Ушли клоуны, пришли слезы…
Шрифт:
— Наши люди и его люди находятся в институте, вы знаете. Охраняют сотрудников.
Лягушки расквакались — сил нет.
— Да, — сказала Норма. — Да, да, да. И что?
— Через пятнадцать минут после того, как мы с доктором Барски вылетели на Гернси, доктор Каплан отправился в сто двадцать второе отделение связи, куда ему позвонили — чуть погодя — из Парижа.
— Это Лангфрост так говорит?
— Да.
— Откуда он знает?
— У спецгруппы есть информаторы в Париже — после истории в госпитале имени де Голля.
— Допустим. И дальше?
— Эти люди в Париже наблюдали за человеком, который позвонил в сто двадцать второе гамбургское отделение
— Да, — сказала Норма, сама не зная, произнесла она это или подумала. — На снимке Патрик Рено из «Еврогена».
25
Лягушки квакали, квакали и квакали.
— Поверьте, мне искренне жаль, — сказал Сондерсен.
— Почему же?
— Поскольку тут замешан доктор Барски. После убийства доктора Милленда Лангфрост со своими людьми установил в отеле «Бо Сежур» и в других больших отелях острова аппаратуру для прослушивания телефонных разговоров. Под видом техников они заявились на телефонную станцию и объяснили девушкам-телефонисткам, что необходимо заменить «полетевшее» реле. Барски не мог этого знать. Пару часов назад не было даже известно, что мы проведем ночь в «Бо Сежуре». Он был совершенно спокоен.
— Спокоен? Как вас понимать?
— Уверен, что его никто не подслушивает. Едва поселившись в номере, он связался с Гамбургом. — Сондерсен достал из кейса маленький японский магнитофон. — Вот запись разговора. — И он нажал на клавишу.
— Эли, — услышала она голос Барски.
— Да, — ответил ему Каплан.
— Раньше не мог. Развитие позитивное. Ты долго ждал?
— Почти два часа. Мы в цейтноте. Я хочу обязательно успеть на последний рейс. Сделал все, как ты велел. Он ждет в Орли.
— Удачи тебе!
— Благодарю.
Сондерсен положил палец на клавишу.
— Слышали? Последний самолет из Гамбурга в Париж приземлился в Орли в двадцать три сорок, и Каплана там встречали люди Лангфроста. Его и Патрика Рено, который за ним приехал. На машине Рено они поехали в Сарсель.
— Куда?
— В Сарсель, маленький северный пригород Парижа. Вошли в один из домов. И почти сразу вышли — но уже втроем. Третьим был Пико Гарибальди.
— Кто?
— Пико Гарибальди из «Генезис два» в Монте-Карло. Охранник из института доктора Киоси Сасаки. Вы приезжали к нему с доктором Барски, фрау Десмонд.
— Да, да, еще бы не помнить. У него изумительная клиника в Ницце, — сказала Норма. — Я только подзабыла, кто такой Пико Гарибальди. Значит, это тот человек, который украл из сейфа дискеты. И к нему отправились Каплан с Рено? В… в…
— Сарсель.
— Вы говорите со слов Лангфроста?
— Да. После того как Джек Кронин, которого на самом деле зовут Лоуренс и который работал в американской правительственной лаборатории в пустыне Невада, скрылся из Парижа, Лангфрост перерыл всю его квартиру. И напал на след, который привел его к Гарибальди. Можете не сомневаться, что именно за Гарибальди Каплан с Рено заезжали в Сарсель. Лангфрост — первоклассный специалист. — Сондерсен взглянул на наручные часы. — О нем мы поговорим попозже. Из Сарселя все трое вернулись в Париж и поехали на улицу Ришелье, шестьдесят пять. Там живет Рено. Машину поставили в подземном гараже.
— И где они теперь?
— Сидят в квартире Рено. С полчаса назад Барски звонил ему.
Опять из отеля. Компьютер на телефонной станции фиксирует все набранные номера. Номер телефона Рено есть в телефонном справочнике. Так что ошибка исключается. Их разговор мы тоже записали.Полчаса назад, подумала Норма, я была в комнате Яна. Может быть, он хотел поскорее избавиться от меня, потому что заказал разговор? Сондерсен снова включил маленький магнитофон.
— Все ясно? — услышали они голос Барски.
— Все ясно, — ответил другой мужской голос.
— Это Рено? — спросил Сондерсен.
Норма кивнула. Она побледнела.
— Ну как? — голос Барски.
— В Брайзахском монастыре мне очень понравилось, — ответил Рено.
— Ну, я очень рад! Чао, Патрик.
— Чао!
Сондерсен выключил магнитофон.
— Упоминание о монастыре, конечно, что-то вроде условного кода, — сказал он.
Они обо всем договорились заранее, подумала Норма. И о звонке — тоже. Радоваться мне, что ли? Слава Богу, Ян, тебе не пришлось изображать влюбленного. А я законченная идиотка. Да, нам очень понравилось в монастыре в Брайзахе, подумала Норма. Великая умиротворенность! Дивный покой! Прекрасный монастырь в Брайзахе! И что — это кодовое слово для Рено и Яна? Почему бы им не найти другого? Он постоянно говорил, как влюблен в монастыри и церкви. Лгал? Чтобы набить себе цену? Ян прилетел на Гернси. Из любви и заботы обо мне, это его слова.
А на самом деле — чтобы посеять всеобщее недоверие? Чтобы снова запутать все следы? Ян — предатель? И Каплан — предатель? Оба — предатели? Исключается. Не может этого быть. Да, подумала она, не может? Сколько раз ты думала так за последние двадцать лет — а невозможное становилось возможным и непредставимое действительностью. Только не с Яном, подумала она, Ян не предатель. Эта мысль убьет меня. Я этого не перенесу. Ничего, перенесешь. Ты еще не то переносила. Совсем не то…
— Итак, — услышала она голос Сондерсена, — летите вы со мной или нет?
— Всенепременно.
— Я не сомневался.
— Но почему летите вы? Почему не Лангфрост?
— Все, что он делал до сих пор во Франции, делалось нелегально. И не только там. Он вынужден держаться в тени.
— А вы? Вам можно?..
— Мне можно. Более того, я должен. Я буду сотрудничать с французами официально. С Полис жюдисьер. Это французский партнер ФКВ.
— Спасибо, — сказала Норма.
— Мы ведь тоже партнеры, разве нет? Вы мне очень помогли, и не раз. Ах да, насчет одежды! Я был настолько уверен, что вы согласитесь… Я позвонил моим сотрудникам в Гамбург и попросил, чтобы одна из сестер уложила ваши вещи. У вас ведь все в институте. Чемодан доставят в аэропорт к первому утреннему рейсу. В семь тридцать.
— Спасибо за все. Но как мне быть с господином Вестеном? Он чувствует себя неважно. Мне не хочется его будить. Но знать, где я, он должен обязательно.
— Напишите ему несколько строк. А попозже будет время позвонить по телефону, — посоветовал Сондерсен.
26
Когда они на специальном самолете ФКВ перелетали через Ла-Манш, давно рассвело. Над горизонтом поднималось солнце, похожее на красный мяч. Цвета воды и неба менялись — серые, серо-голубые и синие. Норма, донельзя расстроенная, вспоминала, что наблюдала уже однажды такую игру красок, когда вода другого моря через каждые несколько секунд приобретала иной оттенок. Она думала о Яне, не в силах отделаться от мыслей о нем. В то время как сидевший рядом Сондерсен рассказывал…