Уловка-22
Шрифт:
Йоссариан снова утвердительно кивнул.
Милоу нисколько не сомневался, что, пойди Йоссариан к ним, повинись, отрекись от своих заблуждений, пообещай выполнить норму в восемьдесят вылетов, и они сменят гнев на милость. Йоссариан сказал, что подумает, и, когда Милоу выпустил шасси и самолет пошел на посадку, он, затаив дыхание, стал молиться за благополучное приземление. Прямо-таки смешно, какое отвращение стала у него теперь вызывать авиация.
Когда самолет сел, перед Йоссарианом предстал Рим — весь в развалинах. Восемь месяцев назад аэродром бомбили. Сейчас обломки белых каменных плит сгребли бульдозером в приплюснутые кучи: они громоздились по обеим сторонам выхода с летного поля, обнесенного колючей проволокой. Возвышался полуразрушенный остов
–- Пропали! — запричитала она, прежде чем он успел ее о чем-либо спросить. Держа себя за локти, она раскачивалась, как плакальщица на похоронах, и стул под ней поскрипывал. — Пропали!
–- Кто?
–- Все. Бедные девочки.
–- Куда же они делись?
–- Кто знает. Их выгнали на улицу. Все пропали. Бедные, бедные девочки.
–- Но кто их выгнал? Кто?
–- Эти подлые высоченные солдаты в твердых белых шляпах с дубинками. И наши карабинеры. Они пришли со своими дубинками и прогнали их прочь. Они даже не разрешили им взять пальто. Бедняжки... Они выгнали их прямо на холод.
–- Их что, арестовали?
–- Они выгнали их. Просто выгнали.
–- Но если они их не арестовали, почему они с ними так поступили?
–- Не знаю, — всхлипнула старуха. — Не знаю. Кто обо мне позаботится теперь, когда все бедные девочки пропали? Кто за мной присмотрит?
–- Но ведь должна быть какая-то причина, — настаивал Йоссариан.
– Не могли же они просто так ворваться и выгнать всех на улицу!
–- Без всякой причины, — всхлипывала старуха, — без всякой причины.
–- Какое они имели право?
–- "Уловка двадцать два".
–- Что? — Йоссариан оцепенел от страха, и по телу его пробежал холодок. — Что вы сказали?
–- "Уловка двадцать два", — повторила старуха, мотая головой.
– "Уловка двадцать два". Она позволяет им делать все, что они хотят, и мы не в силах им помешать.
–- О чем вы, черт побери, толкуете? — растерявшись, яростно заорал на нее Йоссариан. — Да откуда вы знаете, что на свете существует "уловка двадцать два"?
–- Солдаты с дубинками в твердых белых щляпах только и твердили "уловка двадцать два", "уловка двадцать два".
–- А они вам ее показывали, эту "уловку"? — спросил Йоссариан.
– Почему вы не заставили их прочитать вам текст этой "уловки"?
–- Они не обязаны показывать нам "уловку двадцать два", — ответила старуха. — Закон гласит, что они не обязаны этого делать.
–- Какой еще закон?
–- "Уловка двадцать два".
–- О, будь я проклят! — с горечью воскликнул Йоссариан. — Опять этот заколдованный круг! — Йоссариан остановился и печально огляделся. — А где же старик?
–- Ушел. — замогильным тоном сказала старуха.
–- Ушел?
–- Ушел в лучший мир, — сказала старуха и тыльной стороной ладони коснулась лба. — Вот здесь у него что-то сломалось. Он то приходил в себя, то снова впадал в беспамятство.
Йоссариан повернулся и побрел по квартире. С мрачным любопытством он заглядывал в каждую комнату. Вся стекленная утварь была разбита вдребезги людьми с дубинками. Портьеры содраны, постели свалены на пол. Стулья, столы и туалетные столики опрокинуты. Все, что можно сломать — сломано. Разгром был полный. Никакая орда вандалов не могла бы учинить большего разорения. Все окна были разбиты, и тьма чернильными облаками вливалась в каждую комнату сквозь высаженные рамы. Йоссариан ясно представлял себе тяжелую, всесокрушающую поступь высоких парней в белых шлемах — военных полицейских. Он представлял себе разнузданное зловещее веселье, с каким они громили все вокруг, их лицемерное, не ведающее пощады сознание своей
правоты и преданности долгу. Бедные девочки — они все пропали. Осталась только плачущая старуха в выглядывавших один из-под другого мешковатых коричневом и сером свитерах и черной головной шали. Но скоро и она пропадет.–- Пропали... — горевала она, когда он вернулся. — Кто теперь меня приютит?
Йоссариан пропустил этот вопрос мимо ушей.
– У Нейтли была подружка, о ней что-нибудь известно?
–- Пропала.
–-Эко мне известно. Но что о ней слышно? Кто-нибудь знает, куда она девалась?
–- Пропала.
–- А ее сестренка, что с ней случилось?
–- Пропала, — монотонно твердила старуха.
–- Вы понимаете, о чем я говорю? — резко спросил Йоссариан, глядя старухе прямо в глаза, чтобы убедиться, не бредит ли она. Он повысил голое: — Что случилось с сестренкой, с маленькой девочкой?
–- Пропала, и она пропала, — сердито ответила старуха. Она стала подвывать громче. — Выгнали с остальными вместе. Выгнали на улицу. Даже не дали ей надеть пальто.
–- Куда она ушла?
–- Не знаю, не знаю.
–- Кто же о ней позаботится?
–- А кто позаботится обо мне?
–- Ведь, кроме вас, она никого не знает?
– А кто присмотрит за мной?
Йоссариан бросил старухе в подол деньги — удивительно, как часто люди, оставив деньги, думают, что тем самым они исправили зло! — и вышел на лестничную площадку. Спускаясь по ступенькам, он поносил на чем свет стоит "уловку двадцать два", хотя знал, что таковой нет и в помине. "Уловка двадцать два" вообще не существовала в природе. Он-то в этом не сомневался, но что толку? Беда была в том, что, по всеобщему мнению, этот закон существовал. А ведь "уловку двадцать два" нельзя было ни потрогать, ни прочесть, и, стало быть, ее нельзя было осмеять, опровергнуть, осудить, раскритиковать, атаковать, подправить, ненавидеть, обругать, оплевать, разорвать в клочья, растоптать или просто сжечь.
На улице было холодно и темно, тусклый промозглый туман колыхался в воздухе и сочился по шершавой облицовке каменных домов, по пьедесталам памятников. Йоссариан поспешил к Милоу, чтобы покаяться и отречься от заблуждений.. Он сказал, что просит извинения, и, сознавая, что лжет, пообещал сделать столько боевых вылетов,сколько пожелает полковник Кеткарт, если только Милоу использует все свое влияние в Риме, чтобы установить местопребывание сестренки нейтлевой девицы.
–- Ей всего двенадцать лет, она же еще ребенок, Милоу, -взволнованно объяснил Йоссариан. — Мне хочется отыскать ее, пока не поздно.
Тот встретил его просьбу милостивой улыбкой.
–- У меня как раз есть то, что тебе надо, — двенадцатилетняя девственница, совсем еще ребенок, — объявил он бодро.
– Правда, на самом деле этому ребенку всего лишь тридцать четыре, но строгие родители держат свою дочь на диете с низким содержанием протеина. И вообще...
–- Милоу, речь идет о маленькой девочке, — нетерпеливо, с отчаянием в голосе перебил его Йоссариан. — Как ты не понимаешь! И главное — я хочу ей помочь. Ведь у тебя самого дочери. Она еще ребенок. Она оказалась совсем одна в этом городе, за ней некому присмотреть. Я хочу спасти ее от беды. Неужели ты не понимаешь, о чем я говорю?
Милоу все понял и был растроган до глубины души.
–- Йоссариан, я горжусь тобой, — воскликнул он прочувствованным тоном. — Серьезно, я горжусь. Ты даже не представляешь себе, до чего я рад, что тебя волнуют не только сексуальные проблемы. Ты человек принципа. Разумеется, у меня есть дочери, и я понимаю тебя, как никто в мире. Мы ее найдем. Не беспокойся. Пойдем и разыщем эту девочку, даже если для этого нам придется перевернуть весь город. Пошли.
И Йоссариан вместе с Милоу Миндербиндером в скоростной служебной машине синдиката "М. и М." отправились в управление полиции, где смуглый, неряшливый полицейский комиссар с тоненькими черными усиками и в расстегнутом мундире приветствовал Милоу с таким неприличным подобострастием, будто Милоу был неким элегантным маркизом.