У моего ангела крылья из песка

– Мне выйти?
– осведомился Софин так, что стало ясно - он никуда не выйдет, и даже сама мысль об этом глупейшее, что когда-либо приходило в мою голову.

– Я принёс тебе одежду. Я увидела аккуратную стопочку на кровати. Единственное, почему я к ней подошла - это то, что ткань была плотная и непрозрачная. Придерживая одной рукой одеяло, я развернула одежду.

– Паранджу я не надену. Платок тем более.

– Но...

– Нет, - твердо сказала я. Софин недовольно нахмурил лоб и ничего не сказал. Я взяла свою одежду и вышла в "ванную". А когда вернулась, Софин разливал горячий ароматный чай по белым фарфоровым чашкам.

– Тебе понравились овощи?

– Нет. Он вскинул на меня удивленный взгляд, вероятно, был уверен в противоположном ответе.

– Я думал, ты любишь овощи.

– Люблю. Но родные и без экстравагантных соусов.

– А чай? Я села рядом с ним на высокий дубовый (может и не дубовый, но очень массивный и похожий на дубовый) стул. И отхлебнула из чашки.

– Вкусный. Он пододвинул ко мне тарелку с пирожными и конфетами. Я выбрала пресную булочку. Сладкое по утрам не люблю. Всегда оставляла пирожные и конфеты на обед. Мы пили чай и смотрели на море. Украдкой я разглядывала Софина. Он казался таким спокойным, довольным.

– Что?
– улыбнулся он, когда поймал меня за подглядыванием.

– Как ты сделал смерч?
– не поддалась я на провокацию. Пусть и не думает, что я им любовалась. Совсем нет. Ну, разве чуточку...и еще столько же.

– Аня, - с легким упреком произнёс Софин, но так нежно, что по спине пробежал табун мурашек.

– Как я оказалась тут? Где мы? В каком городе? Я устала сидеть тут и гадать, и устала от твоих непонятных ответов. Я хочу понять.

– Не хочешь.

Я со звоном опустила чашку на блюдце. На чашке появилась трещина, и чай начал вытекать на блюдце. От злости мне даже не было жаль столь прекрасный образец посуды, достойный места в музее на витрине для особо ценных экспонатов.

– Я говорил тебе, но ты не хочешь верить.

– Потому что это ложь. А я хочу знать правду.

– Это другой мир. Мир, в котором есть магия. И правят тут маги. Такие, как я. Мне не следовало торопиться. Привыкнуть к новому миру сложно. Не торопись и ты.

– Это похищение. Это противозаконно.

– В этом мире закон - Я.

– Ладно. Докажи.

Он пожал плечами, перенимая мой жест. Легонько дотронулся до чашки, и трещинка срослась, словно ее и не было. Провел рукой над чашкой и разлитый на блюдце и стол чай вновь оказался в чашке.

– Пей чай.

Я демонстративно отодвинула чашку. Потом подумала. Пододвинула ее к краю и толкнула так, что чашка с блюдцем упала прямо на голый пол в просвет между коврами. Молча нагнулась, подняла осколок покрупнее, повертела в руках и положила на стол перед Софином. Выжидающе изогнула одну бровь. Спокойно глядя мне в лицо и держа одной рукой свою чашку, Софин протянул руку над осколкам, и они тут же взлетели, закружились и через мгновение передо мной стояла целая чашка на целом небитом блюдце. Я пыталась найти хоть одну трещинку, но её не было. Я даже постучала серебряной ложечкой. Но чашка была крепка. Софин молча наполнил ее горячим, обжигающим чаем.

– Пей чай. Вот эти - мои любимые, - ткнул он в последнее оставшееся белое пирожное.

– Ладно. Хочу, чтобы дождь прекратился, и выглянуло солнце. Прямо сейчас.

– Можно я хоть чай допью?
– спокойным, не терпящим возражения голосом спросил мужчина.

– Нет. Прямо сейчас.

Ветер бился о море, море о скалы. Дождь лил вовсю и, судя по темным оттенкам туч, прекращать не собирался. Софин сделал последний глоток и отставил чашку. Левой рукой он оперся о стол, но вставать не стал. Сосредоточенный взгляд был направлен в небо. Он выставил другую руку перед собой и замер, шепча что-то непонятное и состоящее исключительно из согласных букв. Я откинулась на спинку стула и ждала. Вскоре среди туч появился проблеск голубого неба, и струящиеся лучи солнца окрасили тучи в золотистый цвет, и прямыми линиями спадали прямо до моря, расстилаясь по его бурлящей поверхности. Проталинка росла, тучи отступали, и вскоре уже спокойное синее море засверкало под лучами раскрывшегося, словно сердцевина ромашки, солнца. Но тучи не отступили окончательно, их словно кто-то держал сильной, властной рукой. Я посмотрела на Софина. Он был напряжен, вены на висках вздулись, лоб покрылся испариной. А если это экран? Я взяла его пустую чашку и со всей силы швырнула в окно. Она словно увязла в густом воздухе перед окном, но замедленно пролетев его, вырвалась на свободу и быстро полетела по правильной дуге вниз, где, вероятно, с брызгами (было слишком высоко, чтобы их увидеть) исчезла в волнах. Софин опустил руку и чуть насмешливо подал мне оставшееся блюдце. А я подошла к окну и чуть перегнулась. Софин встал рядом. Но все моё внимание приковали быстро возвращающиеся на свое законное место тучи, вновь принеся с собой проливной дождь и ветер. Когда они схлопнулись между собой, небо осветила яркая разветвленная молния, ударившая в море так близко, что глаза заболели от яркого света, и я почувствовала ее близость, и вслед за ней раздался оглушающий гром. Я даже отскочила от окна.

– Вытяни руку.

Я послушалась. Тут преграда исчезла, и колючий ветер рванул в лицо, а дождь поливал на руку. За секунду ладошка наполнилась водой.

– Какая необычная иллюзия, - зачаровпнно прошептала я, не чувствуя проникающего из окна холода.

– Иллюзия?
– резко спросил маг.

А я уже понимала, что это по настоящему, что это не иллюзия, а самое настоящее волшебство. Магия. Чародейство. Но мозг работал как-то замедленно, словно не хотел принимать действительность. Я словно раздвоилась одновременно понимая, что вижу новый мир, новую реальность и она действительно существует, и одновременно не веря и не доверяя своим глаза, чувствам.

– Иллюзия?
– снова спросил Софин.
– Это та магия, которую по просьбе не показывают, эта та магия, которую творят только ради близких людей. Эта та магия, Аня, на которую способны только самые великие из магов! И ты называешь это иллюзией?!

Он резко вернул защиту или что там это было на окно. И развернул меня.

– Смотри, - рявкнул он.

Он поставил перед собой на стол круглый металлический поднос. Плеснул на него воды, дотронулся до нее ладонью, зашептал слова. Вода замерзла, превратилась в зеркало, но зеркало было необычное, в нем расплывались образы, которые, наконец, превратились во внятную картинку.

Слава, мой брат, со сосредоточенным лицом показывал прохожему фотографию, задавая в тысячный раз один и тот же вопрос. Вдруг он остановился и запрокинул голову, стараясь удержать непрошенные слезы. Он смотрел на пасмурное небо и ничего не видел. То ли слеза, то ли капля дождя скатилась по щеке, и он грубым быстрым жестом смахнул ее. Мой старший брат, мой сильный старший брат - плакал. К нему подошёл Макс и положил руку на плечо. Господи, как же я по ним скучаю. Невыносимо. А ведь им ещё хуже. Даже подумать страшно, что они сейчас чувствуют. По спине пробежали неприятные мурашки. А что бы почувствовала я, если бы пропал один из них? Даже представить страшно. Я бы искала, днем и ночью, я бы весь город перевернула. А мама... потерять своего ребёнка, это же с ума можно сойти от горя. Как же больно. Я приложила ладонь к груди, пытаясь унять зашедшееся в диком ритме сердце, в висках стучал пульс. Появилось отчетливое ощущение, что долго я так не протяну.

– Мама, - тихо позвала я, и зеркало подчинилось.

Оно показало лицо несчастной пожилой женщины. Это была моя мама. Моя замученная, заплаканная мама. У меня от боли защемило сердце. Вот как выглядит женщина, не спавшая три ночи из-за пропавшей дочери. Ком, тяжёлый стальной ком, поднялся из груди и встал в горле, не давая дышать и причиняя невыносимую боль.

– Не нашли?
– ее замученный голос доносился, словно из-за толщи воды.

Она же сойдёт с ума от горя.

– Мы ищем. Все ищут, - это голос папы. Он появился рядом с мамой, обнял ее за плечи, но она не заметила.

– Тебе нужно поспать.

– Нет, нет. Я не могу. А вдруг она найдётся, а я буду спать?

В ее глазах я различила далекий огонёк безумия. Её рот скривился, передавая ее отчаяние, и она снова заплакала, хотя казалось, что слез больше нет.

Я повернулась к Софину.

– Что ты наделал?! Верни меня им сейчас же!
– я хотела кричать, но получился лишь сдавленный шепот. По щекам катились слезы.

Но он только угрюмо и непреклонно смотрел на меня. Это значило "нет". Хотя и смешанное с жалостью. К черту его магию, к черту его мир, к черту его поганую жалость.