Тысяча Имен

— Святые угодники! — пробормотал Маркус. — Надеюсь, она не из лагеря искупителей?

— Что?! — Адрехт вскочил. — Нет, конечно! Честное слово, Маркус, за кого ты меня принимаешь? — Он легонько погладил девушку по щеке. — Дали следует за полком с самого Эш–Катариона.

Маркус немного расслабился. Когда Первый колониальный полк поспешно покинул столицу, к нему примкнуло изрядное количество местных жителей — тех, для кого солдаты были источником дохода, или же тех, кто не ждал от новых правителей ничего хорошего. Еще больше таких людей присоединилось к полку во время пребывания в Форте Доблести и на обратном пути в Эш–Катарион — людей, которых привлекала возможность продать чужеземцам свои товары, услуги или тела.

— Тогда скажи ей, чтобы ушла, — сказал Маркус.

Адрехт раздраженно вздохнул и бросил пару слов по–хандарайски. Он говорил на местном наречии лучше, чем Маркус, — да и по правде говоря, куда лучше, чем большинство офицеров. Девушка рассмеялась, перекатившись, поднялась на ноги, намеренно, на глазах у Маркуса, потянулась всем телом и лишь потом принялась разыскивать на полу свою одежду. Вид ее нагого тела, гибкого и ладного, поневоле напомнил Маркусу о том, сколько времени минуло с тех пор, как он предавался такого рода удовольствиям. Капитан стиснул зубы, терпеливо дожидаясь, пока девушка оденется и уйдет.

Между тем Адрехт натянул штаны и выбрался из постели. Едва хандарайка покинула палатку, он развернулся к Маркусу и с вызовом скрестил руки на голой груди.

— Ну? — осведомился он. — Что стряслось на этот раз? Строевых учений я уж точно не пропустил — слышал вчерашнее объявление.

Янус дал день на отдых всем, за исключением тех, кто отвечал за хозяйственные работы.

— Дело не в этом.

— Тогда в чем? — Адрехт усмехнулся. — Почему ты такой мрачный? Мы же победили, верно?

Победа, судя по всему, вдохнула в командира четвертого батальона новые силы. Адрехт снова стал прежним, хоть его обиталищу и недоставало былой изысканности.

— Сражение тоже ни при чем, — жестко сказал Маркус. — Речь о том, что произошло после сражения. Ты видел лагерь искупителей?

— Вот оно что! — Адрехт отвел глаза. — Действительно, нехорошо вышло.

— Нехорошо — не то слово, — отрезал Маркус. — Я приказал солдатам не входить в лагерь и вернуться в свои части. Твои люди не подчинились приказу.

— Не только мои! — возразил капитан.

— Четвертый батальон подал дурной пример всем остальным. Наступила долгая пауза. Адрехт раздраженно помотал головой.

— Послушай, Маркус, — начал он, досадливо махнув рукой, — чего ты, собственно, хочешь от этих парней? Они не святые. Их даже настоящими солдатами не назовешь. Это же подонки, ты сам знаешь, армейские отбросы. Не требовать же от них, в самом деле, джентльменского поведения!

— От них требуется только одно — выполнять приказы.

— После такого боя они заслужили право немного… расслабиться. Понимаешь, о чем я? — Адрехт жалко ухмыльнулся, но его улыбка тут же увяла, когда Маркус грохнул кулаком по шесту палатки.

— Проклятье! — процедил Маркус. — Слушай, Адрехт, я пришел не проповеди тебе читать. Полковник не в восторге от того, что произошло в лагере. На твоем месте я бы не стал ждать и сам как можно скорее наказал зачинщиков.

— Но… — Адрехт запнулся, заговорил быстрее: — Что я, по–твоему, должен делать? Выпороть без разбора каждого десятого?

— Просто сделай хоть что–нибудь, иначе, когда мы вернемся в Эш- Катарион, они спалят город дотла.

С этими словами Маркус развернулся на каблуках, собираясь уйти.

— Знаешь, — сказал вслед ему Адрехт, — кое–кто из твоих тоже был там в первых рядах.

«Знаю», — мрачно подумал Маркус. Он даже почти не сомневался, кто именно, — прежде всего сержант Дэвис со своими прихлебателями. Фиц уже приступил к расследованию.

Он опустил за собой полог палатки и двинулся через лагерь, стараясь идти неспешно, чтобы успокоиться.

Быть может, на самом деле это не так уж и важно. После сражения Маркусу еще не выпадало случая поговорить с полковником с глазу на глаз, и он не мог знать наверняка, зол Янус из–за случившегося или нет. Многим командирам знатного происхождения и в голову не пришло бы осуждать изнасилования и убийства вражеских маркитанток и походных шлюх — тем более серомордых. Маркус полагал, что их нынешний полковник не таков, но…

«Наплевать. Я достаточно зол за нас обоих». Большую часть вчерашнего вечера Маркус провел в бывшем лагере искупителей, командуя работами по расчистке пожарища. Чуть ли не на каждом шагу он натыкался на все новые отвратительные свидетельства резни, и каждая такая находка подливала масла в огонь, пожиравший его изнутри.

И ради чего все это? Ради того, чтобы венценосный болванчик смог вернуться на свой обшарпанный трон? Будь на то воля Маркуса, он не моргнув глазом отдал бы принца искупителям и пожелал этой шайке всего наилучшего.

Но и срывать всю злость на Адрехте тоже не стоит. Сейчас, поостыв, Маркус понимал это. Да, главными зачинщиками зверств были солдаты четвертого батальона, но сопротивление искупителей рухнуло чересчур внезапно, и неудивительно, что офицеры не сумели удержать солдат от резни.

С другой стороны, не Адрехту предстоит объяснять это все полковнику.

Смутное беспокойство Маркуса мгновенно усилилось, когда он увидел, что на строевом плацу расставлены для осмотра пушки и полковник беседует с несколькими артиллеристами. Маркус поспешил туда, однако, подойдя ближе, обнаружил, что Пастор сияет блаженной улыбкой.

— …благослови вас Бог, сэр, — говорил он. — Ваше внимание для нас большая честь.

— Я вижу, — отозвался Янус, — что эти орудия подверглись кое- каким занятным изменениям.

Он жестом указал на шесть пушек, которые были в Колониальном полку до его прибытия и всегда занимали почетное место в середине боевого строя. Основным изменением, которое имелось в виду, являлись цитаты из Писания, выгравированные по всей поверхности пушек, от дула до основания. Пастор утверждал, что подобное украшение повышает точность стрельбы. Рука у него была твердая, и ему не составило труда украсить каждую пушку изрядным количеством святых изречений.

Сейчас он стянул с головы остроконечное артиллерийское кепи.