У ночи длинная тень. Экстремальный роман

Мать тщательно подкрасила губы. Промакнула клочком бумажной салфетки, подкрасила еще раз.

Сегодня она гримировалась особенно тщательно.

"Кардинально закрасилась, насмерть", - подумала Галка. "И сиреневый свитер новый надела, брюки, лакировки праздничные..."

– Мне кажется, наша жизнь скоро изменится, - повторила мать. Порылась в сумочке, извлекла распечатанный "Дымок".
– Закуривай, коллега.

Закурили от одной спички, соединив сигареты концами. По-мужски.

Мама вдыхала дым, закидывая голову, показывая худую жилистую шею.

– Кажется, пора.

Она взглянула на Галку. Подумала немного, еще раз критически оглядела дочь.

– Знаешь, надень-ка лучше свое шерстяное платье, - сказала она.
– То, голубое.

– Зачем?

Галка проверила свою сумку, пересчитала мелочь.

Мать отвела глаза, помолчала, медленно втягивая дым.

– Вечером - свидание с отцом, - медленно произнесла она.
– Хотелось бы мне, чтобы и ты пришла. В кафе "Луна", ровно в семь. Придешь, а?

Галка молча пожала плечами.

– Приходи, ведь отцу тоже хочется поглядеть на тебя, — попросила мать.

– Ладно, приду.

– Значит, в кафе "Луна", в семь, не забудь.

Она взглянула на часы и заторопилась.

Пока шли до остановки, мама весело болтала о своей корректорской, о знакомых мужчинах, эстрадных певцах, артистах... Галя всю дорогу молчала. Почему-то сегодня ей было очень одиноко. Рядом шла мама, единственный, самый близкий человек, шла рядом и болтала с ней, как с равной, а Галке от этого нисколько не было легче. Наоборот, в самом этом равноправии чудилось ей обидное равнодушие и отчуждение.

– Ты будущим летом никуда не сдаешь?
– мама имела в виду, собирается ли Галя поступать в институт.
– - - Нет, избави бог!
– при мысли об экзаменах Галя содрогнулась.

– Ну и отлично, - сказала мама.
– Я тоже считаю, сколько можно!.. Тогда махнем на море, классно отдохнем!

Мать вскочила в подъехавший двенадцатый.

– Гуд бай, коллега!

– Пока!

Когда была маленькой, Галя мечтала вблизи увидеть настоящее море. Потрогать его. Погладить. Море представлялось ей чем-то большим и ласковым, чем-то вроде синей пушистой кошки. Таким оно снилось.

Мысль о поездке к морю взволновала. Как будто она снова сможет стать маленькой. И все начать сначала. Конечно, это невозможно, она знала, но чувство было такое, будто чудеса все-таки бывают. Какое-то странное, радостное чувство. Как в детстве, или когда скоро весна. Вот-вот, еще немного, и случится что-то особенное, самое лучшее! А что, если удастся поступить в институт? Конечно, она поступит! Обязательно! Сегодня же начнет заниматься!

Подошел ее пятнадцатый. Он, казалось, нетерпеливо подпрыгивал, как подросток.

Водитель был молод и светловолос. Галка уже знала в лицо почти всех водителей. Когда она опаздывала, автобус вел мужчина в клетчатой рубашке. Этот автобус подкатывал, как назло, очень медленно, и как-то лениво - казалось Галке - кренился на левый бок. Выходит, у каждого автобуса своя походка... Галка влезла, как всегда, с передней площадки, попросила кого-то передать билетик. За стеклом - знакомая замшевая куртка водителя, на краешке пульта управления - таблица каких-то математических формул. Зачем ему? Может, в институт готовится? Или уже студент? Она давно заметила эту табличку. У других ее не было. У мужчины в клетчатой рубахе была фотография круглолицей девушки. Дочери, наверно. Или жены в юности...

Водитель взглянул в зеркальце наверху. Обернулся и кивнул. Гале показалось, он узнал ее. Взял микрофон:

– Сивцев Вражек следующая.

Светлые волосы перьями лежали на замшевом воротнике.

Она пробралась к свободному месту, села, и стала смотреть на убегающую линию домов, вывесок, на деловитое стадо троллейбусов, автобусов, машин...

Как всегда, соскочила напротив гастронома. Через дорогу - издательство. Тяжелая дверь с большой серой ручкой, ворчливая старуха-вахтерша у телефонного столика. Четыре сту¬пеньки, очередь у лифта.

Вот и корректорская.

– Здравствуйте...

Скинула куртку, повесила на вешалку. Потом достала из стола работу.

– Нарядная сегодня, - сказала Лида, напарница.
– Куда собралась? В театр?

– Нет, в гости.

– Рогожка приятная какая, - Лида пощупала ее рукав.
– Смотри, осторожнее, этот стул с гвоздем.

Лида положила перед собой на стол сверток с пирожками и принялась не спеша есть. Розовое лицо светилось довольством и покоем. Пухлый белый подбородок слегка замаслился, она то и дело утирала его платком.

Сзади кто-то загремел бутылками.

– Сколько можно повторять, не ставьте еду в стол, вчера опять таракана нашли!

– А при чем тут кефир, он же в бутылках, это Лидия бутерброды оставляет, - возмутилась за соседним столом тонкая, желчная Ира.
– Может, хватит тараканов разводить?!

У этой Иры ресницы были такие длинные, что сначала Галя приняла ее за какую-то сказочную красавицу. Это когда впервые Галя вошла в корректорскую. Потом - то уж она разглядела, что ресницы приклеенные, и что Ира совсем не красавица, скорее даже - наоборот. И голос у нее ужасно резкий...

– Чего придираешься, — лениво отозвалась Лида. — Сама немытые бутылки в столе копишь, а на других говоришь... Ой, девочки!..

Лида вдруг скомкала пакет с недоеденными пирожками, засунула в ящик стола.

– Ой, девочки, кому индийские техасы нужны?

Она зашелестела свертком. Обступили, стали щупать материю.

– Какой размер?

– За сколько отдаешь?

А где достала?
–

– Дай померить, пошли в туалет, померяем...

Дверь то и дело открывалась, стена обрастала разноцветьем плащей, курток. Галя долила чернила, и стала точить карандаш.

Вошла заведующая корректорской, положила на стол сумку, небрежно бросила на спинку кресла плащ.

– Что новенького?

– Здравствуйте, Раиса Сергеевна!

– Вам не нужны индийские техасы, сорок восьмой размер?

– Раиса Сергеевна, я закончила сверку...

Заведующая корректорской достала из шкафа кипу печатных листов, шлепнула на свой стол.

– Садитесь к Любе, я вам дам журнал. Тише, девочки! Начали работу!

Секунда тишины. И вот, корректорская машина заработала. Забубнили голоса: