Умри, моя невеста

– А это один хрен! – неприязненно махнул рукой подошедший Радченко, внимательно рассматривая гильзы. – И у меня такие же, тоже две штуки! После третьего выстрела перезаряжать не стали, вот третья в ружье и осталась. И, между прочим, это милиция зафиксировала, так что все официально!

– У нас тоже официально, – скороговоркой пробормотал Косых.

– Да? С каких это пор ты официальное лицо? – ехидно спросил Радченко. – Насколько я помню, обратно в органы тебя никто не приглашал! И вряд ли пригласит. Тебя, помнится, за взятки оттуда поперли?

– Это все твои домыслы! – бодрым голосом произнес Косых, быстренько убирая гильзы в карман вместе с коробочкой. Его, кажется, невозможно было сбить с толку этическими намеками.

– Короче, – раздельно произнес Радченко. – Мы никакую ответку не включали. Алиби у нас стопроцентные, и милицию мы сами вызвали в отличие от вас. Балтер-то тебе позвонил, когда узнал, а не ментам!

– Ребята, давайте оставим кипеж! – миролюбиво предложил Косых. – Разберемся!

Я увидела, что Бобров собирается что-то возразить, что он снова занервничал, и, побоявшись, как бы в таком состоянии не наломал дров, решила вклиниться.

– Думаю, это самое разумное. Без Балтера мы все равно ничего не решим. Ну что толку, если мы сейчас все перестреляем друг друга или взорвем? И Балтер за такое по головке не погладит. Если вообще останется кого гладить: силы серьезные с обеих сторон, и практически равные.

– Что за телка? – удивленно крутанулся на месте Косых, обращаясь к Боброву. – Твоя?

– Мой телохранитель, – нехотя ответил тот.

– Да? – живо поворачиваясь ко мне и быстро окидывая оценивающим взглядом, уточнил Косых. – Шутишь?

– Нет, – мрачно сказал Бобров.

– Охотникова Евгения Максимовна, – сама представилась я, сухо глядя на Косых.

– А-а-а! – протянул тот, поскребя свою лысину и с досадой стряхивая с ладони капли дождя. – Как же, слышал! Давно мечтал познакомиться, кстати! И что, Сева, хорошо она тебя охраняет?

– Пока не жалуюсь, – процедил Бобров.

– А в остальном? – подмигнул он ему с сальной улыбкой.

– А остальное – не по моей части, – ответила за него я, глядя в противные, бледные глазки бывшего мента. – Так что? Договорились?

Косых еще раз окинул меня взглядом, сплюнул на землю и пошел к воротам. На ходу он обернулся и бросил:

– Благоразумная она у тебя, Сева. Учись.

Мы втроем двинулись следом. Косых сделал знак охранникам Балтера разойтись и пропустить нас. Все расступились, только Артем Разуваев окинул нас на прощание крайне недружелюбным взглядом. Радченко пошел в свой «Ягуар», Бобров устроился рядом со мной. Процессия покатила обратно в город.

Я молчала. Бобров первым разлепил губы.

– И все равно я ему не верю! – выдал он.

– Почему?

– Потому что Балтер – это такая сволочь, что… – начал заводиться Бобров.

– Всеволод Евгеньевич, если вами руководят одни чувства, то на них, увы, мы ничего не построим. Нужна логика и факты!

– Факты? – повернулся ко мне Бобров. – А они говорят сами за себя! Балтера нет в городе, так что он мог спокойно инсценировать эту стрельбу, не опасаясь за свою жизнь! А вставить два новых стекла – это для него пустяки. Вот и весь ущерб!

– Но Радченко тоже не было дома сегодня ночью, – заметила я. – Не подозреваете же вы его?

Бобров на миг застыл, потом выпалил:

– Я уже никому не верю! Только зачем ему это надо?

– А Балтеру зачем портить собственные окна? Если вы решите, что это не он, следовательно, и угроза исходит не от него. А значит, и магазин отдавать ему нет никакого смысла. Так?

Бобров призадумался. Мои аргументы произвели на него действие, и он надулся.

– И самое главное: пистолет, подброшенный в ваш кабинет! Возвращаемся к этому вопросу. Как Балтер мог его вам подбросить, если там бывают только ваши проверенные люди?

– Ну, мои – это условно мои! – сказал Бобров. – Любого из них можно перекупить! И нужно проверить эту компашку! – Он кивнул на ехавшую впереди «Ауди».

– То есть вы не доверяете собственной службе охраны, – кивнула я.

– Я никому не верю! – вскричал Бобров. – Никому! Все уроды! Все норовят подставить! Все!

– Тише, тише, успокойтесь! – повысила я голос. – У вас паранойя, кажется, начинается! Ночь в СИЗО на вас явно подействовала. Вам нужно отдохнуть, выспаться и прийти в себя. Иначе все может кончиться больницей.

– Вы меня в психопатии подозреваете? – возмутился Бобров.

– Я имела в виду кардиологическое отделение, – пояснила я. – Вы уже постоянно хватаетесь за сердце, а на лице часто болезненная гримаса. Значит, сердечко ваше дает сбои.

Бобров сник и вздохнул.

– Точно, – признался он. – Сердце шалит последнее время. А завтра еще похороны Мишки! А тут вся эта свистопляска! Стрельба, авария, арест! Свихнуться можно!

– Вот сейчас приедем к вам, выпейте лекарство и отправляйтесь спать, – посоветовала я. – Нечего вам из дома высовываться без толку. А дальше подумаем, что делать.

Бобров еще раз вздохнул и поудобнее устроился на кресле. Остаток дороги мы ехали молча. На одном из светофоров нас обогнал «Ягуар», и высунувшийся из окна Радченко сказал:

– Созвонимся, Сева.

– Созвонимся, – проворчал Бобров, закрывая глаза.

Дома он, наспех расцеловав выбежавшую его встречать Ларису, сразу собрался к себе.

– Сева! – с обидой проговорила супруга. – Я так тебя ждала!

– Всеволод Евгеньевич неважно себя чувствует, – оповестила ее я. – Я бы даже посоветовала вызвать ему врача.

– Что с тобой? – сейчас же всполошилась Лариса.

– Все в порядке, ничего страшного, не надо никакого врача, – отказался Бобров. – А Катя где?

– Распевается в своей комнате. У нее завтра концерт, ты помнишь?

– О господи! – закатил глаза к потолку Бобров. – Я совсем забыл! Вылетело из головы!

В эту минуту на лестницы показалась Камилла.

– Папочка! – прощебетала она, быстро перебирая длинными ногами и сбегая вниз. Чмокнув отца в щеку, она капризным голосом маленькой девочки заявила: – Папа, я не хочу выступать в золотистом платье, оно мне не идет! В «Галерее» я видела бирюзовое, оно гораздо лучше! Ты дашь мне денег?