Ушли клоуны, пришли слезы…

В проходе появился второй пилот, расставил на столиках чашечки с кофе и пирожные на блюдечках.

— Пирожное? Кто это позаботился? — спросила Норма.

— Комиссар Коллен.

— Благодарю, мсье, — сказала Норма сотруднику Полис жюдисьер. — Такое внимание встретишь только во Франции.

Они сидели и попивали горячий кофе со свежайшими пирожными, а внизу проносились прекрасные пейзажи: поля, горы, долины, реки и леса.

«Места дивные, а мир отвратителен», — сказал Ян, подумала Норма. Ах Ян, Ян…

Минут через сорок пять из динамика послышался голос первого пилота:

— Над побережьем нам придется свернуть в сторону. Горят леса у Лазурного берега. Жара невыносимая. Горячий воздух поднимается очень высоко. Не волнуйтесь, если немножко покачает. Пожалуйста, пристегнитесь! Благодарю.

— Каждый год одна и та же история, — сказал Коллен. — Но на сей раз особенно плохо. Пожары бушуют почти по всей территории департамента за Каннами, за Ниццей, до самого Монте-Карло.

— Что значит — каждый год? Их поджигают? Пироманы какие-нибудь или безумцы? — спросила Норма.

— И это в том числе. Но не только. Никто ничего объяснить не в состоянии. Кое-кто предлагает даже вырубить леса. Представьте себе, сколько к нам приезжает разного народа! Все забито туристами. Сотни кемпингов. Катастрофа, да и только! На сегодняшний день погибло больше двадцати человек. Неизвестно, сколько получили тяжелые ожоги. Сгорело множество домов. Пожарные работают круглосуточно.

Самолет подрагивал. Солнце скрылось за черными клубами дыма. Внизу проплывали черные облака, вздымались языки пламени. Самолет задрожал сильнее.

— Все в порядке не тревожьтесь, — услышали они голос первого пилота. — Машина у нас маленькая, легкая. На рейсовых лайнерах вы ничего не ощутили бы. Но и они огибают район пожаров. Сейчас мы пойдем над морем, будет поспокойнее.

Вскоре черные облака и отблески пламени пропали. Под ними плескалось ослепительно синее Средиземное море. Синее, как небо сейчас. Норма видела, как по волнам скользит множество яхт. Их самолет сделал крутой заход на сушу.

— Ветер резко изменил направление, — доложил первый пилот. — Он гонит дым к Ницце. Не отстегивайтесь. Сейчас пойдем, как говорится, по кочкам. Но случиться — ничего не случится. Разрешение на посадку у нас есть.

Еще три минуты самолет летел под синим небом над синим морем, а потом они нырнули в стену дыма и оказались как бы во тьме. Сейчас машина довольно сильно дрожала, по проходу с грохотом покатился чей-то саквояж. Что в него такого наложили, уму непостижимо. Самолет то взмывал вверх, то резко снижался. Он словно превратился в мячик, которым играла неведомая сила. Электрические, освещавшие салон лампочки помигали немного и погасли окончательно. Самолет словно проваливался в дыру. Слишком быстро, подумала Норма, слишком быстро! Она почти физически ощущала усилия пилотов, старающихся посадить машину. Сейчас, днем, они оказались в ночи.

29

В зале международного аэропорта «Кот д’азюр» царил хаос.

Женщины кричали, дети плакали, мужчины ругались. Люди лежали на полу в самых неудобных позах, вконец измученные. Кто-то истерически вскрикивал от страха. Большинство было перепачкано с ног до головы. Лица в саже, одежда в грязи. Перед стойками различных авиакомпаний дело доходило до драк. Потные полицейские тщетно пытались установить порядок. То и дело женские голоса объявляли, что в ближайшее время ни один самолет не взлетит.

Норма видела людей с красными, воспаленными глазами, в разорванной одежде, державших на руках детей и сидевших по углам зала с потерянным видом. Она сфотографировала их. Освещение было скудным, хотя горели все неоновые лампы. Идя вслед за мужчинами, прокладывавшими дорогу через толпу, она достигла выхода.

Снаружи было темно. Норме вспомнились воздушные налеты во Вьетнаме, Камбодже, Лаосе, Ливане, Бейруте. Та же буря, те же запахи, та же гарь и та же тьма в городе солнца, веселья и цветов, подумала она.

Никакого движения машин от аэропорта в сторону города не было. Автобусы, легковые машины и трейлеры образовали пробку. Гудели они так, что никто никого не слышал на расстоянии нескольких шагов. И здесь люди плакали от страха и беспомощности. Да, пахнет влажным горелым деревом, как после бомбежки, подумала Норма. Но темень иная. Страшная, пронизанная золотыми солнечными нитями. Не больше чем в двухстах метрах отсюда, на набережной, беспрерывно выли сирены санитарных машин. Под сильным ветром низко наклонялись пальмы, раскачивались их ветви.

— Вот, — воскликнул Коллен. — Вот эти машины!

Появились два «мерседеса» с включенными фарами. Они заторопились к первому. Коллен рванул на себя дверцу, и Норма прямо-таки упала на заднее сиденье. Коллен устроился рядом с ней, а Сондерсен — рядом с водителем, похожим на кетчиста, [37] великаном с курчавыми волосами, толстыми губами и очень темными глазами.

— Это комиссар Рикардо Торрини, — проговорил Коллен в наступившей тишине. — Шеф полиции Ниццы. Я его переполошил, сообщив, что эта троица в его владениях. Куда они запропастились, Рикардо?

37

Кетч — вид борьбы.

— Они в Симьезе, — ответил широкоплечий великан. — Поехали прямо в клинику доктора Киоси Сасаки на авеню Белланда.

— Ты все перекрыл, Рикардо?

— Все, — сказал Торрини. — Человек сто окружили здание и территорию. Мышка не проскочит. Я только что говорил со старшим, — он указал на микрофон радиотелефона. — Сасаки сидит с ними в своем доме. Горит свет, и их отлично видно. Нет, им не уйти. Они все равно что в западне. Только вряд ли они по собственной воле в эту западню попались. Не кретины же они. Таких кретинов свет не видывал!

— Почему же они так поступили? — спросила Норма.

Французский комиссар Полис жюдисьер с итальянской фамилией ответил типичным для южанина жестом — вскинул руки.

— Ах, мадам!

— Можно начинать? — спросил Коллен.

— В любую секунду. — Великан взял микрофон. — Вторая машина! Мы на подходе. Адрес нам известен — на тот случай, если мы разминемся.

— В порядке, шеф, — отозвался мужской голос.

Во втором «мерседесе» сидели сотрудники Торрини, один из них за рулем. Комиссар дал газ, включив одновременно сирену и мигалку. Машины рванули в сторону виадука, ведущего к набережной, а потом свернули на итальянскую автостраду. Здесь движение было не таким оживленным. В пронизанной солнечными нитями тьме все машины шли с включенными фарами.