Тысяча Имен

— Что ж, думаю, так будет правильно. Вот только беседовать с ним все равно придется тебе. Меня он всегда в грош ни ставил и вряд ли сейчас зауважает ни с того ни с сего.

Маркус кивнул:

— Подожду до завтрашнего утра. Надеюсь, к тому времени он хотя бы немного протрезвеет.

— Либо протрезвеет, либо будет дрыхнуть как сурок. — Мор вздохнул. — Хорошо бы Адрехт оценил наши старания.

— Могу поспорить, что ты не дашь ему об этом забыть. Здоровяк расхохотался.

— Уж будь уверен!

По всем правилам Маркусу полагалось заснуть без задних ног. Этот бурный день совершенно истощил его силы, правда, скорее душевные, нежели физические. По пути в палатку он был способен думать только о том, как повалится на койку, но сейчас, когда его желание наконец исполнилось, сон никак не приходил. Маркус нисколько не чувствовал себя сонным — скорее даже взвинченным. Если бы сейчас кто–то хлопнул его по плечу, он бы подскочил, как ужаленный. Лежа на боку, он слышал биение собственного сердца — такое быстрое и четкое, хоть маршируй под этот ритм.

Провалявшись в таком состоянии около часа, Маркус мысленно выругался, поднялся с койки, натянул сапоги, не потрудившись их зашнуровать, и вышел наружу. Небо было полно ослепительно сверкающих звезд, и это сверкание лишь отчасти затмевал отсвет факелов и костров, которые до сих пор горели между рядами палаток. Огромный серп луны висел в западной части неба над самым горизонтом, призрачным сиянием заливая синий брезентовый лабиринт лагеря.

Вначале Маркус предполагал прогуляться, чтобы взвинченный организм угомонился и поддался сну, однако к тому времени, когда он миновал последний ряд палаток, прогулка неожиданно обрела иную цель. За границей лагеря, ярдов за двести от кустарника, протянулась линия горящих факелов, отмечая расставленные по кругу посты.

Мушкеты у часовых заряжены, а нервы в такую ночь наверняка на пределе. Маркус остановился в добрых пятидесяти ярдах от линии огней, приставил ко рту сложенные чашечкой ладони и крикнул:

— Эгей, часовой! Свои!

Факел покачнулся, подавая ответный сигнал. Маркус энергичным шагом преодолел оставшееся расстояние и оказался перед молодым солдатом, который одной рукой держал на плече мушкет, а в другой сжимал факел. В темноте все лица выглядят одинаково — бледные, с темными провалами глаз, — но по густой синеве мундира Маркус распознал новобранца. Различив на плечах Маркуса капитанские плашки, солдат вытянулся по стойке «смирно» и стал лихорадочно соображать, как отдать честь, если одна рука занята факелом, а другая — прикладом мушкета.

— Не нужно, рядовой, — сказал Маркус. — Я просто решил взглянуть на охрану. Как тебя звать?

— Рядовой Ипсар Саттон, сэр! — Солдат снова попытался козырнуть и едва не опалил себе лоб. — Пятая рота первого батальона, сэр!

— Один из моих, — заметил Маркус. — Я — капитан Д’Ивуар.

— Я знаю, сэр! — с гордостью отозвался часовой. — Я видел вас сегодня на учениях.

«Учения, — подумал Маркус. — Что ж, это можно и так назвать».

— Долго тебе еще до конца смены, рядовой Саттон?

— Три часа, сэр! — Солдат выразительно взмахнул факелом. — Пока что ничего подозрительного не обнаружено, сэр!

— Приятно знать, что нас так бдительно охраняют, — сказал Маркус. — Я бы, например, в противном случае и глаз не мог бы сомкнуть.

— Так точно, сэр! — Саттон вытянулся еще старательней. — Спасибо, сэр!

— Продолжай в том же духе. — Маркус добродушно похлопал часового по плечу и двинулся дальше, в темноту.

Он шел вдоль линии охраны, окликал часовых и с каждым обменивался парой слов. Все они были новобранцами — очевидно, эту часть внешней границы охраняли пятая и шестая роты, — и все до единого проявляли пугающую ретивость. Краткий разговор с капитаном внушал им, судя по всему, безмерное воодушевление, и к тому времени, когда Маркус повернул назад, к своей палатке, он чувствовал себя так, будто и впрямь совершил благое дело.

С ветеранами было бы иначе. Фамильярность неизбежно вызывает презрение, а за долгие годы, проведенные в лагере возле Эш–Катариона, даже рядовые привыкли относиться к офицерам с добродушной пренебрежительностью. Все могло быть по–другому, если бы Бен Варус принадлежал к тем командирам, которые воспринимают нарушение субординации как смертельное оскорбление; но он всегда был нетребователен к формальностям, а прочие офицеры брали с него пример. Расправленные плечи и молодые, светящиеся рвением лица новобранцев напомнили Маркусу о последнем годе учебы в военной академии, когда он натаскивал на Долгом Поле взводы обливающихся потом студентов младших курсов.

Именно так и должна выглядеть настоящая армейская часть. Не то что… это. Маркус давным–давно смирился с тем фактом, что Хандар не слишком–то лестное место службы. И уж безусловно, не то, что грезилось ему, когда он только поступил в военную академию. Но так было раньше, когда Маркусу еще не стали безразличны собственная карьера и положение, — до того как он добровольно вызвался служить на краю света в надежде, что так сумеет сбежать от своих призраков. Он употребил все силы на то, чтобы наслаждаться привольной жизнью на не особо обременительной службе и не думать, не вспоминать о прошлом. Потом, во время отступления, Маркус был так занят, что не мог думать вообще ни о чем. Но вот теперь, когда устоявшийся порядок оказался нарушен…

— Добрый вечер, капитан, — произнес из темноты женский голос. Женщины, находившиеся в полку, — прачки, поварихи, шлюхи, которым хватило смелости примкнуть к колонне во время похода, — располагались на другом конце лагеря, в обозе. Это значительно сужало область догадок, а потому Маркус пошел ва–банк.

— Мисс Алхундт, у вас, наверное, глаза как у кошки.

— Ночное зрение жизненно необходимо для моего рода деятельности, — отозвалась она, возникая из темноты.

— Чтобы подглядывать в чужие окна?

— Чтобы рыться на пыльных старых полках, — пояснила она, вертя в руках очки. И, надвинув их на нос, воззрилась сквозь стекла на Маркуса. — Вы не представляете, какой беспорядок царит в министерских хранилищах. Есть помещения, куда мы не рискуем входить с открытым огнем.

— Это никуда не годится. Так можно спалить все чужие тайны.

— Тайны не мое дело, капитан. На свете достаточно знаний, которые доступны всем.

— Ваша взяла, — согласился Маркус.

— Ну а вы, капитан? — спросила мисс Алхундт. — Подсматриваете за подчиненными? Или же решили учинить неожиданную проверку?

— Просто проверяю, все ли в порядке, — ответил Маркус.

— Весьма похвально, — одобрила она. — Насколько я понимаю, это сегодняшнее… учение также состоялось по вашей милости?

Маркус неловко переступил с ноги на ногу.

— А что?

— Вы стремились поставить полковника Вальниха в неловкое положение? Или же просто замедлить его продвижение?

— Ни то ни другое. Это был… наглядный пример. Я хотел донести до него свою точку зрения.

— Что Колониальный полк ужасающе неподготовлен к боевым действиям?