Удар. Кикбоксинг для чайников
Шрифт:
– А че белый? Черный давай!
– Вчера последняя была!
– Ну ты и проглот!
Господи, за что мне все это? Разве я просил его о помощи? Раньше у меня не было никаких особых привилегий. Но когда я перешел в старшую школу, Тончжу, пользуясь случаем, выбил мне льготы в связи с «тяжелым финансовым положением в семье». Это, конечно, хорошо: плату за обучение снизили, дают бесплатные обеды… Папе стало хоть немного, но легче. Правда, Тончжу возомнил себя великим благодетелем и окончательно потерял совесть. Халявный рис, который вообще-то выдают мне, он может умять в одно рыло.
– Здравствуйте! – поздоровался отец,
– А, господин До! Вы дома?
– Уволился!
– Будем чаще видеться!
– Выходит, так!
Они перекрикивались еще пару минут, пока их не прервали.
– Вот гад! Каждую ночь то Вандыги, то Мандыги [3] ! Дурдом! Сволота! Телефон вам на что?! – высунув голову в окно, заорал дядька из дома напротив, от которого нас отделял лишь узенький переулок. Его крик пронзил ночную мглу, как кинжал.
3
Вымышленный герой радиоисторий, популярных в Корее во второй половине 1990-х годов. – Прим. пер.
– Пошел ты! – рявкнул Тончжу в ответ. – У Вандыги нет телефона! – добавил он и тут же скрылся за дверью.
Да есть у нас телефон! Господи, поторопись, умоляю. Боюсь, не дотяну до конца недели…
И на том спасибо
– Ого, это что?
– Огу… Огурцере… Огурцерезки.
– Много продали?
– Про… прогнали. Ой-ей!
– Кто вас прогнал?
– Да есть одни. Заправляют там всем. Нужно было у них товар брать…
– Вот значит как?..
Оказалось, огурцерезкой тонко нарезают огурец, чтобы наложить кружочки на лицо для увлажнения кожи. Папа сказал, что большую часть этих штуковин они растеряли, пока убегали. Но это еще полбеды. Самое неприятное – у дяди рассечена бровь, а на ноге красуется синяк. Похоже, он принял на себя все удары. Но даже теперь дядя не перестает улыбаться. А ведь папа ему не родня…
– По… По… Подберем.
– Я специально их выбросил, – сказал папа, с легкостью успокоив дядю, который переживал за потерянные вещи. – Вот, возьми, – он протянул ему свою любимую фетровую шляпу.
Обычно, собираясь зазывать народ в кабаре, папа надевал другую – с подвесками на полях или с пером за лентой. А эта предназначалась для тех торжественных случаев, когда он поднимался на сцену. Шляпа была старая, но с годами становилась лишь краше и солиднее.
Дядя вставил диск в проигрыватель и нажал кнопку. Зазвучала песня Monkey magic. Он поставил ее на повтор, нахлобучил шляпу и стал танцевать под динамичные ритмы, наполнявшие комнату. Я понял, что ему, несмотря на улыбку, фигово. Ведь этот танец для особых случаев, когда нужно отвести душу. Бедняга… Еще эта ссадина над глазом…
– Как у тебя с сочинениями?
Отвечать не хотелось.
– Тебе нужно поступить.
Я снова промолчал.
– Не обязательно в престижный вуз. Можно и в средненький. Хотя бы попытайся! Упустишь время и уже не поступишь, даже если захочешь. А в метро столько студентов! На второй линии… Красота!
«Monkey, monkey, monkey, monkey magic. Monkey, monkey, monkey, monkey magic».
Дядя лихо отплясывал диско, а ведь ему уже за тридцать… Вот где красота!Я раскрыл тетрадь. Нет, не потому что вдруг решил поступать. Просто папа, казалось, ждал именно этого. Он сделал музыку потише. Легонько сжал мое плечо… В этом жесте чувствовалось поощрение. Затем сел рядом и резинками стал скреплять оставшиеся огурцерезки в связки по три штуки. Даже не знаю, удастся ли их теперь распродать… Было похоже, что отец думает что-то типа: «Пока вот чем займусь, а ты уж пиши». Если бы не дядя со своим диско, я бы не стал устраивать этот цирк.
– О, да у вас тут творческий вечер? Эгей! «Манки мэджик»! – прокричал Тончжу, внезапно открыв дверь и оглядев комнату. – Так-так-так… Один, значит, пляшет, второй бумагу марает, третий дело делает… Вот это я понимаю!
– Здравствуйте! – поднявшись, поздоровался папа.
Дядя тут же забыл про диско и прилип к стенке, как он всегда делает при виде незнакомого человека.
– Так и знал, что вы дома. Решил вот зайти, – продолжал Тончжу, опуская на пол пакет с бутылками соджу и упаковками сушеных кальмаров. – Кабаре накрылось медным тазом? Вандыги, сходи на кухню, принеси рюмки.
Я сделал пару шагов до буфета. Кухня – одно название – была у него перед самым носом, возле входной двери.
– Ну да, можно и так сказать.
Я поставил на пол три рюмки.
– Хм, и как же теперь?
– Пойдем в метро торговать.
– Ох, тяжко будет…
– А кому сейчас легко? Мингу, подойди, поздоровайся. Это классный руководитель Вандыги.
Дядя стянул шляпу и присел рядом с папой.
– З… З… Здравствуйте. Я… Я… На… На… Нам Мингу.
Вежливо протянув руку, он низко склонил голову.
– Нан Нингу? Какое необычное имя!
– Нам Мингу. – Мне пришлось поправить его, попутно деля кальмара на части.
– А, Нам Мингу! А кем вы приходитесь Вандыги? – поинтересовался Тончжу, разглядывая своего собеседника.
– Дядей, – ответил я. Не родным, конечно, но объяснять что-то Тончжу… Обойдется.
– О-о, вот что значит гены! – протянул тот, наливая в дядин стакан. Отец неодобрительно кашлянул.
– Шучу-шучу…
Папа, в свою очередь, наполнил рюмку Тончжу.
– Хорошо, что вы рядом – теперь могу со спокойной душой отлучиться в пригород.
– Да, мальчик у вас непростой… Он мне тут выдал: «Чем я так, мол, провинился, что должен с преподом – со мной то бишь – по соседству жить».
– Мы раньше на нижних снимали, но там дороговато. Пришлось сюда перебраться.
Папа махом опустошил рюмку. Дядя подлил еще.
– А вы один живете?
– У меня стандарты высокие. Хочу, чтобы супруга соответствовала!
Да кто на тебя позарится? Если только из жалости. И вообще. Таким, как ты, жениться противопоказано… Жена с горя в монастырь уйдет!
– Ну и правильно! Кстати, хотел спросить, как у Вандыги с сочинениями? Есть прогресс?
– Конечно. История Европы, Азии, гендерные роли… В этих темах ваш сын просто ас!
Черт, опять он про тот тест. Я сдуру решил, что Жанна Д’Арк – это какой-то кореец Чжан Дак, который почему-то на коне скачет… Согласитесь, похоже ведь звучат имена.
Папа расплылся в довольной улыбке.
Две бутылки соджу, которые притащил Тончжу, быстро опустели. Кажется, все получали удовольствие от вечера. Ну, кроме меня.