Тысяча Имен

Винтер опять кивнула. После этих слов с души ее свалился небольшой, но увесистый камень. Если бы Феор оказалась дурочкой или упрямицей, она вполне могла бы не только раскрыть свое присутствие в лагере, но вдобавок подвести под наказание Винтер и всех остальных.

— Я и сам пока что не решил, как нам быть, — произнесла Винтер. — Надеюсь, мы сможем найти какое–нибудь безопасное место и там тебя отпустить, но на это потребуется время.

Феор склонила голову.

— Если будет на то воля богов.

— Можно тебя кое о чем спросить?

Девушка кивнула.

— Как ты оказалась с этим войском? — Винтер поерзала, чувствуя неловкость. — Ты совсем не похожа на… — она замялась, подбирая хандарайские слова, — на тех, кто служит Искуплению.

Феор рассмеялась. Впервые Винтер увидела девушку веселой, и этот смех чудесным образом преобразил черты сурового лица. В глазах Феор заплясали искорки.

— Нет, — сказала она, — я не из их числа. Я была пленницей Ятчика дан-Рахкса.

— Ангела… — Винтер беззвучно зашевелила губами. — Ангела победы?

— Ангела… — Феор прибавила пару незнакомых Винтер слов. Заметив непонимание на лице собеседника, девушка продолжала: — Высокопоставленные служители Искупления присваивают себе имена ангелов. Этот священник был предводителем войска правоверных.

— Зачем он взял тебя с собой?

— Потому что он невежествен. Он считает — считал, — что у меня достанет силы противостоять магии вашего вождя.

Теперь рассмеялась Винтер.

— Наш полковник вовсе не колдун — по крайней мере, по моим сведениям.

Слово «колдун» в этом случае было не самым подходящим, однако Феор, судя по всему, уловила суть сказанного. Девушка покачала головой.

— В вашем войске есть весьма могущественный маг. Малик дан- Белиал предупредил нас об этом, и сейчас, вблизи, это чувствую даже я. Невежество Ятчика заключалось в том, что он считал, будто я могу защитить его от этого человека. Сила, которой я обладаю, предназначена совсем для другого.

— Сила, которой ты обладаешь? Потому что ты — возлюбленная богов? — Винтер тревожно поежилась. От разговоров о религии ей всегда становилось не по себе.

— Нет. — Лицо Феор вновь стало отрешенным. Голос ее зазвучал медленно и осторожно, словно ей вдруг стало трудно говорить. — Потому что я — наатем.

Винтер помолчала. Она сталкивалась с этим словом и прежде, но до сих пор не узнала его точного перевода. Говоря «наатем», хандараи, судя по всему, имели в виду колдуна или чародея, однако в ином смысле и без того зловещего оттенка, которым эти слова обладали для слуха ворданаев. Дословно «наатем» означало «тот, кто прочел». Впрочем, даже в представлении хандараев наатемы были существами из легенд или волшебных сказок. Ни один хандарай из тех, с которыми довелось общаться Винтер, не мог похвастаться, будто видел живого наатема собственными глазами, — точно так же как никто из современных ей ворданаев не мог бы сказать, что лично встречал демона или колдуна.

В наступившей тишине Бобби с любопытством покосился на Винтер.

— Что она сказала?

— Что она священнослужительница, — ответила Винтер, — но не из искупителей. Они прихватили ее с собой, потому что думали, будто она защитит их от нашей магии.

Паренек от души рассмеялся.

— Нашей магии?

— Искупители относятся к таким вещам со всей серьезностью.

— Значит, она была пленницей? — Бобби глянул на Феор с интересом, и девушка ответила ему вежливым непонимающим взглядом.

— Думаю, да. — Винтер снова перешла на хандарайский. — Феор, если бы ты могла покинуть лагерь, куда бы ты отправилась?

— Вернулась бы к Матери, — не колеблясь, ответила девушка, — в Эш–Катарион. Она будет меня искать.

Винтер села прямо, чуть откинувшись назад.

— Она хочет вернуться домой, — сообщила она Бобби.

— Всякий бы хотел, — заметил паренек.

«Не всякий», — подумала Винтер. И вслух продолжила:

— Ее дом, по крайней мере, намного ближе наших. Быть может, нам и удастся ей помочь.

Беседу прервал негромкий стук по шесту палатки.

— Это я, Графф.

— Заходи, — сказала Винтер.

Феор приветственно кивнула бородатому капралу, и он неуверенно наклонил голову в ответ.

— Она соображает, что к чему? — спросил он, обращаясь к Винтер.

— На мой взгляд — вполне. — Винтер повернулась к Феор. — Это капрал Графф. Именно он вправил тебе руку.

Девушка подняла стянутую повязкой конечность.

— Скажи ему, что он превосходно справился с делом.

Когда Винтер повторила эти слова по–ворданайски, Графф засмеялся, и его заросшее лицо едва заметно порозовело.

— Да там ничего сложного и не было, простой перелом.

С этими словами он улыбнулся Феор и вновь обратился к Винтер:

— Приходил посыльный. Вас хочет видеть полковник.

Хорошее настроение, которое у Винтер и без того никогда не держалось долго, при этих словах мгновенно улетучилось.

— Полковник? Зачем?

— Мне этого не сказали.

— Ты не думаешь, что… — Винтер покосилась на Феор.

— Это вряд ли. Как бы то ни было, он велел явиться при первой возможности, а это значит «бегом и не мешкая», так что лучше поторопитесь.

— Ты прав.

Винтер не без труда поднялась на ноги и оглядела себя. Ей определенно не мешало бы переодеться в чистое, но как устроить это в присутствии трех посторонних? Кроме того, ей отчаянно хотелось принять ванну, однако это желание было уж вовсе невыполнимым. Содержание себя в чистоте оказалось одной из самых серьезных проблем, с которыми сталкивалась Винтер, сохраняя свою тайну, — во всяком случае, с тех пор как они покинули Эш–Катарион. По счастью, требования к личной гигиене были в полку не слишком высоки.

— Присматривай за ней, пока я не вернусь, — сказала она Бобби и прибавила, обращаясь к Феор: — Мне нужно уйти. Оставайся в палатке и, если тебе что–то будет нужно, постарайся объяснить это Бобби знаками.

Феор кивнула. Взгляд ее лиловых глаз оставался совершенно невозмутимым. Винтер посмотрела на нее еще раз и выскользнула наружу.

— Старший сержант Винтер Игернгласс явился по приказанию, сэр!

Винтер держала руку у виска, покуда капитан не махнул рукой, что означало: «Вольно». Палатка полковника была ничуть не просторней, чем ее собственная, зато порядка в ней оказалось гораздо больше. В нескольких чемоданах, расставленных вдоль брезентовых стен, по всей видимости, хранились личные вещи полковника. Посреди палатки располагались низкий складной столик и походный письменный стол, на котором размещались перья и плотно закрытые емкости с чернилами и песком. Офицеры, следуя хандарайскому обычаю, восседали на подушках — капитан Д’Ивуар справа от Винтер, лейтенант Варус слева.