Уроки украинского. От Майдана до Востока
Шрифт:
— Где вы стояли? — спрашивает Алексей.
— Между Дмитровкой и российской границей. А четыре дня назад с той стороны пришли луганские пацаны. И соединили нас с остальным ополчением. Они тоже — приколисты такие. На тракторе заехали. А мы подумали, танк едет, и чуть им не въебали.
— Укропы сильно вас утюжили артиллерией? — задает вопрос Алексей.
— Между нами был котел, и у них в этом котле ни хуя оружия не было. Они даже минометами не обстреливали. Были у них диверсионные группы, но мы их отслеживали. А я сам видел — в зеленке двое на дереве болтались. То ли обкуренные были, то ли другое с ними чё — не знаю.
— У
— А нас поливали будь здоров, — отзывается Алексей.
— Мы когда смену сменили, — говорит попутчик, — пришли и увидели — там бой охуеть был какой. Деревья повалены. А у нас только один боевой был поход… Там нет ни Интернета, ни Ютюба, и хрен дозвонишься. Там все глушится. Потому что представьте — в лесопосадке включается пятьдесят российских симок одновременно, через десять минут ракетный удар, и все… Вкопались мы там, охуеть как! У нас был хороший командир. Он дал приказ арестовать, я арестовал. Не дал, я не арестовал…
— Чеченцев встречал? — продолжает Алексей.
— Нет. Говорят, они пленным кишки через рот достают. И ходят по зеленке бесшумно, как кошки.
— Вы сами видели? — спрашиваю его.
— Хватит мне выкать! — снова прикрикивает он и сразу смеется. — Нет, сам не видел… А знаешь, как боишься ночью? Пиздец как!
— Почему? — спрашиваю его, а за окном в это время проплывает степная ночь.
— Потому что ночью убивают бесшумно… — понизив голос, говорит он и снова смеется.
— Бухать в таких случаях надо, — советует Алексей. — Ты в окопах от страха ссался или спал?
— Я не ссался.
— Тогда спал?
— Нет, но не ссался.
— Есть только два варианта — либо ссышься, либо спишь. Смелые впадают в адреналиновый сон, трусы — ссутся.
— Мы у укров такую хуйню натовскую взяли, туда консерву фигачишь, и она нагревается!
— Это термохимическая реакция. Там карбид, — говорит Алексей. — У немцев тоже такие были.
— Ночью убивают бесшумно… — повторяет попутчик, глядя в окно. Он произносит эту фразу несколько раз, а потом, оторвавшись от окна, серьезно добавляет: — Все хуйня — кроме пчел. Но и пчелы — тоже хуйня.
В Ростове он выходит. Достает из кармана двести гривен — несколько мятых бумажек по пятьдесят, двадцать и десять. Изучает их под светом фонаря. Пересаживается на такси и едет на базу. Алексей на прощание хлопает его по плечу со словами — «Мужик, больше туда не езди. Ты там уже побывал. Не твое это».
— Он ссался под себя, — говорит Алексей о случайном попутчике, возвращаясь в машину. — Он ушел из подразделения, потому что посчитал, что он — не пушечное мясо, чтобы сидеть в степи и ждать, когда подползет враг и перережет глотку.
— Откуда ты это знаешь? — спрашиваю его.
— Я видел на фронтах героев и видел трусов. Слушая его рассказы, я сопоставлял их с тем, что видел сам. Я знаю, что они от страха стреляли в ночи. Они настолько скованы страхом, что готовы убить любого, кто приближается к ним. Он недоволен тем, что ему выдали всего три магазина, и он готов был бежать с позиции после первых двух выстрелов.
— Может быть, не стоит так жестко судить человека, который не имеет боевого опыта?
— В июне от моей роты осталось всего двадцать шесть человек. Их оружие мы закопали с Сергеем, подчиненным Пети, — кивает на сидящего у руля, — в «зеленке». С этими двадцатью
шестью, которые, как вы с этим трусом утверждаете, — «не пушечное мясо», — мы продержались под обстрелами неделю. Потому что надо было держаться. Мы должны были дать возможность пройти танкам и новым батальонам ополчения.— Эти двадцать шесть тоже были добровольцами из России?
— Да, в основном — казаки… А этот сантехник представлял себе войну пафосно — тупые враги бегут по полю, а ты из пулемета по ним — тра-та-та-та. Вот когда пехота идет по полю с закатанными рукавами, это означает одно — командир этой пехоты на все сто уверен, что те, кто сидит в окопах, почти все уже мертвы. А те, кто жив, поднимут руки вверх. И это — хороший командир, он знает, что сделал все, чтобы не было потерь. Но, прежде всего, он хорошо выучился военному делу.
— И ты этим летом ходил по полю с закатанными рукавами?
— Я не ходил с закатанными рукавами, но мне нужно было сделать так, чтобы ко мне в окопы противник так не пошел. Хороший командир пустит своих солдат в атаку только после того, как убедится — девяносто процентов личного состава обороняющихся погибло. Вот тогда можно идти по полю… Но этот человек, — снова возвращается к попутчику, — он вызвался быть солдатом, и он должен был выполнять свой солдатский долг, переносить все тяготы и лишения, а также приказы командиров мужественно. Тем более что он — доброволец из России.
— Он — прежде всего, житель мегаполиса, — напоминаю я.
— А этими чеченами все бредят, — продолжает он. — Даже женщины в Гуково (Ростовская область) рассказывают друг другу, что, непонятно откуда взявшиеся, приходят туда чечены. Переходят границу, вырезают украинских солдат, а потом под утро возвращаются через границу, приходят в Гуково, и этими же ножами режут баранов, едят, танцуют лезгинку.
— Но это же неправда?
— Неправда. Но все в нее верят. Как и в то, что чечены ходят по лесу бесшумно и достают кишки спящих украинских солдат через рот. А знаешь, почему живут эти страшилки про чеченов? Потому что все привыкли ночью в окопах спать!
— Ночью убивают бесшумно, — произношу я, глядя в окно, на Ростов-на-Дону, который еще не спит.
Ростов-на-Дону. Кофейня. Казачий атаман возвращается в Луганск. Сегодня у меня есть время задать ему только два вопроса — о чеченцах и о добровольцах. На первый он отвечает коротко — чеченских бойцов распиарили сверх меры. Они хороши в горной местности, но Донбасс — плоскость. Слава сыграла против них — узнав, что в составе группы есть чеченцы, украинская армия применяет к ним удвоенную силу.
— Что касается «баз» ополченцев, — говорит он, — это не тренировочные базы. Тут много туристических баз — отсюда название. Недавно какое-то ваше СМИ писало о базах, где тренируют добровольцев. «Минплита» — это полудохлая турбаза на левом берегу, достаточно дешевая. Ее оккупировали ополченцы. Там перевалочная точка для них. Но не лагерь подготовки! Они живут там дня по три и уже с нашей помощью двигаются дальше. У них там сейчас охрана, и теперь они ни с кем из журналистов общаться не хотят! Но добровольцы едут со всей страны, а все дороги ведут в Ростов. Часть ополченцев по утрам устраивает пробежки и занимаются тактикой по кустам. Что для аборигенов иногда выглядит довольно странным, — смеется. — Остальное расскажу при новой встрече, не сейчас.