Удар ниже пояса

— Да, облачность, — ответил Друзин, повернувшись к Ходунову.

— Что-то вид у вас усталый, — сказал Ходунов, взглянув на Друзина. — Вы хоть поспали немного?

Сам-то Ходунов чувствовал себя намного лучше. Напряжение, которое не спадало с раннего утра, ушло. Друзин отрицательно покачал головой.

— Ну и напрасно. — Ходунов попытался вытянуть ноги, затекшие от долгого сидения в том узком пространстве, которое, по мысли создателей самолетов, должно быть вполне достаточным для пассажиров туристического класса. — Пользовались бы случаем. Тут-то я уж точно никуда не денусь. Не полезу же через вас. Или вы боитесь, что я вас задушу?

Друзин повернул голову к Ходунову и хмыкнул:

— Просто никак не спалось. А душитель из вас, конечно, тот еще. Но я смотрю, вы оживились. К добру ли это?

— К добру, к добру, — улыбаясь и потягиваясь в кресле, сказал Ходунов. — Это коньяк, наверное. Целебное действие.

Друзин тоже вытянулся в кресле и кончиками пальцев стал круговыми движениями массировать щеки, лоб, затылок.

— Это меня Хозяин научил, царство ему небесное. Усиливает кровообращение. Здорово помогает.

— А вот это я сомневаюсь. Нет, я сильно сомневаюсь.

— В чём? Не понял.

— Сомневаюсь я, что он в царство небесное попадет. Со стороны бога это было бы неправильно, — усмехнулся Ходунов и взглянул на Друзина. Но тот был совершенно серьезен.

— А может, он был хорошим христианином. Молился, посты соблюдал. Разве это невозможно? — Друзин говорил, сдвинув брови, с очевидным напряжением. Для него этот вопрос, видимо, был отнюдь не праздным.

«Ну и ну, — подумал Ходунов. — О спасении души думает. Надо же».

Он снова взглянул на православный крестик, который виднелся на груди у Друзина. Ходунов-то подумал, что это просто дань времени и моде. А он, оказывается, серьезно.

— Так что, думаете, не будет ему царства небесного? — повернувшись к Ходунову и упершись в него взглядом, продолжал Друзин.

— Откуда я знаю? — улыбнулся Ходунов. — Я просто сомневаюсь. По-моему, человек может рассчитывать на рай после смерти, только если он живет праведно. А если он творит зло, а потом молится, не видать ему этого.

Друзин покачал головой:

— Здесь не так просто. В Библии на этот счет очень чётко написано.

— Что же написано? — Ходунов скептически посмотрел на Друзина.

— Я специально читал. И со священником одним разговаривал. Главное — это не грехи наши. Главное — признавать бога. Если человек покаялся и если он бога признает — у него хорошие шансы. Разве не так?

— Если вас это успокаивает, я готов согласиться, — усмехнулся Ходунов. — Действительно, в Новом Завете такой тезис присутствует. Но если внимательно прочитать этот текст, то ведь там много и других тезисов. И основные заповеди там есть. А их нарушение — это ведь грех. И так себе представлять: покаялся, признал — и в рай, это уж слишком просто было бы.

— Но ведь люди все грешат. Что же, никто не попадет?

Ходунов засмеялся:

— Я не знаю. В отличие от вас, я ведь даже не крещенный. Видите, и креста на мне нет. Да и к церкви у меня отношение не очень. Я на все это смотрю, если можно так сказать, неформально. Если по-простому, я верующий, но без церкви.

— Но так вроде не бывает.

— Почему? Сколько угодно. Многие верят в бога как в воплощение добра и справедливости. И не так уж важно, как мне кажется, какой из пророков представляет бога — Иисус, Магомет, Моисей или Будда. Главное — это различать добро и зло. И верить в добро. Так вот, я верю.

— Не знаю, — с сомнением в голосе сказал Дру-зин. — Специалисты говорят, что этого недостаточно.

— Может быть, — согласился Ходунов, не особенно желая обсуждать эту тему с Друзиным. — Я, конечно, в этом деле себя специалистом не считаю.

* * *

Резко потемнело. Самолет задергался, что-то застучало, как будто кто-то ударял мягкой колотушкой по обшивке. Потом стукнули выпускаемые шасси. И через несколько минут внизу неожиданно и совсем близко открылась земля.

После сияющего яркого мира гор и солнца на земле все казалось серым и непривлекательным. Лужи на сером бетоне, мелкий дождь, низкие облака, низкие безликие постройки аэродрома и совсем близкие предгорья, поднимающиеся прямо в серые клубящиеся облака.

— Что-то я совсем не так себе Женеву представлял, — с разочарованием сказал Друзин.

— Это погода, — успокоил Ходунов. — Ничего, в это время года это ненадолго. Выглянет солнышко, всё будет по-другому.

Через полчаса они уже были в гостинице.

Поднявшись на четвертый этаж, Ходунов привычно пошел по коридору и остановился у двери с цифрой 406.

— Вот наши номера. Это номер 406, следующий — 407. Какие наши действия, Анатолий Максимович?

— Заходим в 407-й, — сказал Друзин.

Войдя в номер, Друзин прежде всего внимательно осмотрел его. Ходунов, который уже, наверное, раз пять останавливался в этой гостинице и знал здесь буквально все, уселся в одно из кресел. Осмотрев номер, Друзин сел в другое кресло и строго посмотрел на Ходунова.

— Так, давайте определим некоторые правила на шей совместной жизни здесь. — Друзин сузил глаза и в упор посмотрел на Ходунова. — Уединяться вы можете только в ванне. Спать будете на этой кровати, я буду на этой. — Друзин помолчал, все так же серьезно и злоглядя на Ходунова. — И любую попытку оторваться от меня, любой контакт с кем угодно без моего разрешения я буду рассматривать как нарушение нашего соглашения. Я смогу добиться от вас всего, что мне нужно, и другими способами. Человек я умелый. Так что в ваших интересах не нарушать этих правил. Вы поняли меня?

— Вполне.

— Может быть, сомнения какие-нибудь остались?

— Нет, никаких сомнений. По крайней мере до тех пор, пока я не найду тайника. Вот что будет дальше, там сомнения остались.

Друзин пожал плечами:

— Что вас волнует? Я получаю пакеты, мы немедленно идем в банк, я вручаю вам вполне приличную сумму, и все. Вы остаетесь в этой гостинице, а я тихо испаряюсь. Но, — он поднял палец, — это только в том случае, если вы ведете себя, как мы договорились и меня не напрягаете. Договорились?

— Договорились, — согласился Ходунов и попытался улыбнутся. И тут же почувствовал, что попытка была не вполне удачной. Улыбка, похоже, получилась жалкая. — Да мне ведь ничего другого не остается. Можно душ принять?

— Это можно. Я за вами. Только, когда я буду в ванной, вам придется на некоторое время лишиться подвижности.

— Каким же образом?

— А вот, — Друзин достал из сумки два легких пластиковых ремешка. — Вы садитесь в кресло, а я этими ремешками стягиваю вам руки за спиной и ноги. Работают они не хуже наручников. Понятно?