У ночи длинная тень. Экстремальный роман

– "С каждым годом увеличивается выпуск валовой продукции масширпотреба..." - монотонно читает Галкина напарница.

– "Он схватил ее за талию и притянул к себе..." - бубнят за соседним столом.

– "Я, батыр, шагаю по земле,

А вокруг леса, луга, поля,

Я, чабан, несусь на скакуне,

Как прекрасна родина моя"...
– доносится сзади.

– Заголовок, "Советская экономика"...
– сбоку разрезают журнал.

– Курсив, перевод с казахского Нефедова...

Лида мягко толкает ее в бок, шепчет:

– Погоди, я в туалет...

Напарница исчезает, и Галка остается одна среди жужжащего улья.

– Курсив, перевод с адыгейского...

– "Виктор ударил его ножом в спину"...

– длб"Налажено протезное производство"...

– "Он страстно впился ей в губы"...

И совсем уж некстати - пронзительный вопль Иры:

– Вы! Можно потише?! Мешаете работать!

– А мы что же, не работаем, по-твоему?

Мягкий, но властный голос заведующей:

– Что такое, девушки! Что такое!... Ира, не мешайте им.

Гудение возобновляется.

Без напарницы все равно делать нечего, и Галя сидит, сгорбившись, уныло рассматривает лица, прически, спины, такие знакомые и надоевшие. Впереди - две шерстяных кофты: зеленая и серая, два обесцвеченных, спутанных пучка волос. Женщины склонились над столом, будто работают, а сами читают какое-то письмо. Хихикают, толкают друг друга в бок.

"Любовное, что ли?" - думает Галя... Сбоку - желто-смуглый профиль Иры. Ире, видно, не понравилось замечание заведующей - хлюпает носом, прикладывает к глазам скомканный платочек. Вдруг вспоминает про свои приклеенные ресницы, и торопливо прячет платочек в карман...

А напарницы все нет. Галя косится в сторону заведующей, но та углубилась в работу - перелистывает какую-то папку. Когда наклоняется над бумагами, дряблые щеки нависают... А все-таки Раиса Сергеевна симпатичная. Строгая, ее боятся все, только Гале она все равно нравится. Бабушку напоминает. Бабушка, конечно, была совсем другая, а все-таки чем-то похожа. Хорошая была. Когда укладывала Галю, подсовывала одеяло под бок, гладила по голове и напевала: "Баю-баюшки-баю, сидит Галюха на краю"... Добрая. Хотя часто наказывала, ставила в угол... Когда бабушка была жива, всегда ругала маму, называла ее беспутной... И Галя долго жила у бабушки. Потом бабушка умерла...

– Галя!

Она вздрогнула.

– Галя, - повернулась к ней Раиса Сергеевна, - что такое случилось с твоей напарницей? Поди, посмотри.

Галка вскочила и выскользнула за дверь.

В коридоре никого не было. Схватилась за пыльные перила, сбежала с лестницы. Лида стояла у окна и поедала из пакета пирожки. Обратила на Галю спокойные, крупные глаза.

– Раиса вышла?
– спросила, жуя.

– Сидит, - Галя отряхнула пыльные ладони.
– Между прочим, послала за тобой. Скорее беги...

Телефон был этажом ниже. Галя быстро набрала номер:

– Елену Петровну, пожалуйста. Это ты, мама?

В трубке - бодрый голос:

– Хэллоу, коллега! Как жизнь?.. Надеюсь, не забыла про нашу встречу в кафе?

– Не забыла.

– То-то. Значит, в семь, кафе "Луна"! Идет?

– Идет...

Галя повесила трубку. Наивная чудачка мама. И ведь такая немолодая, такая опытная. А верит буквально всему. Даже ей, Галке, и то ясно, что к чему. А мама верит, все надеется на что-то... "Наш отец, наш отец". Да никакой он не отец, и вовсе не "наш". Чужой человек, и только...

По лестнице застучали каблуки. Оглянулась: спускалась заведующая корректорской. Галя поспешно нырнула в лифт, на всякий случай пригнулась.

У дверей корректорской курила Ира. Ноги у Иры необыкновенно длинные и мощные, с выпуклыми, круглыми коленными чашками, а платье до невозможности короткое. Казалось, что у нее просто недостало материи, чтобы прикрыть такие чрезмерно крупные, мускулис¬тые ноги... Завидев Галю, нервно заговорила:

– Раиса приперлась, наорала, а что мне курить, что ли, нельзя?
– она с досадой стряхнула пепел.
– Издевательство!

В корректорской было шумно. Все столпились в проходе между столиками, все говорили одновременно:

– ... Вот вы с Верой подчитывали за нами. Я, конечно, взяла посмотреть, и что же? И что же вижу? Наши правки стерты! И стоят ваши!..

– Вы обвели своими чернилами наши правки!..

– Девочки, что за несправедливый упрек. Конечно, вам обидно, понимаю. Но никто ваших правок не трогал. За вами нашли много ошибок...

– Поди ты, знаешь куда...

– Очень много ошибок! Были и неверные правки, которые мы, конечно, стерли.

– Зануда! Вот я Раисе пожалуюсь!

Вошла Лида. Она запыхалась.

– Ира, кофточки на углу дают. Импортные, по восемь рэ. Одолжи до получки.

– Сперва должок верни.

– Чего-оо?..

– Ага, уже забыла. Я, значит, позавчера тащила тебе, как дура, из буфета стакан молока...

Ирин голос срывался от напряжения, дрожал.

– Как дура! А ты даже не удосужилась девять копеек отдать!

Лида замахала на нее мягкими белыми руками.

– Да что ты, Ирка! Я же забыла! Что же не напомнила... Что у меня, память железная, что ли? На, держи пятнадцать...

– Ты что? Милостыню, что ли, подаешь?
– закричала Ира.
– Да забери свои копейки, на что они мне!

Монета зазвенела, покатилась.

– Слушай, брось, - урезонивала Лида.
– Червонец дай до получки.

– А-а, червонец! Как занимать, так сразу... А я вот из принципа! Человека помнить надо! Внимательнее к людям быть, а то - все себе, все себе!..

Ира вдруг разрыдалась и выбежала за дверь.

– Тише, девочки, мешаете работать...

– Какая работа, через десять минут обед...

В углу у окна ворковали:

– Ой, какие чудесные тени, где достала?..

– Мне привезли, а так их, конечно, не достать.

– О чем говорите?..

– Да тени, тени для век...
–

– Кончай работу, обед! Обед!

В буфете, как всегда, была очередь. Галя поднялась к себе за курткой. Еще целых сорок минут. Добежать до кафе через дорогу, там свободно. В этом кафе без названия - на вывеске просто "Кафе" - меню всегда одно и то же: сосиски, манная каша, салат. Но Галка любила ходить сюда. Пусто, тихо, полутемно.