Ultima Forsan

В своём воображении я снова был облачён в привычный джеркин, причём тот, в котором я рейдерствовал, и к которому привык, будто к собственной коже. Оружейный пояс оттягивали знакомый палаш с широким клинком и корзинчатой гардой и сумка с пулями. Конечно же, имелась и пороховница, и сам пистолет. Однако всё это оружие было лишь плодом моего воображения, что я отлично осознавал.

Точно так же воображаемым было и расстояние, отделяющее меня от монументальной конструкции. Оно показывало моё собственное нежелание приближаться к душе и разуму ведьмы, куда я столь опрометчиво нырнул. Но уж снявши голову, по волосам не плачут, и я сделал первый шаг. За ним последовали ровно два – и вот я уже у подножия величественной пирамиды. Говорят, такие стоят в Египте, и обитают в них истинные правители этой страны – не желающие расставаться с властью даже после смерти фараоны древности.

Ещё два шага понадобилось мне, чтобы подняться на вершину пирамиды, где на каменном троне уютно устроилась знакомая ведьма. Да, теперь она выглядела куда эффектней: и загар вернулся во всей красе, и волосы черны, как ночь, и аккуратно уложены, и глаза и брови подведены чёрным, видимо, по египетской моде, и одеяние. Весьма легкомысленное, конечно, оставляющее очень много пространства для фантазии, но и не открывающее больше того, что позволяют нормы приличия. Конечно, не где-нибудь в империи, или Тевтонии, где шлюху могут камнями забить за открытое плечо или лодыжку, а для куда более вольной Италии – в самый раз.

– Не ожидала, что ты последуешь за мной, проклятый, - приятный голос ведьмы был полон такого величия, что хотелось пасть перед ней на колени, а ещё лучше ниц, распростёршись у её ног. – Думаешь, сумеешь справиться со мной? Здесь? Где я – царица? Где движения моих бровей будет достаточно, чтобы сокрушить тебя? Ты верно совсем глуп, проклятый. Или это проказа выела тебе последние мозги?

Сопротивляться её силе и в самом деле было удивительно тяжело. Она почти физически давила на плечи, прижимала к земле. Не распыляй ведьма большую часть её без толку, давно бы не оставила от моей воли и ошмётков, превратив меня в своего верного раба, готового в огонь шагнуть по одному движению брови.

– Я пришёл, чтобы образумить тебя, - ответил я. – Та сила, которой ты упиваешься, убивает тебя. Она разрушает твой разум и твою душу…

– Хватит! – повелительным жестом оборвала меня ведьма. – Не читай мне нотаций, проклятый. Я сама отлично знаю, что делать с обретённой силой. Такая не снилась этим лысым скопцам, узурпировавшим власть над моей страной.

– Подумай сама, - вспылил я, - ты всего лишь съела сердце молодого парня, а получила столько силы! Думаешь, никто не делал этого прежде?

– Только не надо мне этих историй, проклятый! Ты ведь и сам играл с огнём, раз заполучил своё проклятье, а? Ты едва держишься на ногах, а ещё смеешь грозить мне, глупец. Да ты здесь стоишь только потому, что мне интересно поглядеть на тебя поближе. Погляди, сколько слуг готовы встать на мою защиту!

Она повела рукой, указывая вниз. Я глянул туда. Теперь всё пространство равнины до горизонтов занимали отлично знакомые мне по предыдущей ночи высохшие костяки воинов в ржавых доспехах. Среди них мелькали твари и поопасней, скребущие длинными когтями рассыпающуюся землю. Выйди такие будущей ночью в город – и гекатомба точно закончится. Вряд ли кто-нибудь переживёт её даже в каменных домах с крепкими дверьми и ставнями на окнах. С таким упырём отряд опытных matamuertos не всегда может справиться, и никогда не обходится без потерь.

– И это слабейшие из моих слуг, - продолжила ведьма, - расходный материал. А как тебе такие?

Новый взмах руки и по обе стороны трона появились два крылатых демона, словно собранных из костей. Причём не только человеческих. Вместо перепонок в крыльях клубилась сероватая мгла, а глаза были чернее ночи, без единого проблеска разума. Идеальные убийцы. Я встречал упоминание подобных в книгах, читанных в Пассиньяно, появление их сопровождалось невероятными жертвами, а о том, как монстров удалось уничтожить, говорилось как-то подозрительно туманно.

– Всего лишь сердце одного бесполезного юнца, - рассмеялась ведьма, - лишь одно сердце дало мне такую невероятную силу! А свершив гекатомбу в этом жалком городишке, я…

У неё не нашлось слов, чтобы выразить охватившие её эмоции. Девица рассмеялась, и смех этот был вовсе не весёлым и беззаботным. Он буквально швырнул меня на колени, пригнул голову.

– Приведите его ко мне, - велела ведьма двум демонам. – Я выпью его до дна, раз уж он имел глупость явиться.

Я ощутил костяные пальцы на своих плечах. Демоны подняли меня, словно безвольную куклу, и подтащили ближе к трону ведьмы. Девица склонилась надо мной, длинным пальцем с остро отточенным ногтем приподняла мой подбородок. На лице её застыло брезгливое выражение, видно было, что прикосновение ко мне вызывало в ней отвращение.

Наши взгляды встретились во второй раз – и ведьма принялась тянуть из меня силу. Ту, что вложил проклятый слуга ещё более проклятого господина. Тогда, в мой последний рейд. Она чёрным потоком истекала из меня, из глаз, изо рта потянулись чёрные нити, быстро переплетающиеся между собой, становясь толще. Вот они уже стали похожи на змей, свивающихся в толстые косы, теряющиеся где-то в волосах ведьмы. Она не замечала в них мелких искорок гнилостно-жёлтого цвета. Это и было моё проклятье. Главное оружие, на которое я полагался в схватке с ведьмой.

Она долго не чувствовала его разрушительного действия, слишком уж слабым и незначительным оно казалось ведьме. Пока не стало слишком поздно. Она закричала от боли. Не знаю уж, что чувствовала ведьма, но её выгнуло дугой, а после та же сила швырнула её словно безвольную куклу на колени прямо передо мной. Костлявые пальцы демонов, сжимавшие мои плечи, отпустили меня. Я не стал оглядываться, но был уверен – исчезли и сами демоны. Весь мир вокруг нас стремительно выцветал, терял краски, становился всё менее и менее реальным. Ведьму колотили судороги, но я знал – сейчас разрывать контакта нельзя. Мы должны продолжать глядеть друг другу в глаза, покуда моё проклятье окончательно не уничтожит всю силу ведьмы, не выжжет её досуха, не оставив ни капли.

Очередной толчок швырнул ведьму прочь от меня, но я успел поймать её затылок, крепко сдавив голову девицы пальцами. Она дёргалась, будто в пляске святого Витта, [41] лицо её стремительно меняло выражения, голова тряслась, но я держал крепко. Ведь отлично понимал – сейчас только от этого зависит моя жизнь.

Пропала равнина под кроваво-красными небесами, исчезла пирамида вместе с величественным троном. Теперь мы с ведьмой стояли на коленях посреди великого ничто. Разум девицы, развращённый полученной силой, умирал, лишившись её. Вот ведьма дёрнулась в последний раз и начала безвольно заваливаться вбок. У неё не было больше ни глаз, ни век – лишь два бездонных чёрных отверстия, откуда на меня смотрела пустота.

41

Пляска святого Витта (хорея) - синдром, характеризующийся беспорядочными, отрывистыми, нерегулярными движениями, сходными с нормальными мимическими движениями и жестами, но различные с ними по амплитуде и интенсивности, то есть более вычурные и гротескные, часто напоминающие танец

Я поспешил отпустить её, давая выжженному изнутри телу упасть, и закрыл глаза…

…чтобы тут же открыть их снова.

Я без сил повалился на дощатый пол комнаты, где на кровати лежало тело ведьмы. Разум её умер, и тело незамедлительно последовало за ним. Но и у меня сил не было ни на что. Теперь жизнь моя зависела лишь от того, как быстро поймут, что я натворил, дон Бласко и Агирре. Ну и, конечно же, от расторопности Скрипача сотоварищи.

Дон Бласко первым шагнул к постели ведьмы. Та лежала такая спокойная, с таким умиротворённым выражением на лице, что и не понять сразу – спит ли или всё же мертва. А кастильцу хотелось верить в лучшее. Он поднёс к её губам клинок кинжала, как раз когда я нашёл в себе силы, чтобы начать подниматься.