Убийство и Дама пик
Шрифт:
На самом деле чувство юмора мне лично не повредило бы ни в какой ситуации. Но я мало знала покойную тетю Таню, да и особой сентиментальностью, как уже говорила, не отличаюсь. Однако Елену мне было безумно жаль. Галку - тем более, и следовало собраться и поддержать их обеих. Впрочем, я рассчитывала и на Милочку, которая по части сочувствия и поддержки могла мне дать сто очков форы и которую мы подобрали по дороге на Преображенское кладбище, благо жила она в Сокольниках и нам даже не пришлось делать крюк.
Хоронить тетю Таню пришло много людей: дурные вести не лежат на месте. Родственники, подруги, бывшие пациентки, соседи по дому и по даче. Эту
Господи, почему, ну почему хорошие люди долго не живут?
Глава 10 AX, КАКАЯ ЖЕНЩИНА!
Наташа
Когда он подошел к дому, из окна слышалась музыка любимого всеми сериала. Он тихо прошел по дорожке; осторожно поднялся на крыльцо. Если его заметят, то всегда можно сказать, что ошибся адресом. Дверь была открыта, но женщина его не видела, впрочем, как и он не видел ее лица. Он видел только ее голову над спинкой кресла, седые волосы, гладко зачесанные в пучок на затылке, два завитка на шее, за которую ему и надо схватить.
Он тихо стоял в дверях, боясь шелохнуться, завитки притягивали его взгляд, он понял, что не сможет стиснуть эту шею руками. Мелькнула мысль все бросить и убежать, пока его не заметили, бутылка в кармане есть, и ладно. Но тут он вспомнил сегодняшнее утро, свои мучения и решил довести дело до конца, чего бы это ни стоило. Он снова спустился в сад, достал бутылку, отхлебнул, подумал и отхлебнул еще пару раз. В бутылке осталось еще примерно с полстакана, он осторожно поставил ее между кустами флоксов, чтобы захватить на обратном пути, и снова решительно направился к крыльцу.
Но все-таки схватить женщину за шею руками он не мог - завитки точно завораживали. И тут он заметил зеленый шарф, висевший на перилах крыльца. Вот -то, что нужно! Он тихонько взял этот шарф, намотал концы на руки, решительно шагнул в комнату и накинул его петлей на голову женщины. В следующее мгновение произошло то, чего он уж совсем не мог предположить: женщина вскрикнула, дернулась, попыталась вскочить, он, стараясь удержать ее, затянул шарф, она вдруг как-то странно дернула головой, захрипела, обмякла и стала оседать. Ему стало страшно. Он обошел кресло и заглянул ей в лицо.
До него не сразу дошло, что он сделал. А когда понял, хмель сразу улетучился. Бежать, бежать... В панике он выскочил из дому и побежал к калитке.
Но бабу скоро найдут, а его наверняка кто-нибудь видел. И ведь не докажешь, не объяснишь, что вовсе и не хотел, что случайно так получилось! Надо спрятать ее, пришла вдруг в голову спасительная мысль. Оглядевшись, он увидел недалеко, вверх по улице, ветхий забор и явно заброшенный участок. Идеальное место, до весны, по крайней мере, не хватятся. Он крадучись вернулся к желтому дому. Сериал был в самом разгаре, и если кто-либо из соседей и был сейчас дома, то явно сидел у телевизора. Дальше все было просто, он перетащил ее на заброшенный участок, нашел подходящее место под кустом черноплодки. Когда-то здесь вырыли яму, землю брали или посадить что хотели, и сейчас это углубление очень ему пригодилось, - сбросив туда тело, он закидал его опавшей листвой.
С кладбища на нескольких машинах отправились
на поминки домой к Елене. Я у нее никогда не была и теперь с любопытством оглядывалась по сторонам. Квартиру в типичном сталинском доме еще до войны получил отец Елены. Огромные, чуть ли не во всю стену окна с мраморными подоконниками, высокие потолки с лепниной, и прочее и прочее. Привыкшая в общем-то к строгой геометричности панельных домов (да и новых кирпичных, если уж на то пошло), я поражалась забытой прелести всех этих невесть как образовавшихся закутков, выступов, ниш. По коридору можно было запросто гонять на велосипеде - только пожелай. Но... в этой огромной квартире места для Татьяны Георгиевны в последнее время как-то не находилось.В большой проходной комнате заканчивали накрывать на стол. Тут-то и жил в последнее время тетя Таня, хотя раньше это была гостиная-столовая, где никто и никогда не ночевал - не предназначена была комната для ночевок. Проходная она и есть проходная, да еще с двумя двустворчатыми дверьми: одна - в коридор, другая - в спальню. То есть в бывшую спальню, а теперь - комнату Елены и ее мужа. Где-то в недрах квартиры таилась третья комната - изолированная, но вплотную примыкавшая к ванной, куда в свое время вела еще одна дверь - ныне заделанная. Словом, классический образчик сталинской архитектуры "для избранных": спальня с примыкающей к ней ванной, гостиная и смежный с ней кабинет хозяина. Идеально для семьи из двух человек, но если домочадцев числом поболее - довольно-таки бестолково.
К тому же квартира безнадежно постарела. Обои не менялись, наверное, лет двадцать, когда-то белоснежные потолки совершенно неопределенного цвета, плитка в ванной сохранилась только местами, а в туалете ее и вовсе никогда не было. Стены в кухне просто-таки умоляли о перекраске, двери и оконные рамы облупились до неприличия, а о паркете лучше просто помолчать, потому что назвать это паркетом мог только человек, наделенный исключительно богатым воображением. Ясно было, что хозяина, как такового, в доме не было, потому что обыкновенный косметический ремонт мог сотворить с помещением просто чудеса. Но его никто, судя по всему, делать не собирался.
Я, может, и не обратила бы на это особого внимания, но уж слишком резок был контраст между ухоженной, прямо-таки вылизанной дачей тети Тани и этой запущенной квартирой. И все-таки... Квартира лично мне, как ни странно, понравилась куда больше дачи. Обожаю эту старомосковскую эклектику, когда мирно соседствуют самые, казалось бы, несовместимые вещи: чудом сохранившиеся предметы резной мебели - еще из приданого Татьяны Георгиевны, классические образчики конца тридцатых годов, убогие прямые линии древесностружечной стенки - гордости каждой уважающей себя семьи семидесятых - восьмидесятых годов, - и сугубо современные предметы, типа тумбы под видеоаппаратуру. Любой дизайнер легко мог в этой квартире получить обширный инфаркт - от ужаса. Мне же, дилетантке, нравилось.
Тут я заметила, что не одинока в своем изучении апартаментов Елены. Павел тоже озирался по сторонам с выражением, не вполне мне понятным, и Даже время от времени брал в руки ту или иную вещь: шкатулку, статуэтку. У него был вид человека, попавшего в помещение, когда-то ему приснившееся. Я не успела толком удивиться, как к нам подошла Елена:
– Вспоминаешь, Павлик?
– Как странно, здесь за все эти годы почти ничего не изменилось.
– Обои переклеили лет пятнадцать назад. Но - того же цвета. Ты же знаешь мамин консерватизм.