к бумаге.

— И что вы такое делаете? — полюбопытствовала я.

— Пишем список, — буркнул Брэм, не поднимая головы.

— Уже скоро час пишем, — уточнил Дор-Марвэн, явно подтрунивая над братом.

— Что же это за список такой?

— Представь, что тебе нужно совершить долгий пеший переход. В одиночку. Какие вещи ты возьмешь? — во взгляде отчима проявилось лукавство.

Я задумалась, прежде чем ответить. Дор-Марвэн, склонив голову набок, протянул мне несколько листков бумаги и карандаш и жестом пригласил сесть за обеденный стол. Во время того ужина мы почти не разговаривали, были заняты. Брэма, прикрывавшего рукой свой список, отчим пару раз строго отчитал за подглядывание в мой листок. Когда я уточнила у отчима условия, выяснилось, что предполагаемый десятидневный маршрут проходит по равнинной местности, причем не безлюдной, а, можно даже сказать, густонаселенной, Брэм начал что-то судорожно черкать в своем листке. Это так позабавило Дор-Марвэна, что он даже прикрыл ладонью улыбку. Но брату было не до его реакции. Брэм, перебрав исписанные листки, с досадой обнаружил, что нетронутых листочков больше нет, и принялся клянчить у меня бумагу. Получив листы, тут же бросился ворошить старые записи в поисках не вычеркнутых предметов. Мне казалось, что Брэм воспринял мое участие в занятии как соревнование. А конкуренция всегда подстегивала брата.