Унгерн: Демон монгольских степей

— Богдо-гэген сказал, что он готов признать революционное правительство красных монголов.

— Хорошо. А что твой хозяин для этого сделал не на словах?

— Богдо-гэген принял отставку Джалханцы-хутухты и всех его министров.

— Кто же теперь правит в Урге вместо них?

— Пока никто. Дом правительства пуст, и я приставил к нему надёжных стражников.

— Есть в Урге солдаты Унгерна?

— Нет, ни одного. Все их казармы и штаб в Маймачене пусты.

— Поезжай в город. Объяви там, что русские идут с нами как друзья монгольского народа...

6 июля передовая часть колонны советского экспедиционного корпуса (2-я стрелковая бригада Народнореволюционной армии ДВР) и красно-монгольский отряд вступили в Ургу без боя. Остальные войска, растянувшиеся по пути, вошли в город на следующий день. Среди и их были и члены Временного народного правительства во главе с Д. Бодо.

Въезд в столицу Сухэ-Батора мало чем напоминал торжество барона Унгерна фон Штернберга. В воздухе не витал запах пороховой гари, на улицах не валялись трупы людей и лошадей. Красные не держали винтовок на изготовку, как это было с белыми. Нейман и его командиры знали, что вооружённого сопротивления в Урге они не встретят. Последние её защитники в лице хорунжего Немчинова и немногих оставшихся у него конников уже сутки как подгоняли своих лошадей, торопясь уйти как можно дальше.

Сухэ-Батор ехал под красным знаменем, приветствуемый ургинцами. Многочисленные столичные ламы молчаливо стояли повсюду, смиренно опустив глаза в землю. Торжественное шествие двигалось по центральной улице Урги. Русские колонисты называли её Широкой, чтобы подчеркнуть главное достоинство. За Сухэ-Батором ехали четыре сотни красных цэриков, героев боя с Баяр-гуном под Алтан-Булаком.

Нейман старался соблюсти этикет начала пребывания советского экспедиционного корпуса в Монголии. Красноармейцы скромно шли вдоль домов по обеим сторонам улицы, ничем не демонстрируя своего «положения». Хотя военной силой в той ситуации являлись именно они, а не красные монголы.

Так в столице бывшей Халхи и бывшей Внешней Монголии опять поменялась власть.

Среди тех, кто из-за ургинских событий «оказался с носом», был маньчжурский диктатор генерал Чжан Цзолинь. Он уже стянул к пограничному Хайдару значительные силы своих войск с явным намерением вернуть Пекину его степную провинцию. Но после ввода советских войск в Ургу речь о военном походе на столицу Внешней Монголии уже не шла. Затевать большую войну на Дальнем Востоке с Советской Россией в планы хозяина Мукдена не входило. Чжан Цзолинь резюмировал события так:

— Потеря Урги не означает моего поражения. Я исполнял волю пекинского правительства, а оно не спешило в решениях. Это оно потеряло провинцию Монголию. Провинции же в моей Маньчжурии все целы...

В это время цин-ван Унгерн «отдыхал» уже третью неделю после боев под Троицкосавском и Кяхтой.

Обстановка складывалась самая благоприятная: белое войско никто не искал» не устраивал на путях-дорогах «азиатов» засад в лесах и степях монгольского севера. О семёновском военачальнике его враги словно забыли. Роман Фёдорович совсем было успокоился. Его не тревожило даже то, что сторожевые заставы вокруг лагеря на берегу Селенги несколько раз обстреливали небольшие отряды монгольских всадников. Их посчитали за партизанские. После первой же перестрелки они уходили прочь, не пытаясь даже издали вести наблюдение за станом белых. Фуражирам они не мешали.

На Селенге генерал-лейтенант фон Унгерн-Штернберг успешно справился с задачей переформирования Азиатской конной дивизии. Во-первых, поменялась её монгольская часть. Часть своих цэриков, которые не отличались стойкостью в прошедших боях, барон просто прогнал, отобрав у них казённые винтовки. Другая часть разбежалась по ночам сама. Однако численность монголов в дивизии не уменьшилась, а даже, наоборот, несколько увеличилась. Из ближайших хошунов союзные князья прислали новые пополнения в конное войско цин-вана. Кроме того, на реке Иро на сторону белых перешёл отряд красных монголов.

Из взятых в плен красноармейцев Унгерн приказал сформировать пехотную команду. Под бдительным «присмотром» она сражалась неплохо, но было ясно, что при первом удобном случае недавние бойцы советских войск покинут ряды «азиатов».

Но Унгерн фон Штернберг откровенно просмотрел стратегический ход противника: похода красных войск на Ургу он никак не ожидал. Весть о бескровном падении столицы Халхи принёс хорунжий Немчинов, который после нескольких дней плутания по степи нашёл унгерновский лагерь не к востоку от Урги, а севернее её, на берегах Селенги:

— Сухэ-Батор и красноармейские полки, господин генерал, шестого числа заняли Ургу.

— Урга пала?! А Богдо-гэген? Арестован? Убит?

— Нет, Богдо-хан жив.

— Что с ним?

— Он остался в своём дворце. Красные его не тронули, хотя власть в Урге теперь в их руках.

— А правительство Джалханцы-хутухты?

— Министры сдали власть правительству красных монголов. Тому, что было в Алтан-Булаке.

— Почему столица не защищалась? Где твой отряд, Немчинов? Три сотни моих лучших монгольских цэриков.

— Цэрики ушли на моление в Ургу во главе со своими сотниками и не вернулись. Я со своим десятком казаков удержать их Не смог.

— Порол трусов?

— Порол, господин барон. Но не помогло.

— Значит, хорунжий, порол ты их плохо, если послушания не добился.

— Виноват, господин генерал.

— Да ладно уж. Я своих цэриков сотнями выгоняю. Сдать Ургу красным! А что же этот батор Максаржав, которого я освободил из китайской тюрьмы в Урге? Его монголы называют своим великим генералом.

— Богдо-гэгеновский Максаржав Хатан-Батор теперь готов воевать с красными против нас.

— Ясно. За тобой погоня была?

— Нет, хвоста за собой на Селенгу я не привёл. Можно проверить.

— Верю. Иди к начальнику штаба дивизии и передай ему мой приказ. Тебе командовать сотней монголов...

— Благодарю, господин генерал.

— Если наберёшь в хошунах ещё цэриков, то разрешаю сотню развернуть в дивизион...

Получив ургинские новости, Унгерн понял, что красные его должны начать искать. И скоро обнаружат селенгинский лагерь. Поэтому он стал торопиться в решениях. Из Ван-Хурэ, тыловой базы Азиатской конной дивизии, вызываются обозы. Вывозятся все запасы, пусть и небольшие, провианта и боеприпасов. Теперь каждый всадник имеет на винтовку почти двести патронов, чего раньше не было.

Эстляндский барон, как говорили в походных палатках и юртах, начал вновь готовиться к походу. Только куда? Выбивать Сухэ-Батора из Урги? Вновь прорываться к Байкалу? Идти на соединение с атаманом Семёновым для удара по Чите? А может быть чингисхановской тропой на Китай?

Сам Унгерн пока молчал о своих планах. Он ни с кем не советовался, никому не доверялся. Кроме лам-прорицателей, которые каждое утро с рассветом покидали его юрту с поклонами демону монгольских степей. Уж они-то точно знали, куда собирается идти войной цин-ван Богдо-гэгена.