Убийца-юморист

– И какой же он с виду был?
– не теряя железа в тоне, перебила я. Что вам запомнилось? Высокого роста? Маленького?

– Какой, какой... да обыкновенный... средний... Да я вон Тосе рассказывала, чернявый, бородатый. Из-под кепки волосы длинные. В очках.

– И сколько же ему лет, по-вашему?

– А кто его знает... Бомж и бомж... Ну не старик, а так... они ж, бомжи, мне кажется, все одинаковые.

– Без одежды был? Голый?

– Да вы что!
– возмутилась моей глупости разговорившаяся старуха. Как это голый? И брюки на нем были, и куртка болоньевая, но все старье сплошное, даже с первого взгляда - дрянное, порченное. Я бы, по правде, никакого бы внимания на него не обратила, если бы не Григорьич. Он его к себе вел. Вот если бы Григорьич был мой сын, я бы ему сразу запретила это делать. Но у него свой закон, жил, как хотел, ему никто не указ. Писатель! Интеллигенция!

– Вы хотите сказать, что не видели, когда этот бомж уходил от Шора?

– Чего не видела, того не видела. Спрашивала сама, по собственной инициативе, у соседей, но и они не видели. Он мог и не через уличную калитку уйти. А через садовую. И не вечером, а ночью.

– Но трупа его, отравленного, никто тоже не видел?

– Никто. Этот бомж был моложе Григорьича. Он мог проблеваться где-нибудь и не умереть.

– Согласна с вами. Спасибо вам за очень толковое разъяснение.

Видимо, старая общественница была польщена. Ответила с чувством:

– Как же можно не помочь полезному мероприятию! Я в свое время сколько одних субботников организовала! И по сбору металлолома, и по уборке территории, и по сбору подписей в борьбе за мир... Может, зайдете, чайку попьете?

В общем, рассталась я с этими двумя пенсионерками дружелюбно, по-хорошему.

Уже когда шла вдоль улицы, Петровна крикнула вдогонку:

– На ногах у него сапоги резиновые были! У бомжа! Брюки в них заправил и шел!

– Спасибо!
– я благодарно отсалютовала вскинутой рукой. "Рот фронт, бабуля, рот фронт! Верным путем идем мы с вами! Враг будет разбит, победа будет за нами!"

Но сама-то уже мелась на развилке трех дорог. Одна вела к магазину "Продукты", синевшему сквозь оранжево-пепельные колоннады старых сосен, вторая - к платформе, где в этот самый момент, тормозя, шипела по нисходящей электричка.

Третья дорога вела на окраину поселка, в неизвестность и туманность. Я выбрала, в конце концов, первую и пошла к магазину. И не ошиблась. То, что нужно было, находилось поблизости от него, а именно - кучка алкашей на посиделках, которые гуторили о чем-то своем, заветном, и одновременно внимательно оглядывали окрестности. Их заботы очень скоро стали мне ясны, до донышка, едва я приблизилась к их полевому лагерю и прислушалась:

– Гошка придет! Куда он денется! Мы его поили вчера? Поили? Теперь он пусть только голяком припрется! Обещал у бабы своей выманить чего-ничего. Она у него зарплату получила. Он своего добьется! Он с ней не будет чикаться!

– А если не придет? Может, самим сходить? В дверь долбануть?

– Соседи! Милицию вызовут. С ними лучше не связываться...

Я быстро проглядела их лица и одежки. Ни один ничем не походил на того, что пил с Семеном Григорьевичем. Это были безбородые, хотя и щетинистые мужики, и как один - с проплешинами, либо вовсе лысые. К ним, правда, лепились два молодых парня с красными глазами и шевелюрами, но росточку они были незначительного, подросткового.

Я рискнула подойти к этой ватаге, жаждущей похмелиться, в полной боевой готовности.

– Я тут из газеты, - завела разговор.
– У меня к вам есть вопросы. Может быть, вы мне поможете?

– А чего? Какой аспект тебя тревожит?
– подал голос старикан, очень похожий на Никиту Сергеевича Хрущева, но только без его сановного живота, и, видимо, хвативший в свое время образования.
– Можем ли мы быть уверены, что в случае положительного исхода беседы с нами возникнет возможность нашего вознаграждения?

– Конечно! Дам двадцать, - отозвалась я без промедления.
– Если вы ответите на несколько вопросов. Первый. Знаете ли вы человека, возможно, бомжа, по имени Михаил? Или слышали о таком? Или даже пили с ним когда-нибудь вместе?

Примагазинные, несчастно порочные мужички добросовестно задумались, уставив тусклые взоры кто кута, кто на что. Ответ их был один:

– Не-а. Михаилов нету в этом поселке. Чтоб безработный какой? Не слыхали.

– Но, может быть, кто-то из вас видел бомжа, с которым шел писатель Шор? В конце апреля? Под вечер?

– Это который старик и помер? Собачник, что ли?

– Точно.

– Ну водку он всегда сюда ходил покупать. Собак к дереву привяжет и идет. Он и нам когда деньжат подкинет... после пенсии. Было. Потом он плакал ходил, собак искал... старый дурак.

– Почему же "дурак"?

– А потому!
– пошел хлестать правду-матку молодой алкаш с заскорузлым от пьянства ликом, обиженно скривив толстые мокрые губешки.
– У людей нутро горит, выпит хочется, а он на полезные деньги псов кормит!

– Говорят, псы-то у него потерялись... Кто-нибудь из вас помогал их искать?

Заложники "зеленого змия", валяющиеся на пыльной траве вблизи магазинной витрины, где за тонким стеклом зазывно посверкивают бутылки, полные вожделенной влаги, ответствовали почти срепетированным хором:

– Ходили! Искали! Да где там! Собак нынче кругом по лесам-поселкам, как... как собак нерезаных!

– Дохлых находили?

– А то! Ну не волочь же для показа эти трупешники! Ему ж живые нужны были! Рыжая лохматая и черная лохматая...

– С вами пил когда?

– Пил... Тогда и пил... От переживаний... Лекарство глотнет и запьет. Сердце лечил, по ходу дела...

– Значит, никакого Михаила в бороде и усах вы не видели, не знаете?

– Почему? Знаем!
– вдруг отозвался одноглазый мужичок с ноготок, сидевший на корточках.
– Был у нас, вон на том конце поселка, дед Мишка, рыбак, да помер с год как, утонул при исполнении... рыбачил, заснул и бултых... с перепою... Плащом брезентовым накрыло и - загудел в царствие Божие!

– Во, сколько вам мы чего пересказали в соответствии с вашим предписанием, - заключил "Никита Сергеевич".
– Теперь дело за вами... выполнять взятое на себя обязательство...

Я сказала этим бедолагам "спасибо", протянула две десятки и спиной успела услышать, как по-детски мгновенно возликовали их перепутанные, раскрепощенные голоса:

– Живем, братва! Леха, гоп-хоп! Сыпь, Федюха! Мальчики, мальчики. Ни фига, по понятиям, как вчерась, у нас свобода, долбанем родименькой!