Укрощая шторм
Шрифт:
Я провожу рукой по своим волосам.
— Ты едва его знаешь.
— Я знаю достаточно.
— Он мне нравился, но пришёл ты, и теперь всё разрушено.
Я не знаю, почему не говорю ему, что Робби интересует меня только как друг.
Хорошо, я знаю. Это потому, что я должна буду объяснять, почему поцеловала Робби. А это означало бы сказать Тому, что я сделала это рефлекторно, потому что ревновала, когда увидела, как он целовался с Эшли.
— Я думал, ты отреклась от мужчин. Так почему же не отшила его? Почему поцеловала?
Дерьмо.
— Я... — у меня пересыхает во рту. — Я не планировала, — медленно говорю я. После чего сметаю воображаемую пыль с моего платья, чтобы избежать его тяжёлого взгляда.
— Я не знаю, почему поцеловала его.
Врунишка, врунишка, все в огне трусишки.
Том берёт меня за руку и скользит подушечкой большого пальца поперёк моей ладони.
— Ты хотела заставить меня ревновать.
— Нет! — я снова вырываю свою руку.
Он наклоняется вперёд, вторгаясь в моё личное пространство.
— Почему ты не можешь просто сказать правду? Почему не можешь просто признать, что хочешь меня, и смириться с этим?
Потому что я трусиха.
Я смотрю на него и вижу разочарование, будто бы выгравированное на его лице. Но затем в глубине его глаз я вижу мерцание боли.
Я делаю ему больно? Я не хочу причинять ему боль.
Мои губы дрожат, когда произносят:
— Хорошо. Ты хочешь знать правду. Это потому, что ты пугаешь меня. Это, — я махаю рукой между нами, — что бы это ни было, чувствуется слишком интенсивным, — мой голос затихает. — А интенсивность чертовски пугает меня.
Он отчего-то хмурит брови, неожиданно поднимается на ноги и снова садится возле меня.
Он заставляет меня чувствовать себя открытой и уязвимой.
— Ты хочешь знать, почему я спугнул Робби? — его голос низкий.
Он оборачивается и смотрит на меня.
— Конечно же, хочу.
— По двум причинам. Когда я скажу тебе первую, знай, что я никоим образом не хочу тебя обидеть. Меньше всего я хочу ранить тебя.
Мой желудок начинает свободное падение.
— Но ты должна знать правду, чтобы держаться подальше от этого мудака, — он потирает свой лоб.
Я сажусь немного прямее, в животе формируются маленькие шарики напряжённости. Я беспокоюсь о том, что он собирается сказать.
— Контракт Турникетов подлежит продлению, но Ралли не собирается этого делать.
Я награждаю его растерянным взглядом.
— Почему он не хочет перезаключать контракт? Турникеты хорошо справляются.
Том качает головой.
— Не так хорошо, как того хочет Ралли. Ты знаешь, какой он козёл и какие дикие решения он может принимать. Если что-то не работает на него должным образом, то для него это становится расходным материалом.
Даже его дочь.
Я знаю, что он думает так же. Я вижу это в его глазах.
— Когда я узнал, что Робби пытался подкатывать к тебе, я всеми силами постарался выяснить о нём что-нибудь. Оказывается,
их тур — это отчаянный поступок. Они сами заплатили за свой тур. К счастью, я случайно проходил мимо гримёрки Робби и услышал, как он разговаривает с кем-то по телефону, — он глубоко вдыхает. — Лила, когда я рассказываю тебе это, то делаю это из добрых побуждений, и ты должна знать, что Робби — засранец, который жаждет славы и будет делать всё, только бы пробиться в жизни.Я чувствую небольшое недомогание. Всё во мне сжимается и застывает.
— Просто выложи всё на чистоту. Что бы это ни было, уверена, я справлюсь с этим.
— Робби знает, что ты дочь Ралли. Он искал тебя, чтобы помочь своей карьере. Я слышал, как он говорил с кем-то по телефону о том, что он планирует облегчить свою жизнь и влюбить тебя в себя, чтобы твой папа продолжал быть продюсером их группы.
Я будто камни глотаю. Унижение проходит через меня. Я поднимаюсь на ноги и качаю головой. Вынужденная защищать себя, я говорю:
— Ты, должно быть, ослышался. Вряд ли кто-то не из круга моего общения знает, что Ралли — мой отец. Я позаботилась об этом. Робби не мог знать.
Том печально смотрит на меня.
— Он знает, Ли. Мне жаль.
— Мне не нужна твоя чёртова жалость. Очевидно, Робби не сделал своё домашнее задание должным образом, поскольку Ралли насрать на меня. Не похоже, чтобы он когда-либо меня слушал, — я испускаю сухой смешок. — Я ни черта не смогла бы повлиять на то, что происходит с дерьмовой группой Робби.
Том ничего не говорит. Просто пристально смотрит на меня.
Такое ощущение, что я распадаюсь на части. События всей ночи обрушиваются на меня.
Я ненавижу то, насколько чертовски легко мужчины могут причинить мне боль.
Я ненавижу то, как я слаба.
Но больше всего я ненавижу то, что постоянно позволяю им так делать.
Я была настолько глупа, что позволила себе впустить Робби. Боже, я позволила ему поцеловать себя, и всё это время я была для него лишь средством для достижения цели.
Но Том спас меня.
Моё сердце тянется к нему. Но затем я тут же вспоминаю его фестиваль языков с Эшли.
Больно, как от игл. Мне нужно убраться отсюда к чёрту. Этого слишком много.
— Что ж, если это всё, то я ухожу.
— Я ещё не закончил, — грубый голос Тома удерживает меня на том месте, где я нахожусь.
Молниеносными движениями он сокращает расстояние между нами.
И вдруг всё сводится к этому моменту. К нему. Ко мне.
Желание взрывается между нами, как грязная бомба.
Здесь нет ничего, кроме пылающего жара и сексуального напряжения. Никогда раньше я такого не чувствовала.
Это полная сенсорная перегрузка.
Он прекрасен и великолепен. Желание разгорается в моём животе. Руки чешутся прикоснуться к нему.
— Я сказал, что есть две причины, по которым я оттащил от тебя Робби. Вторая, если быть честным, главная причина, — он тяжело вдыхает. — Мне было невыносимо видеть тебя с ним.
— Ты целовал Эшли.
Он медленно качает головой.