Училка и Чемпион

— Опять, что ли, Игорёша вытворяет.

— Ща узнаем.

Открываю сообщения — таки да, говнюк снова косячит, теперь уже в новой школе. Вызывают к директору на ковёр. Ясно всё.

— Ну что там, Мироша? — беспокоится бабуля.

— Да нормально всё, ба, — решаю лишний раз не беспокоить её. — Там это…. на шторы сдать надо короче.

Отписываюсь классухе, что подъеду к двум. Забираю куртку и еду на встречу с менеджером, вроде как неплохой контракт предлагают представители бренда спортивной одежды по коллаборации. Снова фотосессия, бесят они меня, но бабки, как говорится, не лишние.

К двум еду в школу. Уроки у Игоря уже закончились, и он должен ждать меня в кабинете у классухи.

Встречает она меня не шибко радостно. Только и успевает загибать пальцы, что мелкий успел натворить только за день. Третий в новой школе, между прочим.

— На русском в портрет Александра Сергеевича Пушкина через трубочку с Варфоломеевым бумагой плевался! Это в Пушкина-то!

Ага, нет бы в Некрасова, а то аж в Пушкина.

— В столовой с Булавкиным забежали первыми и весь белый хлеб забрали!

— Голодный, что ли? — строго смотрю на сына, и тот закатывает глаза. Сейчас точно подзатыльник получит, чтобы не кривлялся мне тут.

— А на биологии! Он так дерзил Любови Андреевне! Я честно скажу, я просто в шоке. Мирон Максимович, ну это никуда не годится. Я, конечно, не любитель выносить сор из избы, сами бы поговорили, но Любовь Андреевна сказала, что так это не оставит. Теперь нас ждут у директора в кабинете, — Зоя Михайловна говорит это с таким прискорбием, будто мне и мелкому не менее, чем казнь назначена.

— Ну идёмте, будем разговаривать, — пожимаю плечами.

Что там за карга эта Любовь Андреевна? Чуть что, так сразу через директора. Ну вызвала бы меня, сами пообщались, разобрались.

Поднимаемся на второй этаж и идём с мелким и классухой к директору. Я уже мысленно настраиваюсь на флэшбеки из собственной школьной жизни. Я, мягко говоря, примерным мальчиком не был. Поэтому и сына сильно за школьные проделки стараюсь не крепить. А то как-то нечестно получается.

Классуха стучит и открывает дверь. Кивает секретарю в приёмной и со скорбным видом ведёт нас в святыню школы.

И едва мы только заходим, у меня брови ползут на затылок.

Кажется, я уже знаю, что за биологичка у Игоря.

Да это же та самая дикая кошка, следы от зубов которой до сих пор красуются на моей заднице!

Вот так встреча. Огонь, блядь.

У неё и самой глазищи на лоб лезут. Она подскакивает со стула и впивается в меня взглядом. Бледнеет, отчего её пухлые розовые губки становятся ещё более выразительными.

Сейчас она не в рубахе-распашонке и не в плаще. На неё юбка чуть ниже колен, блузка бежевая. Угадывается тонкая талия, ножки стройные, а сиськи не такие уж и микроскопические, как мне показались в первую встречу.

Замечаю, как под тканью блузки над левой грудью родинка крупная просвечивает. И блядь, только бы не встал у меня сейчас. Дружище на эту Кошку у меня странно реагирует.

Конфуз будет так-то.

Она несколько раз быстро моргает, но слова проглатывает, и мне внезапно становится весело.

Что это ты, Любовь Андреевна, язычок свой дерзкий проглотила, что ли?

— Мирон Максимович, день добрый, — важно говорит директриса. — Мы вас пригласили на беседу по важной причине.

И она излагает суть конфликта, возникшего между моим пиздюком и дикой кошкой.

— Вы только можете себе представить вообще? — давит директор. — Так разговаривать с учителем! Это нонсенс какой-то!

— Игорь, ты ничего не хочешь сказать? — подключается классуха.

— Неа, — кривится малой, опираясь спиной на шкаф. Вот хамло, хотя бы немного при бате приструнился.

— Извинился, — киваю ему. — Шустро.

— Чего? — смотрит с удивлением.

— Того, — влепляю подзатыльник. Лёгкий, для проформы. Но чтобы осознал, что батя не шутит. — Извинился, я сказал.

Все три училки задерживают дыхание. Кошка моя вообще глазищи вылупила.

— Ну Мирон Максимович, — смягчается директриса. — Хорошо, что вы реагируете, но всё же давайте как-то словами. Без рукоприкладства.

— Ты не понял? — смотрю на Игоря. И теперь он уже по взгляду понимает, что игры закончились. Вытягивается, делает морду попроще, брови сдвигает и мямлит извинения Кошке.

Она как-то дёргано кивает в ответ.

— Любовь Андреевна, — обращаюсь к ней, максимально вкладывая пиетета в голос и глядя ей прямо в глаза. — Я от всей души прошу прощения за…. своего сына. Мы что-то можем сделать, чтобы сгладить ситуацию?

Бля, кажется, дружище всё же оживает. Ну хрен знает, почему.

Хочет он эту Кошку.

Училку, ха-ха.

Сколько блядей на нём перескакало, а теперь училку подавай.

Ладно, дружище, думаю, что-нибудь мы придумаем с этим.

— Нет, этого достаточно, — говорит слегка севшим голосом. Мне даже кажется, что она вот-вот задрожит. А потом поворачивается к директрисе и на одном дыхании выдаёт: — Конфликт исчерпан, Марина Викторовна. Извините, мне нужно идти. Дети ждут.

И почти пулей вылетает из кабинета.

Беги, Кошка, беги. Далеко не убежишь — мой дружок запал на тебя.

8

Люба

— Всегда было интересно, скелет настоящий? — раздаётся сзади, и я аж подпрыгиваю от неожиданности. — Не, сейчас-то я знаю, что нет, но раньше думал, что реально человеческий.

Резко оборачиваюсь и смотрю на незваного гостя. Дорофеев-старший стоит в дверях и смотрит на меня снизу вверх.

Почему снизу вверх? Да потому что я взобралась на стремянку, чтобы достать чистые ватманы из самых высоких антресолей над доской.

И теперь надо как-то спуститься. А в присутствии орангутанга мои ноги почему-то отказываются стоять твёрдо и устойчиво.

— Что вы здесь забыли? — спрашиваю строго и, вцепившись в стремянку максимально крепко руками, осторожно сползаю вниз.

— Как что? Пришёл подробнее узнать, как учится мой сын. Я же имею на это право? — нагло выгибает бровь.

Ясное дело, зачем же ещё. И не выгонишь же!

— Мне пока нечего сказать, — складываю руки на груди. Между мною и орангутангом мой учительский стол, и это даёт мне хоть какое-то разделение границ. Потому что, кажется, этому Дорофееву неведомо о них в принципе. — Ваш сын был сегодня на моём уроке в первый раз. И если судить даже по этому уроку, то ничего положительного сказать не могу: сначала он дерзил, а потом весь урок показательно не работал, закрыв тетрадь и учебник.